Дядя самых честных правил 5 (СИ) - Александр Михайлович Горбов
Глава 6
О князе и наградах
Княгиню я нашёл в библиотеке. Марья Алексевна задумчиво листала «Опыты» Монтеня, делая карандашом пометки на полях. Кстати, замечательная книга — автор, не будучи колдуном сам, изучал деланную и Талантливую магию исключительно по книгам. Особых тайн в ней не было, но сравнительный обзор получился шикарный.
— Костенька, — Марья Алексевна строго указала на меня карандашом, — ты уже придумал, как помочь Пете? Человек без глаза остался, переживает, ночами не спит.
— Боюсь, это выше моих сил, Марья Алексевна.
— Как это? Руку своему мертвецу сделал, а глаз не можешь?
Я сел напротив княгини, сложил руки перед собой домиком и попытался объяснить.
— С Кижом ситуация другая. Он мёртв, и тело работает, как автоматон, если говорить упрощённо. А Пётр живой — работать с живыми тканями я не умею.
— Зачем с ними работать? Сделай ему искусственный глаз, и всё.
— А как прирастить к нему нервы? А мышцы, чтобы двигали глазное яблоко? Даже не представляю, как это сделать. Был бы он мёртвый, другое дело.
— Типун тебе на язык. — княгиня махнула на меня рукой. — Нервы, мышцы, тоже мне, умник. Ещё скажи, что опасаешься воспалительно-деструктивного процесса и отторжения импланта.
— Марья Алексевна, откуда вы такие слова знаете?
Княгиня усмехнулась.
— Нахваталась за долгую жизнь от разных умников вроде тебя. В общем так: сделай глаз, как умеешь, а приживить его уже моя забота.
На пару секунд я опешил.
— Так вы лечить можете? Научите!
— Ой, ничего я не могу, даже не проси. Произвести замену много ума не надо, организм сам всё сделает, если ему помочь. Это не раны зашивать или инфекции выводить.
Я осуждающе посмотрел на неё.
— Марья Алексевна…
— Сказала же, нет. Никакой медицины! Терпеть её не могу, гадкую, — она поморщилась. — Раз покажешь, что умеешь, на следующий день заставят гнойные фурункулы вскрывать. А я женщина впечатлительная, видеть такие ужасы не привыкла. Нет, нет и нет. Глаз Пете поставим, и дело с концом.
— Как скажете, нет так нет.
Оставалось только вздохнуть: я слышал, что встречаются такие Таланты, но на практике никогда не сталкивался. Жаль, что княгиня отказалась от медицинской практики, очень жаль.
— Марья Алексевна, я же к вам по делу.
Я вкратце обрисовал ей проблему с Ксенией. Девочке нужен наставник вместо Диего. Пусть испанка и не рвалась её особенно учить, но помогала контролировать молодой и дикий Талант. А под моим руководством рыжая бестия разнесёт всё вокруг.
— Может, вы возьмётесь, а?
— Костя, ты сегодня невыносим. Предлагаешь мне бегать за этой чертовкой с моим радикулитом? Никакой жалости к старой женщине, — княгиня притворно погрозила мне вееером. — Да и не умею я учить как положено. Головы откручивать ещё ладно, а твоей протеже к тому же хорошие манеры нужны. Ладно, подумаю, где бы нам наставницу взять. Чтобы и вести себя научила, и с Талантом разобралась. Отпишу знакомым, может, что-нибудь посоветуют.
— Спасибо, вы — чудо.
Я встал, подошёл к княгине и поцеловал руку.
— Не буду больше отвлекать вас, Марья Алексевна.
— Погоди, Костя, совсем забыла. Присядь.
Она перелистнула «Опыты» и нашла между страницами сложенный листок бумаги.
— Час назад привезли, пока ты свою рыжую выгуливал. Я просила знакомых разузнать о Еропкиных, на кой чёрт им бумаги по лошадям нужны были. Вот, прислали ответик.
Пробежав по письму глазами, она покачала головой.
— Про цену на лошадей, что Елизавета установила, слышал?
— Да. Полторы тысячи вроде бы.
— Хорошо осадила этих жуликов, давно пора было. Только знакомые пишут, словно сговорились самые богатые конеторговцы. На остальных, кто помельче да пожиже, будто мор напал: один отравился, другой с лестницы упал и шею свернул, третий ещё зимой в проруби утонул. Лишь трое остались — Лепёшкины, Митрофановы и Дурыгины. Вся торговля лошадьми у них в руках сейчас.
Ты смотри! Прямо картельный сговор в лучших традициях организованной преступности.
— Пишут, — Марья Алексевна усмехнулась, — Дурыгин старший встречался с Еропкиным за неделю до того, как ты его убил. О чём говорили, неизвестно, но догадаться невелика хитрость.
— Думаете, меня заказали конеторговцы?
— Ты главного не спросил. Под кем эти купцы ходят? Кому они половину дохода за защиту платят?
— Дайте угадаю. Голицын?
— В яблочко, Костя, в яблочко. Дурыгины точно. Лепёшкины и Митрофановы через вторые руки.
— Вот оно что. Я-то думал, он меня из-за дяди невзлюбил, а всё из-за денег. Как-то слишком меркантильно для князя из старинного рода.
Княгиня расхохоталась в голос.
— Костенька, да у нас половина дворянства такая. Это по молодости князь за личные обиды мстил бесплатно, а потом заматерел и без денег даже в кофий врагу не плюнет.
Отсмеявшись, Марья Алексевна промокнула глаза платочком и разом стала серьёзной.
— Сейчас у Голицыных большие проблемы. Елизавета по их лошадиному делу ударила, в Сибири у них неприятности с другими родами, сын князя промотал огромные суммы, отчего перед папенькой появляться боится. От этого они и имущество распродают, чтобы закрыть дыры. Только ты не обольщайся: это временные трудности, у всех бывают. Князь — калач тёртый: здесь потерял, в другом месте возьмёт. У него при дворе огромные связи, многие роды его поддерживают, многие должны. Год-другой, глядишь, и восстановят капиталы.
Княгиня наклонилась в мою сторону и сбавила тон.
— Вот только тебе князь непокорство не простит. И за Василия Фёдоровича отыграется и за лошадей.
— Понимаю, Марья Алексевна, очень хорошо понимаю. Сейчас как раз принимаю меры, чтобы на усадьбу ни одна собака покуситься не могла.
— Это всё хорошо и правильно, Костенька. Но вопрос надо решить принципиально. Как ни придумывай магические штуки, он до тебя всё равно доберётся. У Голицыных пятьсот опричников, они тебя с кашей съедят. Показательно, чтобы другим неповадно было перечить роду. И никакой Надворный Судья вмешиваться не будет. Это ты тоже понимаешь?
Я кивнул. Куда уж яснее!
— У тебя три варианта, Костя. Первый: ты немедленно едешь в Москву, падаешь в ножки к князю и просишься к нему под руку. Будешь делать лошадей для него, регулярно являться на приём и жить спокойно. Второй: ты отправляешься к Шереметеву и делаешь то же самое. Там можно будет поторговаться, взять себе немного свободы, но принцип тот же. Граф тебя от князя прикроет, но и шерсть с тебя пощиплет.
— Плохой выбор, Марья Алексевна, очень плохой. Не хочу я «ложиться» ни под кого. Хоть Голицыны, хоть Шереметевы, хоть Шуваловы, свобода мне дороже. Вы говорили, ещё третий вариант есть?
— Есть. Ты спокойно, не торопясь едешь в Москву, — княгиня прищурилась и хищно показала клыки, — и организовываешь смерть нашего общего «друга».
От такого предложения я опешил
