Прорвемся, опера! Книга 2 - Никита Киров
— Олег Верхушин мог думать, что Рудаков здесь один, и хотел его развести на откровенный разговор, — продолжал размышлять я вслух. — Но тут был Борис Кузьмин, который мог угрожать оружием.
Василий Иванович важно кивнул и спросил:
— Ещё заметил кое-что? Важная деталь, но я молчу.
Я огляделся — и заметил, про что он говорил, но не сразу.
— Вот, — я отошёл в угол, где была едва заметна пыль, лежащая правильной, почти квадратной формой. — Сам ковёр был чистый, имею в виду, до того, как его затоптали, пылесосили его регулярно. А здесь в углу куча пыли. Значит, кресло стояло именно здесь. Вот и следы от ножек, — я показал пальцем. — А оно тяжёлое.
Устинов, не говоря ни слова, попытался его сдвинуть, но вышло не очень, сразу начал съезжать ковёр, а на нём остались заметные следы, где ворс топорщился от прикосновения ножек.
Кошка с мурчанием запрыгнула на шкаф и теперь смотрела на нас оттуда.
— Зачем-то принесли на руках, — заключил Устинов. — Минимум два человека. И пыль не придавленная, значит, перенесли сегодня вечером. Знаешь, как-то слабо я представляю, чтобы кто-то заставил Олега Верхушина тащить кресло на руках. Такого не напугаешь.
— Рудаков и Борис Кузьмин?
— У Рудакова грыжа позвоночника была, — он цокнул языком. — Знаю, потому что с ним тогда в области лежали в одной палате, пару лет назад. Вот он тяжести и не носил с тех пор никогда.
— Был кто-то четвёртый? — уточнил я. — Его ещё не хватало.
— И не говори. Ëшки-матрёшки, нам этот четвёртый вообще ни к месту, лучше бы они на троих сообразили.
— Мужики, тут кровь! — раздался чей-то встревоженный голос из прихожки.
Я быстро пошёл туда, но встретил меня весёлый смех — это криминалист Кирилл хохотал сам над собой.
— Вот что называется — не выспался, — он щёлкнул «Зенитом» стоящий на тумбочке телефон с диском. Трубка была измазана красным.
— Это же кетчуп, Кирюха, — укоризненно сказал я. — Там на кухне бутылка «Анкл Бенса» стояла, можешь даже провести анализ… вкусовыми рецепторами, так сказать.
— Да я уже понял, Паха. Кто-то жрал и, не отвлекаясь, позвонил. Там участковый колбасу жрал, я его видел, вот он и звонил, точно он, и не протёр. Убийца бы тут вообще всё вымыл… Хотя всё равно, — криминалист отмахнулся. — Тут всё так лапано-перелапано, что пальчики не снять. Кстати… а это что? — он поправил очки и посветил фонариком.
Вездесущая кошка пролезла под тумбочку, и вскоре выпулила оттуда белый свёрнутый листок, перемазанный красным, тем же кетчупом, и начала им играть. Кирилл подобрал бумажку пинцетом и развернул. Лист тетрадный, в клетку, и с рукописным текстом.
— Почерк знакомый, — сказал я, присматриваясь к нему.
— И чей?
— Мой. Я днём Верхушину записывал свои цифры от пейджера. А фамилию он сам дописал, чтобы не запутаться потом, похоже. Он мог позвонить операторам прямо отсюда, чтобы прислали мне сообщение, думал, что тут всё в ажуре, — задумчиво произнёс я. — Или кто-то оставил сообщение вместо него, чтобы заманить меня. Надо будет запрос днём в пейджинговую компанию сделать.
— Угу, — Устинов закивал. — Ну, покрутимся тут, может, что-нибудь ещё найдём. Хорошо тебе, Пашка, — он широко зевнул. — Тебе хоть завтра на работу не идти. А я нифига не выспался.
— Да я-то, сам знаешь, тоже не отдохну.
Но зато смогу заняться делом спокойно. Есть серьёзное подозрение, что в квартире был кто-то четвёртый. Но кто он — вопрос хороший.
Пока же у меня в этом деле было две зацепки — пропавший Рудаков и та бригада мокрушников, но их будет колоть РУОП, не мы. Хотя отец подскажет, что и как, я к нему зайду завтра.
— Ну пошли, — Устинов подобрал кошку. — Пока в кабинет, потом домой. Только что бы тебе там дать? Ты же пиво не пьёшь, да?
— Не пьёт, — ответил я за неё.
* * *
Как и думал, перед тем, как отправить меня в область, начальство сперва вызвало «на ковёр», едва я появился в ГОВД.
— Ты у меня туда уедешь! — угрожающим голосом говорил Шухов. — Ты уедешь в область и будешь лежать на этой реабилитации, пока силком оттуда не выгонят! Ë-моё, Васильев! Ты уже сегодня должен был быть там, а не здесь! Что опять за дела у тебя тут?
— Работу я бросить тоже не могу, — парировал я. — Надо же все дела передавать. А вот если бы уехал, и представьте, что двойное убийство стало бы тройным — ведь Кузьмин бы сбежал и ещё бы кого-нибудь подстрелил.
— Ты как Чак Норрис, — сквозь зубы проговорил начальник ГОВД Федорчук. — Вот у Устинова за столько лет службы, за весь этот солидный срок — всего два применения табельного с летальным исходом! А у тебя уже второе только за этот месяц! Учись у лучших, студент. Наша работа — это не палить во все стороны, а долгая и кропотливая работа личным сыском.
— Вот, и я про что! — вставил Шухов угодливым голоском. — Рэмбо, блин…
— Вот и буду учиться, — невозмутимо сказал я. — А пока готов выполнять приказ уехать на реабилитацию.
— Уедешь, — проговорил Федорчук. — А мы в регистратуру позвоним и узнаем, там ты или нет. Раз положено, то езжай уже! Хватит вола тянуть за яйца! Вчера ещё надо было ехать!
— Обязательно позвОним! — на наш местный манер выкрикнул мой шеф. — Каждый день лично звонить буду. Два раза в день…
— Ладно, — Федорчук выдохнул. Говорил он хрипло, сегодня мучался давлением, судя по лицу густого красного цвета, почти как борщ. — Тут с главка справлялись о тебе, сам генерал Хорьков интересовался этим случаем, он, кстати, сам сюда едет из-за следака. Короче, велел не казнить, а миловать. Коллеги со смежного направления хвалили тебя, аж из Москвы звонили. Так что, крутой Уокер, вали-ка на свою реабилитацию, пока ещё кого-то не застрелил.
— И что насчёт этой темнухи с квартирами… — начал было Шухов, но Федорчук его прервал:
— Да устроили вы мне тут с этой серией, я
