Алексей Шепелёв - Грани судьбы

— Ладно, берём тебе обновку.

— И Сашке тоже.

— Ага, ещё не хватало, — скривился казачонок. — Я что, Петрушка, что ли — такое надевать?

— А я что — Петрушка? — Серёжка настолько удивился, что даже забыл обидеться. — У нас все так ходят.

— А у нас — не ходят, — отрезал Сашка.

— Не хочешь — заставлять не станем, — успокоил его Балис. — Хотя, теряешь возможность ощутить себя человеком будущего. В котором мамы среди лета улетают отдыхать на юг. Иногда даже вместе с детьми.

— Подумаешь, — протянул казачонок. — В моё время мамы тоже с детьми на юг ездили. У меня в Геленджике приятель был, у него отец самый настоящий французский граф. Он вот с мамой на юг отдыхать приехал — а тут война началась.

— И что же твой приятель? — недовольно спросил Серёжка. Ишь ты, какая птица: граф, да ещё французский. А другие мальчишки на фабриках по десять часов в день вкалывали, за гроши. И, конечно, ни на какие юга отдыхать не ездили, у них вообще отпуска не было. Серёжка это в школе проходил.

— Деньги на жизнь зарабатывал, чего ещё. Он артистом мечтал быть, в Императорском Александринском театре играть. И в синематографе сниматься.

— В кино, что ли? — озадачено переспросил Серёжка.

— В кино, — подтвердил Балис. — Тогда это называлось синематограф. И что, стал он артистом?

— Не знаю, — вздохнул Сашка. — Я в Геленджике был недолго, а Жорка остался. А только думаю, что артистом он стал. Он так чертей и водяных изображал — просто умора. Полную кепку денег завсегда собирал.

— Хорошо звучит: граф Жорка собирает в кепку деньги, — ехидно усмехнулся Серёжка.

— Жорка — это для друзей, — пояснил подросток. — А на самом деле он был граф Георгий де Милляр. Или Жорж де Милляр. Звучит?

— Звучит, — признался мальчишка.

— А деньги в кепку собирать — не позорно. Если трудовые, а не ворованные, — закончил Сашка. Серёжка промолчал.

Гаяускас озадаченно поскрёб макушку.

— Эх, жаль Мирон уже далеко. Любопытно.

— Что любопытно?

— Любопытно, артист Георгий Милляр, который Кащея Бессмертного играл, и твой геленджикский приятель — один человек или разные?

— Кащея? — заволновался Серёжка. — Страшный такой? Он еще Бабу-Ягу играл? И слугу у Водяного Царя? И придворного в "Королевстве Кривых Зеркал"?

— Точно, — подтвердил Балис.

— Он смешной, — в исполнении Серёжки фраза прозвучала как высшая похвала.

— Не то слово, — серьёзно кивнул морпех. Восторженную оценку артиста он разделял в полной степени. В Серёжкином возрасте фильмы режиссёра Александра Артуровича Роу, в которых обычно играл Милляр Балис с друзьями смотрели в кино по несколько раз.

— А Мирон Павлинович откуда про это знает? — не отставал Серёжка.

— Он почти всё на свете знает, — всё так же серьёзно ответил Гаяускас. — Уж две трети всего — совершенно точно.

— А что не знает, то вычисляет, — добавил Сашка, вспомнив музыкальную проверку на борту самолёта. Из посторонних про брата генерала знали очень немногие.

Возражать Серёжка не стал, и Балис обернулся к продавцу всё это время слушавшему разговор покупателей с каменным выражением лица:

— Давайте посмотрим что-то лёгкое на меня.

— Трудновато будет, — признался продавец. — Рост у вас, господин хороший, слишком для человека велик, не в обиду будет сказано.

— Какие уж тут обиды. Ладно, возьму и покороче, лишь бы налезло.

— И Вы тоже такое оденете? — изумился Сашка, кивнув на комок пёстрой одежды в руках у Серёжки.

— А почему нет? Если уж идти на пляж, так и одежда должна быть соответствующая. Кстати, а для купания у вас чего-нибудь найдётся?

— Конечно найдётся. Извольте, — продавец выдернул очередной ящик, в котором сверху возлежал английский купальный костюм-трико начала двадцатого века в матрасную бело-красную горизонтальную полоску. Гаяускас содрогнулся. Менее впечатлительный Серёжка приступил к перебору товара и вскоре его настойчивость оказалась вознаграждённой: среди разнообразной экзотики обнаружились и привычные плавки.

Балис тем временем подобрал себе кремовую рубашку с коротким рукавом и светлые парусиновые брюки. Потянулся за кошельком, чтобы расплатиться, но тут решился Сашка:

— Ладно уж, я тогда тоже переоденусь. За компанию.

— Лучше поздно, чем никогда. Сейчас Серёжка тебе подберёт.

Мальчишка довольно улыбнулся и деловито зарылся в ворох с одеждой.

— Лучше Вы, — опасливо заметил Сашка. — А то этот подберёт…

— Слышишь, Серёж: не доверяет. Накажем?

— Можно, если осторожно, — согласился мальчишка.

— Вы что, за одно? — почти всерьёз изумился казачонок.

— Конечно, — кивнул Балис. — Мы же друзья.

Серёжка благодарно улыбнулся.

Сашка махнул рукой и пристроился у младшего за плечом: надзирать за процессом. В результате ему досталась чёрная футболка, украшенная яркой, разноцветной, но бессмысленной вышивкой, словно неуклюжий художник опрокинул на ней палитру с красками, и зелёные бермуды с шестью карманами. Долго не могли найти подходящей обуви. Раздраженный подросток проворчал:

— Да и не нужны мне эти ваши кожаные лапти.

Серёжка просто согнулся от смеха, а Балис просто заметил:

— Твои сапожки к этому костюму не слишком подходят. Будешь выглядеть глупо.

— Я и босиком могу.

— Босиком — неприлично… Наверное.

Судя по увиденному на улицах, местное подрастающее поколение имело иную точку зрения, но его представители жили в городе в собственных домах, а не в гостинице.

— Ха, подумаешь, неприлично, — беспечно махнул рукой Сашка. — Слышал я это.

— Где? — немедленно заинтересовался Серёжка.

— В Таганроге. Генерал тогда жил в «Европейской», господа офицеры — в «Бристоле», а меня в хате поселили.

— Что ж не в гостинице? Не заслужил с господами? — подколол друга Серёжка.

Казачонок нервно дёрнул плечом.

— Я сам не захотел. Чего я в этих номерах не видел? И потом, хата к морю ближе.

Серёжка спорить не стал. Конечно, то, что Сашка воевал за белых, а не за красных, было большим недостатком. Настолько большим, что надо было либо становиться его врагом, либо прощать сразу и безоговорочно. И Серёжка давно уже выбрал второй вариант. И хотя от искушения время от времени поддеть Сашку мальчишка удержаться не мог, но очень старался не увлекаться. Да и не часто казачонок вспоминал про ту войну.

— А потом меня как-то позвал штабс-капитан Ковин, да срочно. Ну, я и прибежал в чём был: в штанах, рубахе и босиком.

Гаяускас представил себе такую картину. Получалось довольно забавно. А Сашка продолжал.

— Вбегаю в «Бристоль», а там сидит такой прилизанный с бабочкой… коридорный.

— Может, не коридорный, а портье, — засомневался Балис.

— Не знаю, кубыть и портье… Нехай так, один чёрт. Как заорёт на меня: "Ты куда, босяк, лезешь!" За ухо хотел схватить…

— Зря это он, — предположил Гаяускас. Сашка хищно улыбнулся.

— Ещё как зря. Тут как раз по лестнице Его Благородие поручик Малышев спускался.

Серёжка досадливо сморщился. Ну, неужели нельзя было просто сказать "подпоручик Малышев", зачем ещё про Благородия-то каждый раз упоминать. Неужели самому не противно быть таким… таким… холопом, что ли?

— Маузер достал? — выдвинул идею морпех.

— Стеер, — усмехнулся Сашка. — Он только этот пистолет и признавал. А как Вы догадались?

— Саша, — с укоризной в голосе произнёс Балис. — Я ведь тоже офицер.

— Извините, — сразу как-то сник казачонок.

— Не извиняйся, дальше рассказывай. Что потом было?

— Да ничего. Пошли мы с Его Благородием по Петровской.

— А портье? — упорствовал Гаяускас.

— Не знаю, — честно признался Сашка. — Наверное, вылез из-под стойки, когда мы ушли. Не сидел же он там всю оставшуюся жизнь.

— Логично, — с серьёзным видом согласился морпех.

А Серёжка, наоборот, рассмеялся, представив, как испуганный портье лезет под стол. Белые, конечно, были плохими, но ведь и плохие иногда делают что-то хорошее. Никаких симпатий прилизанный гостиничный служащий у паренька не вызывал. Уши сразу крутить, а за что? Подумаешь, босой мальчишка в гостиницу зашел. Нет, плохое у Сашки было время. То ли дело у Серёжки: было дело, они с Тошкой прошлым летом однажды в клуб босиком припёрлись. Некультурно, конечно, а только они не виноваты: заигрались на Днестре, а потом выяснилось, что времени до сеанса осталось времени всего ничего. Ну, не опаздывать же им было на "Груз без маркировки", в самом деле. Вот и пришлось прийти как были. И ничего. Никто не ругался. Билетёрша тётя Гана только посмеялась: "Якие у нас хлопчики закалённые". Это она пошутила: летом босиком ходить закалка не нужна, и так жарко.

— ПМ у меня, конечно, не хуже поручиковского Штаера, — продолжал между тем Балис, — но гнома загонять под стойку мне совсем не хочется. Они к нам всей душой, не можем же мы о себе оставить дурную память. Серёжа, неужели ничего подходящего нет?