Трое из Иудеи - Валентин Леженда
- Не жалуюсь! – с набитым ртом кивнул будущий пророк. – Скажи мне, а это отличное вино оно кошерное?
- Таки обижаешь, дорогой, - всплеснул руками Иофор. – Его делали строго соблюдающие Шаббат иудеи.
- Мазаль тов! – кивнул будущий пророк, делая мощный глоток.
- А с какой целью, если не секрет, ты прибыл к нам?
- Да так… проездом… хотя нет, подло вру. Была цель, но теперь она не имеет значения. Тут где-то проживают мои далёкие мишлохи по материнской линии. У них я таки рассчитывал хорошенько передохнуть некоторое времечко, но попав в ваш гостеприимный дом… пожалуй, я не стану беспокоить родственников, поскольку вряд ли меня ждёт у них такой же радушный приём как у вас.
Польщённый хозяин удовлетворённо кивнул:
- Живи у нас сколько хочешь, добрый человек. Но вот… мне всё не даёт покоя одна мысль. Одет ты богато, колесница у тебя такая, что достойна и египетского царя. Кем был ты ранее, какой такое несчастье заставило тебя пуститься в столь далекий полный опасностей путь?
- О, грустна и ужасна моя история! – так ответил насытившийся Моисей и, сложив руки на груди, приготовился к неспешной беседе с приятным учтивым слушателем.
Нет-нет да заглядывался будущий пророк на рдеющую от его взгляда молоденькую девушку и мысли у него при этом были весьма далёкие от тех бед, что с ним недавно приключились. Но ничего не поделаешь, пришлось рассказать, ибо негоже отвечать на радушное гостеприимство чёрной неблагодарностью.
- Я бывший жрец египетского фараона, сын его старшей дочери и некогда богатейший вельможа Египта…
Лица у Иофора и его дочери при этих словах слегка вытянулись.
- Но злая судьба вмешалась однажды в течение моей благополучной жизни… - продолжал будущий пророк, грустно улыбаясь. – Совершив ужасный поступок я таки был вынужден бежать из столицы как позорный шлёмиль, дабы найти душевное спокойствие в далёких странствиях и вот провидение привело меня в ваш милый кибуц.
Врождённая деликатность не позволяла Иофору спросить, что же такое ужасное совершил знатный египетский вельможа, хотя узнать правду хотелось до зуда в зубах. Несомненно, совершённое злодеяние было столь чудовищным, что избежать наказания оказалось невозможно даже такому могущественному человеку как Моисей.
- Наш дом, если захочешь, станет твоей временной обителью, - поклонившись, произнёс старый Иофор. – Живи здесь столько, сколько пожелаешь. Это большая честь для нашей семьи принимать такого гостя как ты. Не думай, что твоё присутствие стеснит нас, даже наоборот, наш дом наполнится сиянием глубокой мудрости от того, что под этим кровом расположится такой внушительный муж.
«Чего это он? – с тревогой подумал Моисей. - Может вина слегка перебрал? Прямо цудрейтер какой-то».
Был у него один знакомый египтянин, как хватит лишнего, такие витиеватые речи начинает вести, что хоть портреты фараона из дома выноси.
- Позволь мне лично показать твои покои, – хозяин дома встал с мягких подушек и почтительно застыл в сторонке, ожидая пока сытно наевшийся жрец тяжело поднимется на ноги.
Покои Моисею понравились особенно ещё и тем, что располагались они рядом со спальней красавицы Сепфоры. Всё пока что складывалось как нельзя лучше. Хотя почему как нельзя? Пусть так всё дальше и будет складываться, не век же ему в неудачниках ходить?
Завалившись на мягкие, набитые верблюжьей шерстью лежаки, Моисей крепко задумался, что ему делать дальше.
Никаких дельных мыслей по этому поводу в голову как назло не приходило. Вместо дельных предположений и дерзких планов крутился там образ прекрасной дочери Иофора: тонкий стан, изящные плечи, нежная кожа, гибкие руки…
- О чём я только думаю, – в расстроенных чувствах воскликнул будущий пророк. – Опомнись, швыцер! Ты таки по уши в том нехорошем веществе, в которое часто вступают те, кто смотрят не себе под ноги, а в далёкое небо. На тебе висит кровавое убийство. Словно в страшном сне совершил ты это ужасное злодеяние. По твоему следу идёт хитроумный неподкупный сыщик и, кроме того, ты сделал ещё одно правонарушение, подкупив стражу столицы Египта. Без сомнения очень скоро всплывёт и это. А покидая город ночью, словно преступник, ты подписался под своим обвинительным приговором. Да-да, ты поставил свою подпись под словом ВИНОВЕН!
Вот такие горькие рассуждения обуревали бывшего жреца, хотя разговоры с самим собой вслух первый признак начинающейся шизофрении. А день тем временем клонился к своему логическому завершению. Улеглась суета в доме гостеприимного мадиамского священника. Успокоились весь день бегающие по коридорам слуги. Умолкли разговоры, перестали скрипеть двери. Лёгкий прохладный ветерок врывался в едва прикрытое невесомой занавесью окно, стрекотали сверчки, ухал невдалеке готовящийся к ночной охоте филин.
Мысли Моисея снова вернулись к тонкому стану спасённой девушки.
- Вот он новый удар неугомонной судьбы, - в очередной раз грустно вслух проговорил будущий пророк. – Угораздило же меня ко всему ещё таки влюбиться. И, главное, как влюбиться? С первого взгляда. И в кого? В глупышку ещё неспособную отличить доброе дело от злого.
Потом Моисей в очередной раз подумал, что беседа с самим собой (этот синдром лекари иногда ещё называют «разговор с очень умным человеком») первый признак «а лох ин коп». А ведь было от чего с катушек слететь, если хорошенько подумать. И не такие умы погружались в пучину безумия, потеряв абсолютно всё.
- Ну уж таки нет, файг вам всем, – Моисей решительно вскочил с лежаков, понимая что лучшее лекарство от дурных мыслей, решительное действие.
***
Покои девушки, как уже отмечалось, располагались рядом. До них так сказать было рукой подать. Наверное, при желании влюблённый жрец мог даже услышать нежное дыхание спящей красавицы.
Стараясь не шуметь, Моисей воровато выглянул в коридор, мгновенно помрачнев. У комнаты прекрасной Сепфоры возлежала огромная рыжая псина с такими клыками, что будущий пророк тут же почувствовал боль в пока ещё невредимых ягодицах. Увидев хитрую бородатую иудейскую физиономию, выглядывающую из соседней двери, пёс угрожающе зарычал.
«Однако этот Иофор хоть и стар, но ещё таки не выжил окончательно из ума, – отметил про себя почётный гость мадиамского священника. – О чести дочери печётся как следует».
Моисей
