ЭТНОС. Часть вторая — ’Догма’ - Павел Сергеевич Иевлев
— Вижу, у вас есть причины их не любить.
— Целых две, — жёстко ответил Теконис, снимая очки и демонстрируя провалы пустых глазниц.
* * *
— Да, Олли сказала тебе правду, — подтвердил Фред. — Впрочем, они вообще не врут. Наплодить с ней мулатов у вас не получится, так что предохраняться не обязательно. Развлекайся спокойно.
— Общего потомства не могут иметь только представители разных биологических видов. Получается, она не человек?
— Или мы не люди, — смеётся Фред, салютуя мне бокалом. — Смотря что считать за образец человечности. Лично я, сравнивая, хорошенько задумался бы над этим вопросом.
— И как так вышло?
— Проклятый перфекционизм, чёрт меня дери. Мы были чертовски амбициозны и пытались построить идеальное общество. На это ушло полтысячелетия локального времени и уже не понять сколько субъективного. В какой-то момент мы сами запутались, потому что множество раз откатывались, начиная сначала, а значит, отменяли и часть своей линии. Это, знаешь, ли, сбивает с толку. В общем, оказалось, что построить идеальный социум не так уж сложно. Просто мы раз за разом повторяли одну и ту же ошибку. Как только поняли, какую, всё получилось.
— И что это была за ошибка?
— Мы пытались построить его из людей.
* * *
— Возвращайся снова, драгоценный друг, — сказала Олли, которая, оказывается, не человек, а представитель того, что Фред называет «Этнос».
— Обязательно вернусь, драгоценная Олландрия, — отвечаю я. — И я помню — никаких влюблённостей!
— Да, я чувствую, что ты понял, — улыбается белоснежными зубами она, — но я, в отличие от вас, не драгоценна.
— Почему? — я собираю вещи, отпуск закончился, вскоре придётся снова натянуть на себя шкурку графа Морикарского.
— Это сложно объяснить, — Олли терпеливо стоит у окна, пока Нагма её рисует. — Вы, каждый из вас, абсолютно отдельное и цельное существо. В любом — целый мир. Этот мир может быть хмур, холоден, токсичен, несовершенен и почти всегда полон страданий. Но он абсолютно уникален и потому драгоценен. Когда ты умрёшь, драгоценный Док, с тобой исчезнет целая Вселенная. Это трагедия, несмотря на то, что в ней мало любви, много боли и разочарования.
Карандаш Нагмы перестал скрипеть по бумаге, она нахмурилась и подняла голову.
— Разве в тебе такой Вселенной нет? — спросила дочь.
— Нет, — кивнула Олли. — Ни в ком из нас нет. Мы не такие как вы, мы — Этнос.
— Но что это значит? Я не понимаю!
— Вы, драгоценные друзья, создаёте фрактал. Мы живём в готовом. У вас есть судьба, предназначение, миссия. У нас — гармония, равновесие, единство.
— Прикольно, — сказала, подумав, Нагма. — Не скажу, что прям поняла, но звучит интересно. Тебе нравится быть такой?
— Я не была другой, мне не с чем сравнивать. Но я счастлива, если ты об этом.
— Круто, — кивнула дочь, — глянь, что вышло.
Олландрия взяла у неё из рук рисунок, внимательно и долго на него смотрела, а потом сказала задумчиво:
— Вы оба драгоценны, друзья мои. Но ты — настоящий бриллиант.
— Такая красивая? — скокетничала Нагма.
— Можешь резать стекло. Береги её, Док.
— Уж будь уверена, Олли.
* * *
Больше никаких карет в лесу — с Дороги наши машины выходят в каком-то пустынном мире возле небольшой железнодорожной станции. На ней идёт организованная суета товарной логистики, катаются грузовики и колёсные погрузчики, работают краны, тарахтят генераторы, бегают туда-сюда люди. Это закулисье нашего проекта, а нам пора на сцену. У платформы пыхтит маленький паровозик, к нему прицеплены три пассажирских вагона, где мы размещаемся с трудом и довольно плотно. Но ехать недалеко — тут же на станции длинный пакгауз с рельсами. Состав заползает туда, останавливается, ворота закрываются. Пара минут, мы даже не успеваем надышаться угольным дымом, лёгкий сквознячок через солнечное сплетение, — и открываются другие ворота. Паровозик свистит, дёргает сцепку и вытягивает вагоны на задний двор замка графов Морикарских. Моего замка.
Портной снимает с нас мерки. Мы-то не изменились, а вот мода, увы, за пять лет ушла вперёд достаточно, чтобы я в своём камзоле выглядел при дворе дремучим провинциалом. Граф Морикарский, триумфально вернувшийся из колоний, себе такого позволить не может.
— Точно триумфально? — уточняю я у Фреда.
— Не извольте сомневаться, граф! — смеётся он. — Сводки у тебя на столе, не сочти за труд изучить, но вкратце: Британская Ост-Индская компания образца восемнадцатого века по сравнению с «Михайловской южной факторией» — убогая лавочка старьёвщика.
— Опять «Михайловской»?
— А ты как думал? Это же зонтичный бренд. В него большие средства вложены. Терпи. Тебя ещё ждёт в столице торжественная встреча как героя Империи.
— О чёрт…
— А кому легко? Ты завалил страну колониальными товарами, в каждом городке теперь «Михайловская лавка», где можно купить чай, какао, тростниковый сахар, специи, рис, экзотические фрукты — в сушёном, правда, виде. Но это мелочи. Поставки каучука и древесины, шеллака и кошенили важнее, но и они вторичны. Угадай, что самое важное?
— Золото? — предположил я, припомнив историю нашего мира.
— Золото тоже, — согласился Фред. — А также серебро, медь, олово, никель и некоторые другие металлы. Но золото требует крайне аккуратного обращения, иначе будет как с Испанией, которая притащила из Южной Америки столько драгметаллов, что наглухо уронила себе экономику инфляцией. И всё же, не оно главное.
— Сдаюсь, — легко признал я. Всё равно же не угадаю.
— Хлеб.
— Там есть зерновые?
— Теперь есть! На юге прекрасный климат, богатые почвы и много свободных рабочих рук. Не хватало только расчистки посевных площадей, сортового зерна и внедрения технологий интенсивного земледелия. Ну и, конечно, рынка для
