Елена Хотулева - Попытка – не пытка
– Нет. Мы поступим по-другому, – заявил он, вставая из-за стола. – Сегодня вечером у меня состоится ужин. Будут гости. Я хочу, чтобы вы присутствовали. Всем скажут, что вы журналистка из какой-нибудь газеты… Сможете появиться здесь в восемь часов?
Я опешила. Такого поворота событий я никак не могла ожидать. А если это подстава? У дверей меня будет ждать «черный ворон» – и все… Пуля из маузера – и конец истории. Но времени на раздумья не оставалось. Прижав к себе драгоценный ноутбук, я с напускной готовностью произнесла:
– Обязательно. А какая форма одежды? Я могу прийти в этом платье?
Он критически осмотрел меня:
– А что-нибудь более нарядное у вас есть?
Уж меньше всего я ожидала, что он окажется эстетом. Я замялась:
– Есть… Но фасон… Коллекция 2009 года…
– Говорите быстрее, – резко сказал Сталин, глядя на часы. – Как оно выглядит?
– Почти до пола, прямое, золотистое, с глубоким вырезом, без рукавов, – залепетала я.
– Хорошо. Думаю, это не будет резать глаз. Жду вас ровно в восемь. Да, и возьмите с собой документы.
– Какие документы? Зачем? – удивилась я.
– Хочу посмотреть хоть на какое-нибудь удостоверение вашей личности.
Попрощаться я не успела, так как время истекло.
* * *Встретивший меня Натаныч был настроен на серьезный разговор.
– Ну и как?! – рявкнул он, изображая тирана. – Рассказывай уже подробно, что там у тебя происходит!
Я села на край дивана. Мне очень хотелось слезно пожаловаться, что я стала стукачкой, но, зная отношение Натаныча к секретным сотрудникам НКВД, я понимала, что моя исповедь может положить конец нашей дружбе.
– Ох… Ты понимаешь… Все так непросто. Мы два часа провели за разговорами о политике… Обсуждали вопросы архитектуры…
Он взъерепенился:
– Ты таки долго будешь кормить меня сказками? Я идиот, по-твоему, и не вижу, что у тебя там ничего не получается? Что происходит? Говори – или я больше не подпущу тебя к компьютеру!
Пришлось частично рассекретиться:
– Ну, фотографиям он поверил. Видимо, ему по телефону доложили, что это не подделка. Поэтому он с интересом посмотрел их и… Ну, сказал…
Терпение моего друга лопнуло:
– Что ты тянешь резину, как краснодонец на допросе?! Чем закончился ваш разговор?!
Я схватилась за голову и выдохнула:
– Он сказал, чтобы я была у него в восемь часов. Меня отвезут на банкет для партноменклатуры.
Натаныч забегал по комнате с дикими воплями:
– Ты завалила дело! Это финиш! Все, распрягай коней, приехали!!! Какой, к лешему, банкет? Ты сдурела, да? Он решил тебя допросить и шлепнуть. Туда больше нельзя показываться. Ты понимаешь? Все, замяли эту историю! Забыли, как страшный сон, приснившийся холерному больному! Все, что ты там накосячила, уйдет в параллельный мир. А мы будем жить здесь, подальше от всех твоих вождей, идей, утопий и прочего кошмара! Это была идиотская затея. А мою программу надо стереть и никогда не восстанавливать!
На этом месте мы стали вопить дуэтом:
– Программу хочешь стереть?! Значит, тебе нормально вот так вот?! – заорала я, кинув в него плоской диванной подушкой. – Ты у нас в СССР чем занимался? Науку двигал? А что тебе в девяностые сказали? Предложили бизнесом заняться? И что ты, гениальный ты наш, теперь имеешь? Тараканов в раковине и клопов в диване? Да если бы не квартира твоей сестры, ты бы давно сдох, понимаешь, сдох! Или, может, ты качаешь свои идеи на Запад? Да ты вообще кому-то нужен в этом мире как ученый? Ты! Ты! Всю жизнь промечтавший о Нобелевской премии!
– Мне таки предлагали работать на одну иностранную фирмочку, – довольно неумно встрял Натаныч. – Я должен был создать аппарат для энергоинформационной медицины. Но случился кризис, и все накрылось медным тазом. И не говори, что я не сделал вклад в науку! У меня есть благодарность от Косыгина. Он мне лично руку пожимал.
– И кто из нас после этого идиот? У тебя есть шанс перекроить этот мир! Сделать его справедливее! В нем воцарится другое общество, в котором такие люди, как ты, будут сидеть в персональных лабораториях и работать на благо человечества. В глобальных, понимаешь, глобальных масштабах! А ты… Соорудил машину времени и к маме слетал, чтобы на горькую долю пожаловаться? Да ты измени эту долю-то свою!
Натаныч сел на стул и стал нервно стучать ногой по батарее:
– Долю изменить?! Некрасовскими терминами заговорила? А ты таки народ спросила, хочет ли он жить в твоем справедливом обществе?
– Во-первых, достаточно почитать, что этот народ в Интернете пишет. А во-вторых…
– А ты думаешь, что я комментарии к новостям в Интернете не читаю? И ничего не замечаю… Да я, если хочешь знать…
Я в шоке вытаращилась на него:
– Натаныч! Ты что, заходишь в сеть с этого компьютера?!
– А что я, по-твоему, лох какой-то и к выделенной линии не подключен? – посмотрел он на меня свысока.
Мне захотелось его придушить:
– Ты ненормальный? А как же секретность? За таким людьми, как ты, всю жизнь следят! И заметь, не только органы госбезопасности, а иные структуры! А если то, чем мы занимаемся, станет кому-то известно? Ты вообще соображаешь, что тогда с тобой может случиться?
Он съежился и растерянно развел своими плетеобразными руками:
– Ну а что мне было делать? Второй комп покупать? У меня денег нет. Да и потом, ты ведь права… Кому я нужен со своими гениальными разработками…
Я всплеснула руками:
– Бедный ты наш! Денег у него нет! А куда ты их деваешь, интересно знать? Перечисляешь в фонд жертв Третьего интернационала?
Натаныч потерял агрессивный настрой и стал громко каяться:
– Я на похороны откладываю. Еще брату помогаю, ну тому, помнишь, который в доме престарелых живет… Да и что ты вообще такое городишь? Какие органы? Какие структуры? Обалдела там от страха в своем 1937 году? Этого ничего нет. Все! Все развалилось! Никто ни за кем не следит. Потому что никому ничего не надо. Коммерческие проекты – вот что сейчас востребовано, а я большую часть жизни разрабатывал проекты… Ну, впрочем, вот это действительно секретно…
Мы оба замолчали. Часы сипло прокуковали одиннадцать раз. Я взяла ноутбук и собралась уходить, но Натаныч остановил меня:
– Погоди. Ты знаешь, я все время забываю, что история не изменится до тех пор, пока я не включу вторую программу. Почему-то я все мыслю категориями сорокалетней давности, когда только начал задумываться над проблемой временных парадоксов. И мне кажется, что любой твой шаг запустит необратимые процессы. Но на самом-то деле мы же с тобой договорились, что просто попробуем. Попробуем и ничего не будем менять, пока не удостоверимся, что добились действительно гармоничного общества. А потом, если там, в альтернативной реальности, наступит земной рай, то только тогда мы начнем итерационную переделку мира.
– Что значит итерационную? – устало спросила я.
– Ну, вроде как пошаговую… Хотя это не совсем верно. Я нажму кнопку, и запустится процесс, который будет идти довольно долго. Ну, примерно лет шесть или даже десять. Понимаешь, если представить себе, что там, в прошлом, все стало иначе и весь мир сиюминутно переделался, то тогда здесь не родится множество человек. Это же очевидно. Именно поэтому новая реальность должна наступить здесь постепенно. Так, чтобы в нее попали все ныне здравствующие люди.
– А как это будет выглядеть на практике?
В нем снова проснулся гениальный ученый, его глаза засияли:
– О! Это будет великолепно! Сперва какие-то кадровые передвижения в верхних эшелонах власти. Затем частичное изменение внутренней и внешней политики. Далее серии отставок, изменения финансовых потоков, может быть, даже некоторые природные катаклизмы, которые приведут к принятию важных государственных решений. Потом пойдет новый виток, за ним следующий. Начнут принимать новые законы, подписывать указы…
Я почувствовала, что заразилась от Сталина критическим отношением к поступающей информации:
– Натаныч, это все очень абстрактно. Поясни мне на примерах. Если у нас самолеты старые, ломаются и падают, то что произойдет, если я там, в 1937 году, что-то сдвину с мертвой точки?
– А я таки тебе скажу, что будет. Старые самолеты будут менять на новые. А эти новые будут производить на заводах, которые вдруг по какой-то причине начнут не просто работать, а работать быстро и гениально. И так во всех сегментах экономики.
– Ну а что, к примеру, будет с крупным бизнесом? – не унималась я.
– А это уже зависит от тебя, моя дорогая! Я же не знаю, какой именно строй ты там у нас заложишь. Может быть, олигархи разорятся в пользу государства вследствие каких-то немыслимых стечений обстоятельств. А может быть, направят свою энергию в нужное русло и будут трудиться не покладая рук на благо отечества. Если бы ты в царской России ковыряться начала, то тогда было бы понятно, что нас ждет хорошо функционирующий капитализм с широченной прослойкой среднего класса. Но тебе же надо было выпендриться! И ты полетела не куда-нибудь, а к Сталину! И теперь никому не ведомо, что он там придумает, чтобы сохранить свою империю для потомков. Если, конечно, ты сможешь ему хоть что-то втолковать.
