Великий диктатор. Книга третья - Alex Berest
- Ты прав, Матти. Мне тоже эта просьба не понравилась с самого начала, но я ему обязан, и был вынужден согласиться, - развёл руками бывший контрабандист.
- Да я не против. Пусть живут. Гостевую квартиру на первом этаже я прикажу подготовить к их прибытию. Но, думаю, что на всякий случай не помешает увеличить охрану. Если их будут искать, то могут решиться напасть на усадьбу.
- Я тогда пришлю дополнительных людей…
- Не надо, дядя Рейно. У меня есть кого задействовать в охране, - перебил я мужчину. - А заодно, попытаюсь к их приезду, собрать больше информации о делишках этого полковника. Когда они должны прибыть?
- Через неделю, Матти. Я их сам привезу. И спасибо тебе за согласие.
…..
К моменту приезда Веры Алексеевны фон Коттен, супруги жандармского полковника, и их троих детей, я смог разузнать много интересного. Часть информации мне подкинул Леопольд Мехелин, а часть я собрал, расспросив чиновников военно-пограничного департамента.
Оказалось, что полковник фон Коттен был не только жандармом, а ещё числился в ведомстве генерала Монкевица. Последний же возглавлял отдел Особого делопроизводства при Главном управлении Генерального Штаба. Короче говоря, наш жандарм оказался ещё и разведчиком. Что само по себе многое объясняло. Особенно в свете идущей итало-турецкой войны и надвигающейся первой балканской.
Но самое удивительное было то, что его старший родной брат Александр Фридрихович Коттен был какое-то время начальником хозяйственного департамента нашего, финляндского сената. Правда, его отозвали в Петербург ещё до зимней олимпиады. И самое главное что я выяснил, что эти фон Коттены не имеют никакого отношения к нашим баронам с такой же фамилией. Хотя до этого считал их родственниками.
Приехали гости днём, когда я был в университете, и их размещением занимался управляющий. Я же познакомился с баронской семьёй только за ужином. Вера Алексеевна оказалась миловидной молодящейся дамой, которой с трудом можно было дать больше тридцати лет. После взаимных раскланиваний она представила свою старшею дочь, восемнадцатилетнюю Татьяну. И почти весь ужин я тайком бросал на неё взгляды. Уж очень эта девушка была похожа на мою супругу из моего первого мира. А вот младших детей с ними не оказалось. Как я понял из объяснений, их отправили к родне в Лифляндскую губернию. Что было как бы странно, если они прячутся от кого-то. Короче, одни вопросы.
- Матвей Матвеевич, вы не могли бы в воскресенье показать моей дочери Гельсингфорс? - уже в конце ужина спросила баронесса.
- Сочту за честь, - не вставая из-за стола кивнул я. - А вам, Вера Алексеевна, не интересно познакомиться с нашим городом? Или вы уже были у нас?
- Да. Была. Два года назад, когда приезжала с супругом на день рождения к его брату. Вы же его наверное знали, Александра Фридриховича Коттена. Он кем-то у вас здесь служил.
- Конечно, знал. Не близко, но пару раз на совещаниях у генерал-губернатора я с сенатором пересекался.
- С сенатором? А я думала что он был простым чиновником, - удивилась баронесса.
- У нас так принято, - пояснил я. - Все главы департаментов и губернаторы входят в правящий сенат. Так сказать, местные традиции.
- Ясно, буду знать. Вы, Матвей Матвеевич, главное, покажите моей дочери императорский университет. Она собралась поступать на медицинский факультет. Решила стать детским врачом. Даже медицинские курсы закончила при Смольном институте, - холодным тоном проинформировала меня женщина.
- Мама! Ну зачем ты опять поднимаешь эту тему? Я же уже решила! - непонятно почему возмутилась Татьяна Коттен.
- Так я про это и говорю. Вот, Матвей Матвеевич тебя сводит в университет, узнаешь про экзамены и условия поступления. Вот тогда и поговорим. Матвей Матвеевич, я надеюсь это не будет для вас обузой?
- Ни в коей мере, - заверил я баронессу. - Только, наверное, не в воскресенье. Я не думаю, что мы в воскресенье кого-нибудь найдём в университете.
Общались мы исключительно на великом и могучем. Так как гостьи не знали финский и шведский, а я почти не знал французский, которым в совершенстве владели мать с дочерью.
Через два дня я устроил для девушки обещанную экскурсию по городу. Сначала автомобильную, а затем прогулялись и пешком. От городского парка до главного корпуса университета. Где Татьяна задержалась почти на час, выясняя всю нужную информацию для поступления.
Оттуда спустились к рыночной площади, где я её угостил пончиками с кофе, которые продавались в нашем пионерском ларьке на одной из трамвайных остановок. После чего мы неспешно отправились к виднеющийся громаде достраивающегося небоскрёба. Стальной каркас был возведен уже полностью, но вот наружные стены поднимались только до десятого этажа. Несмотря на шум строительства посмотреть на возведение громадного здания постоянно собирались горожане и гости города.
По пути, когда мы прогуливались по Эспланаде нам попался памятник.
- Ой. Матвей Матвеевич, не знаете ли что это за мальчик на пушке? - удивилась девушка. - Это просто так или памятник кому-то?
- Да, Татьяна Михайловна, знаю. Это памятник мне, - улыбнулся я. - Только не на пушке, а на пулемёте.
- Вам? Как — вам? Вы меня разыгрываете?
- Никак нет. Не разыгрываю. Да вы и сами можете прочить на табличке. Там есть и на русском.
Девушка молча прочитала и повинилась.
- Ой, простите, Матвей Матвеевич. Я не хотела вас обидеть. Я просто не знала. А вы можете рассказать историю этого памятника?
- Расскажу с удовольствием, Татьяна Михайловна. И можете называть меня просто по имени, Матвей, - сделал я попытку сблизиться.
- Хорошо, Матвей, - робко и с запинкой на имени произнесла баронесса и, слегка покраснев, предложила. - Тогда прошу вас называть по имени и меня.
- Хорошо, Татьяна. Тогда слушайте. Началось всё с того, что мою книгу напечатали во Франции…
…..
- Мне очень жаль, мой мальчик, но результаты жеребьёвки я изменить не могу, - почему-то повинился передо мной главный судья мотокросса граф Карл Кларенс фон Розен. - Тебе досталась третья линия. - С этими словами граф протянул мне картонный прямоугольник, на котором было отштамповано — «3-а».
- Третья линия, крайне левое место?
- Да, Матти. Извини.
- Так это же очень хорошо, ваше сиятельство.
- Почему? - не понял меня знаменитый шведский спортсмен
