Промышленникъ - Алексей Иванович Кулаков
С легким треском надломив сургуч печати, молодой аристократ быстро заскользил глазами по удивительно ровным и четким строчкам первого письма.
«Угу-м, готов сотрудничать, выражаю благодарность, с интересом рассмотрю все ваши предложения. Не понял, что значит – по ряду причин опасается возвращаться на родину?! Злые кредиторы ждут, что ли? Или электрический стул раньше времени изобрел и опробовал на ком-то?»
Во втором письме Вестингауз тоже жаждал посотрудничать с русским фабрикантом, с нетерпением ждал конкретных предложений и вообще был готов направить своих представителей куда угодно для переговоров на любые коммерчески привлекательные темы. А если эти самые предложения окажутся ну очень сильно интересными, обещался и сам прибыть, в самые сжатые сроки. Прямо даже неудобно перед человеком становилось… В отличие от энергичного американского деловара, серб Никола Тесла никуда ехать не хотел – ему и на том континенте было вполне хорошо и комфортно. Но принять заказ на какую-нибудь интересную для него тему был согласен – как говорится, и то хлеб.
«Что бы ему такое подсунуть, чтобы потом лет десять о нем не вспоминать?»
Быстро перебрав самые бредовые идеи, Александр довольно хмыкнул и прямо на письме написал непонятное для юриста слово.
«Чем всякой ерундой вроде радио баловаться, пускай серьезным делом займется, антигравитатор изобретает. И беспроводной передачей электроэнергии озаботится, чтобы на проводах не разориться».
Самое последнее письмо оказалось и самым интересным. Скупка бескрайних просторов Техасщины потихонечку началась, и доверенное лицо, а по совместительству полноправный гражданин Северо-Американских Соединенных Штатов Арчибальд Лунефф выражал по этому поводу осторожный оптимизм. А также твердую уверенность, что в смету расходов он ну никак не уложится. Потому что завязывание дружеских отношений с сенаторами и «прикармливание» полудюжины газет оказалось весьма и весьма затратным занятием.
«Так, пора подумать о контролерах этого юриста-финансиста. И было бы неплохо организовать за ним постоянный присмотр – во избежание лишних соблазнов, так сказать. Что у нас дальше?»
Дальше Арчи удалось блеснуть своим профессионализмом и раскрыть некоторые детали биографии ученого-эмигранта. Объясняющие столь непонятную робость в деле возвращения на историческую родину.
«Увлекался идеями народовольцев, был на подозрении Третьего отделения как сочувствующий им. Эмигрировал в САСШ. Хм, а чего так резко? Понятно: как взорвали предыдущего государя-императора, так и проснулась сильная тяга к новым местам, а также резкое неприятие заснеженных сибирских просторов. Впрочем, у каждого свои недостатки. Список патентов?.. О, такие люди нам нужны!»
– Надо подумать, как его заполучить…
– Простите, Александр Яковлевич?
– Я немедленно отправляюсь в Сестрорецк, вернусь самое позднее – завтра вечером.
– Значит, послезавтра?..
– Да, переговоры – на полдень.
Собирая самые ценные бумаги в любезно предоставленный юристом портфель (все остальные документы остались дожидаться плечистых курьеров с бронечемоданами – уж больно много накопилось важной документации), оружейный магнат все так же задумчиво повторил:
– Надо подумать, определенно надо.
– Князь, вы мало бываете на публике, слишком мало – нельзя так долго пренебрегать светской жизнью.
Тридцатилетняя аристократка улыбнулась и спокойно, без всякого кокетства, посмотрела в глаза собеседнику. Она была красива. Очень. Нет, не так – она была ошеломляюще, невозможно, просто невероятно красива. Настолько, что почти не пользовалась косметикой, ибо в той просто не было никакой нужды. Ее внешность и так действовала на неподготовленного мужчину наподобие доброго удара в челюсть, так что со вкусом подобранные платья и драгоценности всего лишь оттеняли ее природные данные. Мало того, она ко всему еще и наследовала почти все колоссальное состояние своего отца – и это чудовищно убийственное сочетание красоты и по-настоящему больших денег сводило с ума многих и многих из тех, кто добивался ее благосклонности. Некоторым везло, и некую толику дружелюбия от аристократки, известной далеко за пределами империи, они все же получали. Другие за счастье почитали быть просто принятыми в доме Юсуповых. Третьи не оставляли надежды на нечто большее, чем простая дружба и ровное общение – но повезло только одному, даже и не посягавшему на внимание юной княжны. Граф Сумароков-Эльстон всего лишь сопровождал наследного болгарского принца Баттенберга, одного из многих претендентов на сердце и руку русской красавицы…
– Общество мною недовольно?
– Скорее оно в недоумении и гадает о причинах такого затворничества. А также о том, как долго оное будет продолжаться.
Разумеется, после замужества количество воздыхателей резко поубавилось, но и оставшихся было раз в десять больше, чем у любой другой светской дивы. И тем интереснее ей было беседовать с человеком, равнодушным к ее внешности и богатству – уж это она почувствовала сразу.
Графиня Сумарокова-Эльстон слегка качнула головой и почти привычно-изящным движением откинулась на изогнутую спинку небольшой софы. После чего еще раз обозначила улыбку, приглашая своего собеседника к ответу.
– Понимаю. Или ты займешься светской жизнью, или она займется тобой? По всей видимости, слухов обо мне ходит превеликое множество.
В этот раз улыбка была вполне отчетливой и к тому же дополнилась очень мелодичным смехом.
– Все так и есть, вы угадали. И все же, почему вы неизменно отклоняете все приглашения?
– Ну почему же все? Ваше принял, причем с большим удовольствием.
Зинаида Николаевна на несколько мгновений задумалась, непроизвольно поглаживая при этом удивительно крупную жемчужину, украшавшую ее «скромный» домашний наряд. Небольшая, но крайне любимая безделушка стоимостью в пару сотен тысяч рублей, а также с собственным именем и историей. Еще раз качнула головой и с нейтральной интонацией протянула:
– В первых числах февраля мы устраиваем бал…
– Почту за честь, Зинаида Николаевна.
Достигнув полного согласия и взаимопонимания, гость и хозяйка с четверть часа поговорили на отвлеченные темы, после чего Александр изобразил на лице приличествующую моменту тень сожаления и объявил, что вынужден откланяться. Приложился к изящной ручке, выразил надежду на скорую встречу и едва не пропустил появление лакея за своей спиной – до того тот бесшумно и плавно передвигался.
«Однако! Прямо не слуги, а духи бесплотные – паркет под ними не скрипит, ногами не шаркают, резких движений не делают. Видимо, потомственные лакеи. Или это их так выдрессировали?»
Задумавшись над тем, где и как обучают многотрудному лакейскому ремеслу, молодой аристократ даже не запомнил, как дошел до прихожей (в которой вполне можно было одновременно принимать гостей числом с роту – размеры позволяли), натянул на руки перчатки и небрежным жестом принял от дворецкого свою шляпу.
– Всего хорошего вашему сиятельству!
Не отвечая (замечать прислугу было дурным тоном), зато вроде бы в никуда кивнув, он водрузил головной убор на положенное ему место и спокойно прошествовал к выходу. Где дюжий швейцар тут же потянул могучую створку двери на
