Вторая Отечественная - Даниил Сергеевич Калинин
Несколько коротких очередей моего станкача настигают лежащих турок — дернувшись, османы застывают, а снег под ними начинает стремительно буреть.
И словно поняв, что и лежащих могут запросто достать, кто-то из турок — возможно, унтер или даже офицер, судя по сверкнувшему в руках ятагану — вскочил на ноги, взмахнув клинком в нашу сторону, и дико закричал:
— Имши Ялла!
— ИМШИ ЯЛЛА!!!
Отчаянный в своей дикости и первобытной ярости крик, от которого невольно мурашки по спине побежали, раздался впереди — чуть более, чем в сотне метров от нас. И вся масса турецких солдат в стеганных шерстяных плащах тут же поднялась на ноги — и бросилась в атаку в едином порыве!
— Лежите твари, лежите! А-а-а-а!!!
Заряд ярости османов передался и мне — вместе со страхом перед многочисленностью врага и грядущей расправой в случае их победы… В этот раз я сразу открыл огонь длинными очередями на подавление, выкашивая атакующих! Первая же очередь опрокинула на спины с десяток вражеских солдат, вторая еще сильнее углубила брешь в их рядах — прямо напротив нашего гнезда. Третья, бодро отрокотав десятка полтора патронов, вдруг оборвалась с сухим ударом бойка — и отстрелянная лента безвольно свалилась слева от пулемета…
— Василь, ленту!!!
Второй номер, очевидно еще ни разу не бывший в бою, замер с открытым ртом, взирая на османов; ужас застыл в его глазах — парень явно в ступоре. Но крепкая затрещина, от которой явственно дернулась его голова, привела «помощника наводчика» в чувство:
— Ты охренел?! Ленту, живо!!!
…Мы бы не успели — даже не смотря на плотную пальбу армянских дружинников, поддерживающих мой расчет. Ну что такое пробежать сто метров, пусть даже по снегу, когда тебя ведет отчаянная жажда жизни и желание расправиться с врагом? Врагом, преградившим путь к теплому жилищу — и самой важной победе в жизни и войне?! Как назло, кончилась пулеметная лента, за расходом которой я не уследил. Как назло, потерялся второй номер, не имеющий боевого опыта… И несмотря на спешку (а точнее, благодаря ей!) Василь не смог как надо вставить кончик ленты в преемник с первого раза.
Короче, османы успели бы добежать до нас. Или, по крайней мере, обойти пулеметное гнездо с флангов — после чего турки неминуемо бы нас расстреляли…
Но именно в этот миг вступил в бой Прохор.
Угрюмый крестьянский сын с угловатыми, крупными чертами лица (сказывается вырождение закрепощенного веками народа, выживающего без обновления крови) с началом атаки достал из сидора две архаичные гранаты. А после сноровисто и довольно метко метнул их в наступающих врагов! Гранаты эти наверняка за авторством Рдутловского, хоть и ранее я их никогда не видел (очевидно, еще довоенная разработка) — и состоят из деревянной ручки и цинковой прямоугольной коробки со взрывчаткой. Краем глаза я заметил, что третий номер расчета вначале что-то сдвинул на корпусе гранаты, а уже перед самым броском ее сдернул с рукояти широкое кольцо — не иначе, освобождая спусковой рычаг…
Я еще успел подумать про двойной предохранитель и о том, что парень вставил запалы заранее — а после, метрах в двадцати пяти впереди нас дважды солидно так бахнуло! Прямо перед турками, обходящими пулеметную точку с флангов — вроде даже кого-то достав … Метров за десять от места падения гранат.
Впрочем, главным оказался не нанесенный врагу урон — а сам факт взрывов и произведенный ими эффект. Ранения получило, быть может, всего пара человек — но при виде того, как после подрыва «ручных бомб» падают товарищи, бросились на землю и многие другие турки! Иные же замедлили свой бег, несколько отрезвленные действием нового оружия — а я к тому моменту наконец-то перезарядил «максим»… И, подняв предохранитель, утопил гашетку до упора, посылая во врага смертельный вихрь горячего свинца!
— Получите, твари!!!
В этот раз я уже не позабыл про косоприцельный «фланкирующий» огонь, начиная вести ровную строчку пуль на полфигуры впереди от бегущих боком ко мне османов… И ведя ее навстречу их движению. При этом поочередно направляя извергающий пламя и свинец ствол пулемета то влево, то вправо — надеясь в душе, что таким образом я хоть как-то собью туркам прицел!
Но ответная вражеская пальба на бегу оказалась на удивление жидкой и неточной — многие просто не стреляли, а если стреляли, то в движение, не целясь. Короче, повезло мне — ни одна случайная пуля, которая, как известно «дура», не зацепила голову в те мгновения, когда щиток ее не закрывал. Не пострадали и члены расчета — более того, я даже не заметил попаданий в бруствер или по самому щитку станкача!
— Лента!
Взявший себя в руки Василий успел вовремя вставить ленту в приемник — а я, лихорадочно передернув рукоять пулемета, дослал очередной патрон в ствол, изготовившись к бою. Но крошечная пауза уже не сказалась на ходе боя: турецкая атака захлебнулась по всему фронту, попав под свинцовый ливень «максимов». Кажись, справились все расчеты прапорщиков, которым я перед самым подъемом успел подтянуть только теорию… На ум пришел подпоручик Малышев — интересно, его-то расчет успел развернуться хотя бы просто на снегу и вступить в бой? Но мысль о вредном служаке мелькнула и пропала — залегшие кто в тридцати, кто в сорока метрах от нас турки вновь начали стрелять.
Теперь уже густо и прицельно.
И крепкий, но несколько громоздкий щиток «максима» стал лучшей для них мишенью…
Пулю засвистели над нашими головами, ударили в бруствер — и если по фронту метровой толщины снег все также надежно держит горячий свинец, то по бокам мы не успели его как следует утрамбовать и подсыпать. Очередная пуля пробила насыпь насквозь — и ударила в противоположную стенку ячейки, где мгновением ранее сидел Прохор… Слава Богу, тот успел вовремя прихватить и подтащить второй цилиндр с патронными коробами!
Еще несколько пуль вновь ударили по пулемету; от отдачи пошатнуло даже меня, сидящего на подушке-сидение «хобота». Но самое страшное — это дважды раздавшийся громкий стальной лязг, и последовавший за ним отчетливый
