Шаг в палеолит - Сергей Николаевич Быков
Мы вырубили подальше от берега прорубь и, возя на санках, спускали тела под лёд. И в самом деле, так не бросишь, а копать землю зимой – с чего бы… И вот когда ребята грузили очередного убиенного, он очнулся! Я как раз был рядом, а то сгоряча они прибили бы. Был это скорее парень, чем ребёнок, лет двенадцати – тринадцати, крупный, рослый, но тоже невероятно худой. Видать, когда ещё к нам бежал, стрела попала ему в ляжку, в самый край, пробив мякоть, что далеко не смертельно. А вот прилетевшее, когда только Хатак успел, боло, обмотавшись вокруг тела, одним из концов утяжелённым, любовно подобранным грушевидным камнем ударило парня в область виска. Крепкие, однако, черепа у неандертальцев. Кого другого убило бы, а он только сознание потерял, хотя и надолго. Ещё обзавёлся, правда, большой гематомой на голове, ну и нехорошим самочувствием… мягко говоря.
Когда я подошёл, в его взоре ещё плавала муть, он явно не осознавал, где он и что с ним. Но как только его взгляд прояснился и он понял, что с ним произошло, в его глазах я увидел совершенно другое, чем в глазах старика. Не ненависть и злобу, а отчаяние, страх, безнадёжность… Он, не издав ни звука, закрыл веки, и лишь из угла глаза выкатилась одинокая слеза. Может, поэтому я и не стал убивать его.
Когда его притащили в лагерь, на вопрос Хатака «И чего теперь?» я только пожал плечами, а видящая недовольно посмотрела на старого охотника и строгим голосом «просветила» нас обоих: «Как что? Лечить!»
Для того, чтобы негаданно приобретённый больной не отчебучил чего-либо нашим докторам, або, Круку и Соле приставили ещё Хвата и Батора. Но парень не делал никаких резких движений, даже когда доставали стрелу из ноги. Терпел и не пикнул, лишь судорожно стискивал зубы. Раны на ноге и голове обработали раствором из лечебных трав, настоянном на спирту. Ядрёная жижка, ети её, доводилось пользоваться, но помогает отлично. А ещё и на голову и на ногу наложили какой-то компресс из мха с пахучей мазью и обернули специальными сушёными листьями и закрепили всё это тонкими ремешками. Короче, провозились с парнем даже больше, чем со всеми остальными, родными, так сказать, членами племени. Хотя, если честно, особо никто и не пострадал. Как ни удивительно.
Когда всё утряслось, улеглись самые первые эмоции и схлынул отходняк, я возжелал навтыкать Соле и Вике больших шаманских неудовольствий по поводу нарушения моего чёткого, не допускающего двоякого толкования приказа. Тем более что, развив бурную деятельность нам в помощь, они старательно отводили глаза и всё время пытались перемещаться как-нибудь так, чтобы быть подальше от меня, ужасного. Да разве ж от меня-то улизнёшь? Но как только я начал возмущённо-назидательную речь, как получил полнейший отлуп и совершенную обструкцию со стороны Великой видящей або Светлый Ручей. Предварительно стукнув мне по макушке своим посохом, хоть и не сильно, но совершенно неожиданно, так что я заткнулся на полуслове, або же достаточно злым голосом, который я вообще в первый раз от неё услышал, прервала меня:
– Молчи, Горький Камень, молчи! Я дважды в своей долгой жизни пережила весь ужас, когда на стойбище нападали враги. И одно из них было нападение вовсе не Старых Людей. Думаешь, оно было лучше, чем когда напали Старые Люди? Я тебе скажу: совсем нет. И оба раза, слава Матери-земле и всем стихиям, тогда удалось отбиться. Но то чувство беспомощности и бессилия я помню до сих пор. Я, словно заполошенная тетёрка, металась среди того хаоса, не зная, куда бежать, за что хвататься… Крики, стоны, кровь, беспомощные маленькие дети и такие же беспомощные женщины… Я помню, как «отважный» охотник из Старых Людей своей дубиной, походя, ударил по голове маленькую девочку. Просто потому, что так захотел. Потому, что мог… И рядом не оказалось никого, кто остановил бы этот удар. Это не лучшие воспоминания, Горький Камень, совсем не лучшие… – Або замолчала, устремив невидящий взгляд в пустоту.
Молчал и я. Молчали все остальные. Наконец, словно очнувшись ото сна, она продолжила совсем другим голосом, своим привычным, мягким:
– Сынок, ты сам сделал так, что женщины племени Русов владеют оружием. И это, я считаю, правильно. Это, конечно, не значит, что они побегут воевать. Но последний рубеж, между врагами и нашими детьми, не вы. Это будем мы! Даже у меня, старой, – або достала из складок плаща трубку-плевалку, – для врагов найдётся кое-что посерьёзней, чем мудрое и доброе слово Великой видящей. Как же было нашим девочкам не помочь вам?!
«Чёрт, – подумалось мне, – а может, видящая права. Уж я-то точно знаю, что ни в каких эпохах, ни в какие времена жизнь так и не станет безопасной ни для кого, а уж тем более для женщин. Да что там „может, права“, права однозначно. Наши женщины, истинные хранительницы домашнего очага. Ласковые, добрые, милые, рукодельные, но могущие, а главное, готовые убить любого, кто посягнёт на их детей, родных и близких. Что ж… быть посему».
– Уважаемая або Светлый Ручей, я внемлю вашей мудрости. – Я не постеснялся склонить голову. – Пусть так и будет, отныне и во веки веков. И пусть женщины племени Русов никогда не будут беспомощными жертвами… Соле, моё солнышко, Вика… Я был не прав. Простите, – взял я ладошки Соле в свои руки и поцеловал их. – Вика, – сгрёб я и её ладошки и тоже поцеловал. – Вы лучшее, что у нас есть. Мы гордимся и любим вас.
И тут Крук вдруг подорвался и тоже поцеловал руки нашим девчонкам, а за ним Хват, а потом Хатак, Сильвер, Батор, Ярик… Все, все в едином порыве целовали и благодарили. Даже Лада и або не избежали участи целования рук. Девчонки от невероятных эмоций дали рёву, как водится…
– Пир! – закричал я, смеясь. – Сегодня будет большой пир!!
Он стоял перед нами. Можно сказать – мальчишка. Очень может быть, ровесник Ярика. Но судя по костяку, гораздо массивнее. Должен был бы быть. Но сейчас он даже не худ – истощён. Жалкая обтрёпанная шкура пещерной гиены, перехваченная несколькими засаленными ремешками. Голые руки, голые ноги, ступни, обёрнутые ещё более непонятными кусками чего-то. Грива чёрных нечёсаных спутанных волос из-под бандажа на голове. Отёкшая левая часть лица, та, куда угодил камень. Знатный бланш почти затянул