Алексей Волков - Гусарская дорога
Сейчас, в некотором отдалении от полыхающего города, гусар казался совсем не таким, как в первые дни их встречи. Теперь это был воин, человек, который знает, что делать. Да, сейчас он отступает вместе со всеми, однако видно: в любое мгновение Арсений готов к драке, даже если драться предстоит со всем светом. Поневоле позавидуешь его избраннице!
А как смотрит! Столько восхищения во взгляде, что комплименты не нужны.
— Вам здесь не место, Юлия Михайловна, — голос гусара был тверд. — Французы — ерунда. У них разброд не меньше нашего. Не станут они нас преследовать после сражения под Бородином, — последнее слово было выделено. Арсений признавал правоту гостьи. — Взгляните, это же великое переселение народов! Сплошное неудобство, особенно для очаровательной барышни.
И ведь не признаешься ему, кого ищешь! Неудобно при виде искренней радости Арсения. Рад гусар встрече, очень рад, что бы при том не говорил. И говорит-то с явной заботой, переживая совсем не за себя.
— Ничего страшного. Одну-две ночи можно как-нибудь обойтись без удобств, — ответила Юлия. Ей доводилось ночевать и в палатке, и в спальном мешке.
Жаль, при себе не имелось ни того, ни другого.
Может, надо было послушаться Архипа и отправиться в путь в бричке? В ней ночевать удобнее, чем на голой земле. Судя по заполонившим окрестности людям, найти избу для ночлега будет тяжело. Конь устал, да и ехать прямо в ночь…
— Подождите, пожалуйста, — Арсений развернул коня и понесся к своей колонне. Оттуда донесся его зычный командный голос: — Петров! Давай вперед! Найди одно место для барышни! Подожди! Пяток гусар возьми! Хоть силой, но сделай!
— Слушаюсь! — Несколько человек рванули вперед.
— Подождите немного, Юлия Михайловна. Сейчас наши что-нибудь придумают, — Раковский снова был рядом. — А завтра с утра добудем вам бричку, и даже сопровождающих выделю.
— Я сама, — девушка привыкла решать всё самостоятельно. Но забота Раковского была ей приятна.
— Вижу, вы неплохо держитесь в седле. Про то, как вам идет мужской наряд, скромно промолчу. Но всё равно не стоило подвергать себя превратностям пути.
В ольстрах по бокам седла имелись заряженные пистолеты, так что девушка чувствовала себя в полной безопасности.
— Не могу я больше сидеть в четырех стенах, когда такое творится. Всё лето просидела, даже с Прокопом вашим познакомилась.
— С Прокопом? — удивился гусар. — И как он вам?
— Занятное существо, — улыбнулась Юлия. — Скажите, в каждом доме имеется такое?
— Как же иначе? Токмо показываются они не каждому. Если вы даже Прокопу моему приглянулись… — Гусар в восхищении развел руками.
Сумерки перерастали в ночь, жуткую из-за полыхавшего на полнеба пожара. В его красноватых отблесках мир приобрел фантастические черты. Отовсюду доносились возгласы, стоны. Казалось, что наступает конец света.
— Поедемте, Юлия Михайловна. Что ж стоять? Скажите… — уже тише спросил Арсений. — … раз вам ведомо грядущее… Когда будет изгнан француз?
Зимой, чуть было не сказала девушка, но вспомнила, что климат сейчас другой и морозы приходят гораздо раньше декабря, как бы не в октябре.
— Со снегом вместе. Они замерзнут. Те, кого не перебьют партизаны.
— Слава богу! — Гусар снял кивер и перекрестился. — А Наполеона взять удастся? Хотя тогда зачем идти на Париж?
— Нет. Сумеет убежать. Сдастся он потом и умрет на острове Святой Елены, — название острова вовремя всплыло в памяти.
— На Елене, так на Елене, — улыбнулся майор. — Ладно. Зато Париж посмотрю. Да и по справедливости будет. Раз они побывали в гостях у нас, надо и нам сходить к ним с ответным визитом.
Сказано было с такой беспечностью, словно военная дорога была совершенно безопасной и на ней убить Арсения не могли. К лицу ли бояться гусару?
— Господин майор! Нашли! — Из темноты навстречу выскочил молодой гусар. Очевидно, тот самый Петров. — Я оставил там троих, чтобы никого не пускали.
Он только сейчас рассмотрел девушку и даже умолк на полуслове. Лишь сдвинул кивер набекрень и жадно пожирал Юлю глазами.
— Корнет Петров, — представил его Раковский. — Юлия Михайловна, — фамилии гостьи он называть не стал.
— Очень приятно. Позвольте вашу ручку, — расцвел молодой офицер.
Пожалуй, даже чересчур молодой. Лет семнадцать, не больше. Совсем мальчик, но уже воин.
— Показывай, что ты нашел. — Арсению не нравилось то внимание, которое Петров уделял его гостье, но обрывать речи юного гусара он не стал.
Уже засыпая на кровати в крестьянской избе, где кроме нее оказался целый выводок помещичьих дочек, Юлия успела подумать: «А как там Саня?» Дальше усталость взяла свое…
Спать на голой земле было неудобно. Жестко, холодно. Хорошо еще, что шинель была при себе, и сие изобретение отцов-командиров мало чем напоминало пальто. В развернутом виде с отстегнутым хлястиком шинель казалась огромной, ее можно было подстелить под себя, да еще и укрыться.
Жар не проходил. Сейчас бы каких лекарств, удобную кровать с одеялом, заботливую маму, поправляющую подушку… Где всё это? Единственная повозка, да и в той лежит раненый штабс-капитан, а владелец оной тоже разлегся на земле. Зато удалось слинять из обреченной Москвы в предпоследний момент, пока на дорогах шли не колонны, а отдельные ручейки самых предусмотрительных.
Единственная лошадь оказалась клячей и едва тащила коляску, в которой кроме офицера кое-как поместились вещи владельца. В итоге Сане и двум другим солдатам, равно как и домочадцам, пришлось ковылять пешком. Далеко ли так уйдешь? Правда, первую ночь удалось переночевать в избе, прямо на полу, зато под крышей. К исходу же второго дня стали обгонять те, у кого кони получше и страх сильнее подгоняет в спины. Такой толпе жилья не хватит. Денежки же у некоторых водятся.
Штабс-капитан Калугин к беднякам не относился. К богачам тоже, иначе служил бы не в гренадерах, а в гвардии, однако пять штук деревенек у родителей имелось. Иная беда, при себе наличности у офицера было мало. На войне она не столь нужна, а вот сейчас бы пригодилась.
— Нам бы верст сто пятьдесят продержаться, а там доберемся, — поведал юный офицер.
Левая нога его покоилась в лубке, одна рука не действовала, весь перемотан бинтами. Остается надеяться, что в благодарность за спасение не даст потом пропасть, оставит при себе. А какой из него отныне воин? Тут выбор простой: или на тот свет, или отставка «за ранами».
Сто пятьдесят верст. Это сколько же идти? Допустим, двадцать верст в день. Выходит, неделю.
Саня закашлялся. Вроде только что задремал, и в дреме пришла к нему одна мысль. Если шире внедрять здесь кредит, то общество станет цивилизованней. Уговорить кого-нибудь, того же Калугина, к примеру, походатайствовать об открытии банка, пристроиться туда, да и жить припеваючи. Жаль, кашель разбудил, отвлек от грез и вернул к реальной жизни.
Зря он мечтал заболеть. Мечты иногда сбываются. И ничего хорошего в том нет.
Прошедший накануне дождь превратил дорогу в полосу грязи. Колеса повозок застревали в лужах, приходилось помогать лошадям. Солдаты большей частью шли там, где пожухлая трава позволяла хотя бы не вязнуть на каждом шаге. Ветер шелестел в кронах, сбрасывал на землю пожелтевшую листву. Звуки порождали невольную тревогу, заставляли людей вглядываться в густой лес. Сколько отрядов ушло и сгинуло без следа? Местные варвары словно не желают знать о правилах войны. Мало того что не везут продовольствие в город, хотя какая разница, кому продавать, так еще уничтожают тех, кто приходит к ним в дом с одним желанием: достать съестного. Упрямцы упорно не желают признавать себя проигравшей стороной, хотя «Великая армия» стоит в их самом большом городе, в центре государства. Прочие народы в подобных случаях давно заключили бы мир, и только эти упрямятся, надеясь на чудо.
Как говорит любимый император, Бог на стороне больших батальонов! Вся Европа пришла покарать тех, кто противится воле величайшего человека. Пока же двум ротам и эскадрону приходилось идти по деревням, добывать провиант, без которого самая сильная армия превращается в скопище голодных ртов.
Эскадрон — сказано громко. После генеральной баталии кавалерия понесла такие потери, что любой полк стал эскадроном, а эскадрон — кучкой всадников. Да и кони страдают от бескормицы, едва двигаются, превратившись в скелеты.
С конноегерями было спокойнее. Головной дозор мог предупредить об опасности, дать время построиться в каре. Против пехотного строя никакие казаки ничего не сделают. Им только разрозненных солдат ловить или нападать внезапно.
Русские оказались легки на помине. Только что никого не было вокруг, лишь пустынно шумел лес, и вдруг из него вылетели всадники. Не казаки, гусары в темно-синих с золотой шнуровкой мундирах. Сабли наголо, уже занесены для удара, расстояние такое, что не о строе думать надо, а о собственном спасении. Отряд растянулся, словно шли не солдаты, а штатские беженцы, да и какой возможен порядок на дороге из грязи и воды?
