Перелом - Сергей Альбертович Протасов
Несмотря на то что наши потери в обоих осенних наступлениях оказались невелики, развить успех не было никакой возможности. Недостаток путей снабжения в северной Маньчжурии приводил к тому, что три-пять дней активных боевых действий по последним методикам «съедали» все припасы по артиллерийской части и приводили к полному израсходованию угольного запаса железнодорожного ведомства.
Грозный монстр под названием «Тяжелая железнодорожная артиллерийская дивизия особого назначения» требовал для обеспечения своей подвижности постоянной работы более полусотни паровозов, затрудняя движение по единственной железной дороге, что дополнительно сказывалось на снабжении армий.
Хотя во многих русских газетах в конце сентября – начале октября появились публикации в духе: «Русские долго запрягали, но теперь быстро поедут!», фактически к концу октября наступать далее возможности уже не было. Несмотря на более чем двукратное превосходство в пехоте и почти трехкратное по артиллерии, Штакельберг приказал остановить дальнейшее движение и приводить в порядок тылы, чем вызвал много недовольства среди развоевавшихся офицеров штаба.
В газетах сразу после войны появились заголовки, обвинявшие его в упущенной победе, с требованием немедленной отставки. Однако выступать открыто против распоряжений никто не решился, а организованная специальная комиссия, занимавшаяся разбором этого дела, однозначно пришла к выводу, что продолжение наступления привело бы к резкому росту потерь и возможным тактическим успехам противника, что, несомненно, смазало бы общий эффект от разгрома японских армий. В частности, стало известно, что для отдельной Тяжелой артиллерийской бригады особого назначения японцами была организована тщательно продуманная засада с использованием глубоко зарытых под железнодорожной насыпью мощных динамитных зарядов, подрываемых дистанционно, и трех батарей морских шестидюймовых пушек, доставленных из Порт-Артура.
Несмотря на прекращение наступления, для введения в заблуждение противника были начаты работы по ремонту и расширению железной дороги в зоне видимости с японских позиций. Пытавшиеся препятствовать этому батареи быстро подавили, после чего противник был вынужден ограничиться только наблюдением. Когда позволяла погода, над нашими окопами поднимались аэростаты для ведения разведки в ближайших японских тылах. Рейды казаков также не прекращались до самого перемирия.
Глава 14
Когда главные силы Российского Тихоокеанского флота вошли в бухты Новик и Золотой Рог и старшие командиры эскадры, при помощи жандармов и роты почетного караула преодолев преграду в виде восторженной толпы, отправились в штаб флота, не только командование и городские власти, но японцы уже знали о тяжелом ранении Рожественского.
Их реакция оказалась очень быстрой и совершенно нестандартной, к тому же ошеломляющей по своей подлости. Прибыв в штаб уже затемно, Иессен, Егорьев и офицеры из походного штаба наместника узнали, что всего несколько часов назад на Первой Морской улице была взорвана карета командующего флотом вице-адмирала Бирилева. Алексей Алексеевич тяжело ранен и находится в госпитале. Двое казаков из конвоя погибли.
Человека, бросившего бомбу, задержали на месте, но допросить не успели. По дороге в участок его странным образом зарезали прямо в карете. Причем никто не видел того, кто это сделал. Убийца был невероятно ловок и проворен и сумел воспользоваться наступившей темнотой. Сейчас идут активные сыскные мероприятия. Ловят возможных сообщников бомбиста, состоявшего, как выяснилось, в недавно созданной революционной организации Владивостока.
По горячим следам удалось выйти на цветовода и по совместительству социал-революционера Бориса Оржих, до ссылки во Владивосток отсидевшего десять лет в Шлиссельбургской крепости за покушение на цареубийство. Убитый преступник, сам из местных старателей, уже со стажем и сомнительной репутацией, часто бывал у него, негласно выполняя некоторые поручения. Это стало известно только благодаря недавно установленному тайному наблюдению за оранжереей семейства Оржих. Ею заинтересовались в рамках резкого усиления борьбы со шпионаже.
Господин Оржих осел в этих местах, так и не доехав до назначенного ему местом ссылки села Анучино. Из Никольск-Уссурийска в 1898 году он отправил телеграмму приамурскому генерал-губернатору с просьбой оставить его по состоянию здоровья во Владивостоке, так как он хотел бы заняться озеленением города и имеет соответствующую научно-практическую подготовку. Судя по всему, оную подготовку, особенно практическую, приобрел сидя в тюрьме в одиночной камере, поскольку по образованию он физик-практик. Прибыв во Владивосток, арендовал у Общества изучения Амурского края теплицу (совершенно бесплатно), получил от него кредит в 100 рублей и занялся разведением цветов. На здоровье уже не жаловался. По коммерческим делам начал ездить в Японию за экзотическими семенами, привозил оттуда орхидеи, мимозы, пальмы в кадках и другие дивные растения для продажи. В том числе рассылая их почтой. С этого момента его дело начало очень быстро развиваться. В 1900 году арендовал у города большой земельный участок на сопке Орлиное Гнездо, где сразу началось серьезное строительство. К началу войны имел уже не маленький, хоть и одноэтажный дом с мезонином и свои оранжереи и теплицы. Издавал свой альманах «Владивостокский вестник», печатался с полемическими статьями в других изданиях.
Проведенный в доме и оранжереях обыск дал ошеломляющий результат. Нашли 36 револьверов, 140 винтовок, патроны к ним. Кроме того, взрывчатку, огнепроводный шнур и некоторые части аппарата беспроволочного телеграфа. Но самого Бориса взять не удалось. Его жена, работавшая женским врачом в больнице, утверждала, что ничего не знала об арсенале, и где муж – также не знает. Хотя обыск проводили ночью, на выезде из оранжереи собралась толпа, настроенная весьма враждебно.
Накапливавшаяся хроническая усталость вызывала раздражение в людях и требовала назначения кого-то конкретного на роль виновного во всем этом. В последнее время им стал адмирал Бирилев, постоянно ото всех требовавший что-то ускорить, уплотнить, форсировать работы… Никаких поблажек никому он не давал, карал сразу и по всей строгости, в меру своего разумения. Известие о взрыве его кареты в слободках восприняли с некоторым облегчением. Мол, отлились кошке мышкины слезки!
Когда на следующий день продолжили искать бомбистов, местами доходило до откровенного неповиновения властям. На улицах кричали о полицейском произволе, что героя, борца с угнетателями, совсем еще мальчика-студента сами жандармы и зарезали. Двоих арестованных отбила у полиции толпа. Причем для этого люди бросили работу, чтобы успеть перехватить экипаж. В городе временами вспыхивали перестрелки, из-за чего готовились вывести войска и вооруженные отряды моряков на улицы.
В новых слободках, как стали называть вновь построенное для постоянно завозимых рабочих жилье, начались волнения. Неизвестно откуда взявшиеся агитаторы баламутили людей, призывая немедленно идти в порт,
