Лабух - Иван Валерьевич Оченков
Побриться опасной бритвой оказалось несколько сложнее, чем «Жилет-Фьюжн» из моей прошлой жизни, но, тем не менее, сегодня я шел на работу в приподнятом настроении, которому не мешали ни залепленные газетной бумагой порезы на лице, ни одеколон, воняющий так, будто его делали не на спирту, а на самогоне, где в качестве отдушки использовали перепрелое сено.
В самом деле, почему бы и не порадоваться жизни? Денёк выдался тёплый, на улицах всё чаще встречаются хорошо одетые люди, девушки опять же, улыбаются…
— Гражданин, постойте! — раздался у меня за спиной чей-то неуверенный голос.
Обернувшись, замечаю какого-то невзрачного человечка, внешность которого показалась мне смутно знакомой. Худой, с длинными, по нынешним временам давно немытыми волосами и пальцами музыканта. Ну, конечно, это тот самый тапёр…
— Чем обязан?
— Нам нужно поговорить!
— Нам⁈ Очень сомневаюсь. Лично мне от вас ничего не нужно.
— Но-но… вы отняли мое место!
— Не может быть!
— Ещё как может. Вы… вы воспользовались моим бедственным положением!
— Вот оно значит как! Так это я напоил вас до состояния не стояния?
— Нет, но… это неважно! Всеволод Анатольевич никогда бы не уволил меня, если бы не ваше несвоевременное появление…
— Пардон, мне кажется, или вы собираетесь набить мне морду?
— Я⁈ Нет, что вы… мы же интеллигентные люди…
— Мы⁈ Ну уж нет, у меня профессия есть!
— Но… вы тоже музыкант?
— Да. Но я не нажираюсь до скотского состояния, не прогуливаю работу и не валяюсь в канавах облеванный и обоссанный. Так что боюсь мы с вами относимся к абсолютно разным культурным и социальным стратам!
Кажется, обидные слова попали в цель, и молодой человек дернулся, как будто получил оплеуху, после чего посмотрел на меня глазами незаслуженно побитой собаки. Терпеть этого не могу!
— Слышь, мужик, что ты хочешь? — со вздохом поинтересовался я вместо того, чтобы с чувством превосходства уйти в закат.
— Вы понимаете… мне… нужно, — мямлил он, явно не находя нужных слов.
— Дай угадаю. Вместе с работой тапера ты лишился заработка и теперь тебе не на что бухать?
— Нет, вы неверно поняли. То есть, у меня, действительно, нет более средств к существованию, но называть меня алкоголиком, совершенно несправедливо!
— Сейчас расплачусь!
— Если вы будете и дальше издеваться, мне придется прибегнуть к насилию!
— А здоровья хватит? — не смог удержаться от насмешки, но тут мои мысли приняли другой оборот.
— У тебя есть гитара?
— Что? — выпучил глаза от удивления бывший тапёр.
— Это такой музыкальный инструмент. Произошел от европейской цитры, в России известен, по меньшей мере, с восемнадцатого столетия…
— Да прекратите же, наконец, ваши дурацкие шутки! Я прекрасно знаю, что такое гитара и у меня она, разумеется, есть! Но к чему все эти вопросы?
— Все просто. Сейчас мы идем к тебе и если аппарат стоящий, то мы договоримся…
— Вы уступите мне свое место? — не веря своим ушам от счастья, переспросил молодой человек.
— Нет, конечно, — вернул я его на землю. — Будем работать посменно. День ты, день я. Понятно?
— И взамен вы хотите мою гитару?
— Именно! А ещё бессмертную душу, но это не срочно.
— Вы, верно, шутите?
— Только насчет души. В отличие от неё, гитара мне действительно нужна.
— Согласен, — обречённо вздохнула жертва алкогольной зависимости, и мы отправились к нему домой.
Проживал он в доходном доме купца третьей гильдии Теплякова, о чём неопровержимо свидетельствовала изрядно поржавевшая табличка перед парадным. Впрочем, вход в жилище незадачливого музыканта располагался со двора, куда мы и проследовали мимо поленницы дров, экипажа без колес и ещё какого-то хлама. Лениво махавший метлой дворник проследил за нами подозрительным взглядом, но так ничего и не сказал.
— Простите, — смущённо спохватился мой спутник уже на лестнице. — Но я так и не узнал вашего имени.
— Имя мне — легион! — пошутил я, но видя кислое выражение лица собеседника, решил больше не выпендриваться. — Николай.
— Очень приятно. Модест.
— В честь Мусоргского?
— А как вы догадались?
Квартира, в которой проживал мой новый знакомый, как и следовало ожидать, оказалось коммунальной. Вполне вероятно, раньше она принадлежала его семье целиком, но потом их уплотнили, потом проделали это ещё раз, и ещё… в общем, в распоряжении недавних хозяев осталась всего одна комната, правда, довольно большая.
— Познакомься, маменька, это Николай, — робко представил меня Модест, после чего добавил на всякий случай, — он тоже музыкант!
Судя по всему, последние слова вышедшую нам навстречу женщину не убедили. Выглядела она, к слову сказать, более чем представительно. Затянутая в корсет, придававший ей излишнюю худобу, с тщательно уложенными вверх и назад волосами, в строгой тёмной блузе с наглухо застегнутым воротом, и такого же цвета узкой юбке длинною до пола, дама вполне могла бы служить олицетворением прошлой России, той самой, которую мы потеряли.
— Мод э ст, я же просила вас не приводить в дом, э… посторонних! — Неожиданно низким голосом протрубила дама, делая ударение на букве «э».
— Прости, — горестно вздохнул незадачливый тапёр. — Но у меня не было иного выхода.
— Добрый день, сударыня, — скромно поздоровался я, тщётно пытаясь произвести хорошее впечатление. — Мы по делу…
— Мод э ст, — тут же прореагировала она. — Какие у тебя могут быть дела с этим… человеком?
О, слово «человек» из её уст не звучало гордо. Это скорее было обращением к представителю низшей расы, или, по крайней мере, лакею.
— Мадам, вам же сказали, что я, как и ваш сын, музыкант!
— Вы? — не скрывая скепсиса, посмотрела на меня дама. — И на каком же инструменте, позвольте полюбопытствовать, вы музицируете?
— На бубне!
Грубить в данной ситуации, возможно и не стоило, но этот ничем не обоснованный снобизм стал меня раздражать.
— Я так и думала!
Пока мы пикировались, Мотя, старавшийся выглядеть, как можно более незаметным, проскользнул в отгороженное ширмой пространство и вышел оттуда с гитарным футляром в руках.
— Вот, — открыл крышку и протянул мне.
Что тут скажешь, инструмент оказался
