Сезин Юрьевич - Нарвское шоссе
Волосы у него уже редеть стали, хотя до лысины еще не дошло. На плечи шинель накинута и выглядит он, как будто ему не по себе или холодно стало. Хотя на улице жарко, да и тут не прохладно. Взгляд усталый.
— Игорь, ты иди сейчас к сержанту Макарову и будь там. После обеда мы с тобой, как собирались, на станцию поедем. А ты, задержанный, садись вот на тот ящик и отвечай на вопросы.
— Филипп, оторвись от бумаг, будешь протокол вести.
Мы и все выполнили. Солдатик с взглядом, что твою печенку выцеливает, вышел, второй солдатик писанину отложил, лист бумаги взял и стал мои данные выспрашивать. А я сел на те два ящика и стал сообщать, кто я и откуда.
Солдатик писарь данные записал и сказал, что готов дальше.
— Хорошо, Филипп, пока остановись, а я с задержанным побеседую. Звать тебя Сашей? Ну вот, Саша, пока расскажи мне, как ты в эти края попал и отчего одет ты в одни штаны, да и те какие-то интересные. Ах да, забыл представиться, я оперативный уполномоченный особого отдела батальона Осинин Андрей Денисович. Привык, понимаешь, что в райкоме у меня табличка на двери висит и представляться не надо. Да и полрайона меня в лицо знают за пятнадцать лет работы. Рассказывай.
— Я, Андрей Денисович, сюда попал из Риги. Когда немцы близко подошли, а местные латыши зашевелились и стали говорить, что будет, когда немцы придут, мой заведующий складом взял меня, шофера, кассу, бумаги разные и поехал подальше от немцев и латышей. Я тоже оставаться с немцами не желал и отказываться от поездки не стал. Ехали мы, ехали, пока где-то неподалеку от Кингисеппа не попали под бомбежку. Меня взрывом оглушило, и потерял я сознание. Очнулся – никого вокруг нет. Как голова чуть меньше трещать стала, пошел сам.
А штаны… Мои штаны и рубашку так испоганило, что лучше голым ходить, чем в таком виде. С машины, кроме меня, скинуло еще чемодан заведующего, а он совсем маленький ростом. Его вещи на меня не натянешь. Нашел только вот эти штаны, он в них на рыбалку ходит. Зайдет по колено в воду и удочку закидывает. Слава богу, хоть они налезли, а то б шел и лопухом прикрывался.
Неплохо рассказал, складно. Теперь продолжу.
— Шел я шел, а сколько не знаю, так как голова сама не своя была. Потом увидел наших убитых. Два человека, их осколками побило. И машина еще под откосом лежит и горит. Я к ней близко не подходил, заопасался, что взорвется. Потом снова шел, а уже перед городом меня патруль остановил и в комендатуру доставил. Там я и сидел дня два в кладовке какой-то.
— Ладно, а теперь скажи, Саша, чего ты не в армии, а здесь. Возраст-то у тебя призывной. Кстати, ты не против того, что я тебя Сашей называю, а не Александром Борисовичем?
— Ничего, Андрей Денисович, можно и Сашей. Про армию – в Латвии я не служил. А когда наши пришли, меня в военкомат вызывали, и комиссия меня смотрела. И нашли, что у меня болезнь глаз есть, астигматизм называется. Что это за болезнь, я толком не знаю, но вблизи я хорошо вижу, а вот вдаль – не здорово. Должны меня были направить на обследование, гожусь ли я в армию с нею, но пока решалось все, война началась и не до того стало.
— Не знаю я такой болезни, но это не беда, найдем, кого спросить. А вот скажи мне вот что, Саша. Вот, к примеру, тебя врачи осмотрят и признают годным к службе. Или без ничего, или нужно будет таблетки пить или что там при этой болезни нужно делать. Как ты себя мыслишь в таком случае?
— Мне б в саперы попасть. Я со строительным делом знаком, да и на складе строительном работал. Вот только насчет мин я не знаю, чего-то я их побаиваюсь. Но ведь есть же саперы, которые с минами дело не имеют? Да и, может, привыкну. Вот многие за руль сесть боятся, а потом ничего, привыкают.
— А в пехоту?
— Я почему про саперов сказал? В строительстве я хоть что-то смыслю, а в пехоте я полный нуль. Ни винтовки, ни пулемета не знаю. "Наган" только разве. Но кто мне его даст, его ведь только офицерам дают.
— В Красной армии не офицеры, а командиры. Это в латвийской армии офицеры. Были. Но тут ты не совсем прав, есть рядовые красноармейцы и сержанты, которым "наганы" положены. ков и минометчиков. Вот знаешь пулемет Дегтярева?
Ага, я его знать не должен! И не знаю!
— Нет, Андрей Денисович. У латышей были пулеметы Виккерса, кажется. А такого пулемета я не знаю. Он не при царе был?
— Нет, Саша, это советский пулемет. А изобрел его бывший солдат, Вася Дегтярев. Я даже с ним встречался, когда мы на Сестрорецкий завод ездили, за винтовками для Красной Гвардии. Лицо мне его запомнилось, а потом в газетах писать стали: Герой Социалистического труда орденоносец, депутат, конструктор. Вырос он при советской власти до уважаемого человека. А с "наганом" откуда ты знаком?
— А нам его на завод выдали, чтоб деньги возить или документы какие-то важные. Либо заведующий с ним ездил, либо кассир, либо я, либо шофер Иван. Он тоже русский и тоже в Риге не остался. А чтоб мы себе ногу не отстрелили, а знали, как пользоваться, заведующий нас и обучил.
Так мы беседовали часа два, а, может, и больше.
Я успел несколько раз взмокнуть и обсохнуть от переживаний. И минимум пару раз проболтался. Один раз ляпнул про гипсокартон, а потом изворачивался, рассказывая, что это новый такой строительный материал, который немерено денег стоит, и особо выпендривающиеся латышские буржуи из него разные извращения в комнатах делают – фальшивые камины, арочки, выступы. И еще раз точно назвал Красную Армию Советской. Возможно, я еще и больше раз ляпался, но просто об этом точно не знаю. А оперуполномоченный он не такой простой: вроде бы простые вопросики задает, мирным тоном, будто пенсионер о даче рассказывает, а взгляд – то у него стальной. Периодически взглянет – и чувствуешь, капец тебе пришел. Увидели тебя насквозь и все вранье твое тоже, сейчас резолюцию наложат: " Шпион. Расстрелять на месте".
От таких мыслей у меня не только сердце билось, и пот выступал, но и моча накапливалась неотступно, потому я решил этим воспользоваться и, извинившись, попросился в уборную.
И Филипп меня отвел, и орлиным взором смотрел на действия мои, и руку на кобуре держал. А что мне делать оставалось? Либо бежать, либо мочиться. Бежать я не стал.
И еще с час допрос продолжался. Затем Андрей Денисович встал, размялся малость и сказал:
— Посиди-ка тут с Филиппом, а я в штаб схожу. А вернусь, тогда пообедаем и дальше работать будем.
Вот мы и дальше сидели. И молчали все время. Я только воды попросил, а Филипп мне молча стакан дал и налил воды из графина. Даже на "спасибо" не ответил. Интересно, он такой от природы или от сознания исполняемого долга?
****А Осинин пошел в штаб батальона. Медленно пошел, потому что чувствовал себя не очень здорово. Дело пахло обострением малярии, а как только Андрей Денисович вспоминал о необходимости лечиться, так ему становилось еще хуже. Больно хорошие были воспоминания о лечении: водочную рюмку хины враз проглотить, а завтра повторить. Потом питерские врачи удивлялись, как он не оглох от таких лошадиных доз. Будь он неладен, этот "старый кавказский метод"! Потом и по-другому лечиться пришлось. И акрихином. И клопами. Только помогало оно на время. И стоит понервничать или простудиться, как старая зараза выползает на свет.
Комбат и военком стояли возле штабного блиндажа и о чем-то спорили. Но, когда он подошел ближе, спор прекратили. А военком даже с ехидцей спросил:
— Слышь, Андрей, не хочешь познакомиться с батальонным контрреволюционером?
Вот паразит обуховский – пользуется старой дружбой, чтоб яд свой излить? Мало его за длинный язык прорабатывали?
— Говори, потомственный молотобоец, про свои контрразведывательные достижения!
Тут командир не выдержал и испортил явно подготовляемый розыгрыш, рассказав, что этот контрреволюционер – обыкновенное бревно для наката блиндажа. Когда его первый раз подымали, боец Елисеев заработал ущемление грыжи. Когда Елисеева потащили в санчасть, при второй попытке боец Крамаренко прострел заработал. Вернее, это он так говорит, что заработал, а комиссар думает, что прострел был давно, а сейчас обострился.
Но это еще не все. Еще один боец его себе на ногу уронил, когда Крамаренко скрючило, и он за поясницу схватился, убрав руки от бревна. Три человека одним бревном, да еще и кривым!
А что тут скажешь? Добровольцы! Бодро наврали, что здоровы как быки, а на самом деле им на фронте делать нечего. И Андрей Денисович поинтересовался, когда жертвы бревна в строй встанут. Ему ответили, что лекпом прогнозировал прострелу две недели постельного режима, ушибленной ноге хватит и пяти-шести дней. А вот Елисеева повезли в городскую больницу и дело пахнет операцией..
— Ну что ж, батальоннный треугольник, тогда надо решить две задачи.
Первая и самая важная: надо найти комиссию врачей, которая серьезно поглядит на наших бойцов и командиров, и всех, кто бодро врет, что здоров – выявит. А то мы так каждый день будем терять.
