Две недели перед новым годом - Лад Иванов
Там не было окон — это я потом уже убрал кирпичи и вставил рамы. Основная комната была заставлена пустыми деревянными ящиками, которые вы видели сегодня утром. Они очень добротные, из дуба. Я привёз торцовку, рейсмус, другой инструмент. Расколотил ящики и сделал из старых досок стеллажи, на которых там, в будущем, лежат «экспонаты» из нынешнего времени.
Несмотря на то что комнаты эти были за плотно закрытыми дверьми, вокруг был толстенный слой пыли. Уж и не знаю, каким образом она туда проникла. Ох и долго мы чистили, отмывали всё с родителями. И вот однажды, отчистив и обрабатывая шлифмашикой старый паркет в кабинете, я обнаружил квадратный зазор люка в полу и, естественно, бросив всё, принялся открывать его. Помню, ничего не получалось сначала. А открыть хотелось быстрее, словно коробку с игрушкой в детстве. Пришлось, не пожалев старого паркета, прикрутить к люку ручку.
Я включил фонарик на телефоне и полез вниз. Было страшно. Но интересно. Страшно интересно. Там, под землёй, было всё так же, как вы сами видели сегодня. Пустой зал с колодцем посередине и стоящим возле него стулом.
Под потолком на проводе висела лампа. Я долго искал выключатель и только спустя время додумался довернуть её в патроне.
Я оглядел внимательно сводчатые стены, на которых ничего не нашёл, кроме нескольких кирпичей с необычным клеймом в виде мастерка. Тогда я решил спустить переноску на шнуре в колодец. На дне воды не было. Я полез вниз. Спустился. Там ничего. Только глиняный пол и длинный коридор, ведущий из стены колодца, до конца которого не добивал свет фонаря. Ну конечно, не откладывая, я пошёл вперёд. Медленными шажками. Микроскопическими. Разглядывая внимательно стены, пол, потолок. Пытаясь рассмотреть то, что впереди, постоянно оборачиваясь назад, чтобы убедиться, что лампочка переноски всё ещё горит. Шаг, ещё шаг, ещё… И вдруг фонарь гаснет. Я поднимаю руку к голове, чтобы нажать кнопку, но на лбу его нет. Оборачиваюсь назад и не вижу света лампы. Темнота абсолютная, непроницаемая. Тягучая чёрная темнота. И только бешено колотящееся сердце, звук которого эхом отражается от стен. И вот тут я понимаю, что стою абсолютно голым.
Я бросился назад, с размаху врезавшись плечом в стену и содрав кожу, но сделав всего шаг, вдруг зажмурился. На полу лежит горящий фонарь, а впереди ярким светом бьёт в глаза двухсотваттная лампа переноски. Я смотрю под ноги и вижу, что стою на своей одежде, валяющейся на сыром глиняном полу. Как был, не одеваясь, я бросился вперёд, пулей вылетел из колодца, вытянул за собой провод с лампой, также быстро поднялся наверх в кабинет, захлопнул люк и уселся на стуле, тупо глядя на крышку люка и прижимая к голой груди горячий алюминиевый плафон переноски. У меня даже шрам остался от ожога.
Саша машинально продел пальцы за пазуху рубашки.
Рассказчик взял пододвинутую слушателем рюмку и обвёл взглядом шумящий зал ресторана, словно только сейчас попал в него прямиком из тёмного подземелья.
— Мой отец всегда утверждал, что первый тост должен подниматься за основное событие, произошедшее в преддверии застолья, второй за Россию, а третий за здоровье, — сказал он, накалывая вилкой кусочек гребешка.
— А четвёртый?
— Четвёртый по ситуации. Главное нельзя допустить, чтобы четвёртый был последним. Или останавливаться на третьей рюмке, или пить пятую.
— Почему?
— Не знаю. Величайшая загадка всей моей жизни. На втором месте — происхождение тоннеля.
Чокнулись, выпили за Россию, закусили.
— Ну так вот… — собираясь с мыслями, продолжил Саша. — Сижу я голый, смотрю на люк в полу и потихоньку начинаю подозревать, что схожу с ума. Так в тот день и уехал домой. Надев на голое тело рабочий халат и босиком дойдя до машины во дворе. Благо ещё, что шёл дождь и я не приехал с утра на велосипеде.
— И что дальше? На другой день успокоился, вернулся и прошёл путь до конца? — нетерпеливо спросил Павел Петрович.
Саша ухмыльнулся:
— Э нет. На следующий день я только лишь спустился, подобрал свою отсыревшую одежду, вернулся с ней наверх. Посидел, попил чаю. Потом опять полез.
Повторилось всё то, что было вчера. Ну кроме того, что я не ломился в панике наверх. В тот день я ходил через грань ещё три раза. Но дальше не сделал ни единого шага в темноту.
В последующие дни я ещё, наверное, сотню раз проходил через раздел туда и обратно. Каждый раз делая на один шаг больше. Убегая назад, чтобы постоять в свете и отдышаться. Я пробирался на ощупь в прямом смысле. Ощупывая пол, стены, потолок.
Добрался до лестницы наверх, поднялся в подземный зал, нашёл скобы, вбитые в стены и ведущие на поверхность. Тогда я ещё не понимал, что иду по тому же самому пути. Поднялся в свою собственную мастерскую. Тогда я думал, что пробрался в какое-то помещение в соседнем доме, хотя по геометрии, осознанной на ощупь, и видел уже их абсолютную идентичность.
И вот через несколько дней, добравшись, наконец, до своего кабинета, я нащупал выключатель, включил свет и увидел старый шкаф, точь-в-точь как у меня. Внутри были совсем ветхие древние сюртуки, сорочки и брюки. На полке рядом лежало исподнее. На другой полке я нашёл золотой перстень с красным восьмиугольным
