Брекен и Ребекка - Уильям Хорвуд
Он улыбнулся и нежно прикоснулся лапой к ее плечу. Ее серебристо-серый мех, такой же густой, как прежде, блестел в лучах солнца, и, хотя возле носа у нее появились морщинки, Брекена это нисколько не смущало. Она по-прежнему казалась ему самой красивой на свете.
— Ребекка?
— М-да?
— Мне хотелось бы побывать в лесу. Там, где прошли ранние годы нашей жизни.
— Лес так сильно изменился, дорогой мой, я боюсь заблудиться. Тебе придется указать мне дорогу.
— Хорошо, — ответил он.
Брекен пошел впереди, ведя ее за собой по Старому лесу; время от времени он останавливался, склонив голову набок и думая, куда лучше свернуть, порой шепча: «Нет, тут что-то не так», а затем устремлялся дальше. В конце концов они забрели в глубь Данктонского Леса, и Ребекка увидела ростки анемонов, которые еще не расцвели, но кое-где уже виднелись белые бутоны.
— Бэрроу-Вэйл находился где-то здесь,— сказал Брекен.
Он медленно побрел по опушке, окаймленной зарослями ежевики, обнюхивая росшие на ней травы, затем остановился и принялся копать землю. Вскоре он понял, что выбрал не то место, тогда он отошел подальше и снова пустил в ход когти, а спустя некоторое время неожиданно скрылся из виду.
Отправившись следом за ним, Ребекка увидела вход в туннели Бэрроу-Вэйла, в которые никто не заглядывал с тех пор, как случилась эпидемия чумы, а после нее пожар.
— Пойдем посмотрим! — крикнул Брекен.
Большая часть туннелей и нор сохранилась, хотя повсюду царили беспорядок и запустение. Нигде ни звука, обвалившиеся потолки да кучки костей возле стен. Жизнь ушла из системы, которой когда-то руководил Брекен, занявший этот пост после изгнания Руна и гибели Мандрейка.
Они принялись осматривать туннели, стараясь все время держаться поближе друг к другу, и время от времени один из них говорил: «Гляди-ка!», указывая на памятные им обоим места, связанные с множеством событий. Но голоса прошлого затихли навсегда, и проблески воспоминаний угасали, едва успев на мгновение вспыхнуть.
— Когда-нибудь кроты забредут в эти места и снова станут здесь селиться. Наверное, они дадут им новое название, а может быть, кто-нибудь припомнит, что в старину они назывались Бэрроу-Вэйл, и скажет об этом другим... хотя навряд ли. С какой стати им помнить об этом? — проговорил Брекен, размышляя вслух.
Они заглянули в норы старейшин — повсюду толстый слой пыли, а кое-где обвалы, происшедшие, когда росшее над ними дерево рухнуло на землю, скорей всего, во время пожара.
— Как странно, — задумчиво произнес Брекен, — когда я впервые очутился в Древней Системе, она произвела на меня совсем иное впечатление, чем эти места. Я почувствовал, что в ней сохранилась жизнь и она ждет чего-то. А тут все мертво.
— Живительная сила Камня так и не коснулась этих туннелей, — проговорила Ребекка.
— Да, — сказал Брекен, — но судьба Бэрроу-Вэйла перестала волновать его, ибо ничто не могло сравниться с полнотой любви, заполнявшей его сердце. — Я люблю тебя, — негромко сказал он, и Ребекка почувствовала, что на этот раз его слова прозвучали иначе, чем прежде, ведь он вложил в них всю мудрость, приобретенную за долгие годы жизни. — А если бы сюда, в Бэрроу-Вэйл, можно было вернуть хоть ненадолго кого-нибудь из прежних обитателей системы, кого бы ты выбрала? — спросил он.
Ребекка задумалась над его вопросом, и в памяти ее пронеслись вереницей образы тех, кто был особенно ей дорог. Розу? Меккинса? Кеана? Немного поколебавшись, она назвала про себя еще одно имя, Мандрейка, но тут же покачала головой.
— Халвера, — сказала она в конце концов.
— Почему? — удивленно спросил Брекен. Он никак не ожидал, что Ребекка выберет его.
— Потому что он повстречался мне неподалеку отсюда как-то перед началом июньского собрания старейшин. В разговоре со мной он упомянул о тебе, назвав тебя по имени. Он был первым, от кого я узнала о твоем существовании.
— А что он сказал? — спросил Брекен.
— Да ничего особенного. Но...
Она призадумалась, пытаясь хорошенько вспомнить. Что же такого он сказал? Да нет, дело было не в словах, просто каким-то непостижимым образом он дал ей понять, что любит Брекена. И как только она сумела догадаться об этом?
Внезапно оба они поняли, что Бэрроу-Вэйл уже ничего для них не значит. Пустые туннели, ничем не отличающиеся от прочих, и смотреть тут не на что. И они пошли обратно, чтобы подняться на поверхность земли и ощутить тепло весеннего солнышка. Ребекка сказала, что теперь ей хотелось бы сходить в Болотный Край.
— Но ведь дорога туда такая долгая! — возразил Брекен.
— Ах, послушай! — взволнованно воскликнула Ребекка. Откуда-то издалека, с северной стороны, доносились голоса вьющих гнезда грачей.
Они не стали заглядывать в туннели Болотного Края: бродить по тамошним норам, зная, что Меккинс никогда уже не выйдет им навстречу, было бы слишком тоскливо. Они отправились дальше на восток, туда, где прежде находилась нора Келью, и, хотя им не удалось найти то самое место, где она располагалась, когда они очутились в тех краях, им вспомнился пожар, а затем и времена, когда в системе бушевала эпидемия чумы. Они подумали, не свернуть ли им на запад, чтобы побывать среди лугов... но решили, что в этом нет необходимости. Воспоминания о прошлом утратили свое значение. Брекен знал, что ему нужна только Ребекка, и вот она, рядом, а весеннее солнышко светит так ярко, согревая землю. А Ребекка понимала, что ей нужен один лишь Брекен... «А он со мной, теперь мы вместе», — подумала она.
— Скоро расцветут дикие анемоны, а следом за ними нарциссы и колокольчики.
— Деревья снова оденутся листвой,— подхватил Брекен, — и прежде всего листья появятся на каштане, что растет неподалеку от лугов.
— Его больше нет, — сказала Ребекка, — мы с Комфри ходили туда прошлым летом.
— Там вырастет другой. Все вернется на свои места.
Они постояли, глядя на нежные ростки пролески, слегка подкрепились, подремали на солнышке. Утро закончилось, наступил день, но течение времени никак их не затрагивало.
Они танцевали друг с другом посреди столь дорогого их сердцу леса, понимая, что их связь с ним начинает распадаться. Деревья, растения и травы, которые будут радовать своей красотой других кротов, шорохи, пятна света и тени, ночная темнота и неизменно приходящие ей на смену рассветы — все
