Вершина мира - Дмитрий Ромов
Да-да, девка уркаган.
— Я так понял, у неё ко мне претензии.
— Считай, что больше претензий нет. Не переживай, она скоро уедет. Дела сделает и всё. Так что живи спокойно. А то что похитила… Ну, ты ж не пострадал, о чём вообще базарить тогда. Всё, бывай.
— А она меня отвезёт обратно?
— Чего? — Цвет начинает смеяться. — Ну, ты сам у неё спроси об этом.
— А Киргиз где сейчас? — спрашиваю я.
Цвет ничего не отвечает, только плечами пожимает, глядя на меня в упор. Ну ладно. Сам узнаю. Выхожу во двор. Как добираться теперь? Нахрена вечно выбирать какую-то тьмутаракань для своих резиденций? Вот она… Айгуль всё ещё во дворе. Шуба снова на ней. Она даёт команды своим «санитарам», отрабатывающим удары.
— Айгуль, — говорю я подходя ближе. — Когда обратно поедем?
— Чего? — она изгибает бровь и смотрит на меня действительно, как на насекомое.
— Ты ж меня привезла, теперь вези обратно.
— А ты что, баба? Женщина мужчину не возит.
— Почему же, бывает по-разному. Тебе сколько лет?
— Тебе это знать не положено, — отвечает она и отворачивается к своим бойцам.
— Речь у тебя чистая, молодец. Надо было бы тебя маме показать, как пример торжества русского языка. Ей бы понравилось.
— Слушай, — снова поворачивается она. — Ты чего нарываешься? Хочешь, чтобы я довела начатое до конца?
— А ты же неместная, да? — отвечаю я вопросом. — Откуда приехала?
— Из Алма-Аты, — говорит она качая головой. — А ты из тех, кому проще дать, чем отделаться, да?
— Неплохой вариант, — усмехаюсь я. — Ты сама предложила.
— Чикуня! — внезапно повышает она голос.
Чикуня, умеющий, как выяснилось сегодня утром, изображать из себя настоящего джентльмена, мгновенно подлетает к нам. Рожа у него совершенно бандитская, не обезображенная интеллектом. Он довольно крупный бычок с крепкой шеей. Тот самый, что ткнул мне под дых. Больше такое не проконает. Можешь не рассчитывать.
— Вот этого, — Айгуль презрительно морщится, — вышвырни за ворота.
Вот же обломщица.
— Давай, — тут же рычит Чикуня и хватает меня за локоть.
— Слышь, — совершенно стандартно и максимально доступно для понимания говорю я. — Руку убери. Под ручку с аптекаршей ходить будешь. Да-нет-Александр.
Должно быть эта фраза каким-то образом ранит его самолюбие. Его дружки, услышав это, начинают ржать. А сам он, вместо того, чтобы выполнить мою просьбу, хватает меня за рукав и тянет на выход.
— Ты чё там тявкнул гандон? — грозно и громогласно вопрошает он. — Я тебя урою прямо здесь!
Неприятный тип. Никакой симпатии не вызывает. Да они все здесь, как на подбор. Дегенераты, одно слово. И такая меня злость берёт, что мне почему-то очень хочется заставить его извиниться. Видно, кстати, что они неместные. Иначе как-то держатся, и в выговоре есть что-то неуловимое, чужое.
Стрелять они не будут, да и месить меня всей толпой вряд ли станут. Я же типа человек Цвета теперь. Так что…
— Извинись, пожалуйста, — спокойно говорю я.
Но он вместо того, чтобы признать свою неправоту, усугубляет положение.
— Ты, гандон штопаный, я тебя сейчас на части порву.
Такой может, если ему позволить, но позволять я ему больше ничего не собираюсь. Я расстёгиваю куртку и резко выкручиваюсь, выдёргивая руку и оставляя в руке Чикуни пустой рукав. Выскальзывая из одежды я оказываюсь у него за спиной и не могу отказать себе в удовольствии, чтобы ни дать пендаля. Как Никола Питерский в «Джентльменах удачи»:
— Деточка, а вам не кажется, что ваше место возле параши?
И бац ему по заду, причём так, что он летит вперёд и падает на утоптанный снег. И прежде, чем он успевает подняться, я оказываюсь у него на спине и хватаю его голову за подбородок и затылок, готовясь крутануть и остановить все проявления жизни в этом бестолковом существе. Кажется, он понимает, что это не шутка.
— Достаточно просто попросить прощения, — миролюбиво говорю я.
Он проверяет мою решимость, напрягая мышцы своих накаченных рук. Однако по тому, как его голова сжимается в моих руках, он делает вывод, причём совершенно правильный. Разумеется, лишать жизни я его не собираюсь, но он-то этого не знает.
— Извини, — бормочет Чикуня.
— Нет, так не пойдёт, — качаю я головой. — Оскорбление нанесено громогласно. Давай-ка и извиняйся так же.
Я вынуждаю его извиниться в голос, под улюлюканье и насмешки его соратников, сам же смотрю в это время на Айгуль. Она стоит неподвижно, крепко сжав зубы, и наблюдает за происходящим. Отпустив Чикуню, я поднимаю свою олимпийскую куртку и ни на кого не глядя, иду к воротам.
Я конечно понимаю, что не нужно было этого делать, что всё это чистой воды мальчишество, но захотелось утереть нос этим уродам. Ну и перед барышней хвост распушить. Не без этого. Как теперь выбираться отсюда?
Иду вдоль дороги и машу рукой всем попуткам, включая грузовики и автобусы, но охотников на мой трояк не находится. Так и шагаю до самой остановки, а это почти сорок минут. Потом долго жду автобуса и ещё дольше еду до центра. И только тогда отправляюсь к Куренкову.
Он меня уже ждёт. Вернее, ждал, а теперь его нет на месте и ждать приходится мне самому. Надо отметить, день сегодня не самый удачный. Хотя… Хотя, как посмотреть. В принципе, с Цветом всё отлично получилось. Я сижу в коридоре и размышляю. Проходит, наверное, не меньше часа, прежде чем меня окликает Куренков.
— Брагин! А я уж думал тебя перевербовали. Ты куда пропал? Спал что ли до обеда?
— Роман Александрович, здравствуйте. Что вы такое говорите, я ведь вообще не сплю, постоянно чем-то занимаюсь.
— Да уж, лучше бы спал, — смеётся он, — а то от твоих занятий тревожно как-то на душе.
— Да бросьте вы, чего тревожиться? Всё же хорошо. Сегодня вот начал вербовку Паши Цвета.
— Ой, Брагин, — машет он на меня рукой. — Молчи, ничего не говори. Слышать этого не желаю.
Мы заходим к нему в кабинет, и я подробно, во всех подробностях, кроме интимных, рассказываю обо всех московских делах и событиях. Не обхожу вниманием и меню в столовой ЦК.
— Да, Егор, —
