Проклятье старинного кольца - Марина Антоновна Тишанская
Оказалось, что видение сопровождается звуками, так как мелодичный звон донесся до Кирилла совершенно отчетливо.
На зов колокольчика в комнату вошла молодая девушка, почти ребенок. Генка смотрел на происходящее, раскрыв рот.
Девушка присела в вежливом поклоне и спросила:
— Вы звали меня, леди Мортимер?
Генка вскрикнул, увидев вошедшую. Он подался вперед и ткнулся бы головой в радужный шар, если бы Кирилл не схватил его за шиворот. Он нетерпеливо вертелся, пытаясь разглядеть девушку, но заряд концентратора иссяк. Шар медленно растворился в воздухе, и видение исчезло.
— Как вы думаете, Кирилл Сергеевич, что это было? Может, это у меня глюки — перезанимался вашей темпорологией, и крыша поехала?
— Боюсь, Копейников, что нет.
— Что значит «боитесь»? Думаете, приятно чувствовать себя сумасшедшим?!
— Да нет, Гена, я так не думаю. Дело в том, что я тоже видел что-то, похожее на отрывок стереофильма. Франглия, примерно восемнадцатый век. Возможно, этот прибор способен при определенных условиях вызывать массовые галлюцинации.
— Какие галлюцинации? Девушка в фартуке — Лилька Михайлова, из тридцать шестой квартиры!
— Что за Лилька?
— Ну, горничная в этом глюке как две капли воды похожа на мою соседку. Ее зовут Лиля. Она живет со мной в одном подъезде, в тридцать шестой квартире, ясно?
— Ты уверен? Опиши мне ее.
— Зачем это?
— Возможно, мы восприняли это явление каждый по-своему.
— Понятно. Ну, она такая симпатичная, стройная, лапочка, одним словом.
— Копейников, что с тобой? Где точность формулировок? Какого цвета у нее глаза, волосы, какой рост, худощавая или нет? Словом, опиши ее, как ты бы в милиции кого-нибудь описывал.
— Она, между прочим, во-первых, не теорема с точной формулировкой, а во-вторых, не вор — рецидивист, и в милиции я ее пока не описывал.
— Гена, не злись, ты же понимаешь, как это важно.
— Ладно. Она светленькая, глаза серые, волосы вьются, рост сантиметров сто шестьдесят, наверное. Мне по плечо где-то. Носит S-ки. Я у нее на куртке размер видел, когда она ко мне приходила математикой заниматься.
— Да, это та же девушка, которую видел я. И давно она с тобой математикой занималась?
— А вы не острите, я действительно ей помогаю иногда уроки делать. Дней пять назад это было. Обычно она ко мне через день со своими задачками бегает. Знаете, я, пожалуй, ей быстренько позвоню.
— Быстренько не получится. У нас же телефоны во всем доме отключили — газопровод чинили, а там, оказывается, опять телефонные провода на пути оказались…
— Почему «опять»?
— Помнишь, месяц назад то же самое было.
— Вы, Кирилл Сергеевич, веселитесь, а я, между прочим, беспокоюсь.
— Извини, Гена.
— Ла-адно. А с телефоном не проблема. Я по мобиле позвоню.
Копейников, не прерывая разговора, торопливо вынул из кармана мобильный телефон и быстро набрал номер.
— Понимаете, — продолжал он, — мать условие поставила: или я не ухожу из дома без телефона, или она ложится с инфарктом в больницу, как только я не приду домой ночевать.
— Знакомая ситуация. Что твоя знакомая, не отвечает?
— Нет, гудков десять уже было. Дома нет. А что, если это она «туда» попала?
— Куда «туда», Гена? Это ненаучно.
— Почему? Просто мы не знаем, что «это» было, и как Лилька туда попала.
— Хорошо, пусть не знаем. Но как, по-твоему, мы можем узнать? Сначала надо убедиться, что с твоей соседкой все в порядке.
— Тогда я зайду к ней домой. А если ее нет? Если она пропала?
— Вот тогда и будем решать. Узнать бы, что это было за видение…
— Да, задачка. Кому скажешь, не поверит, еще психушку вызовет. Хотя… Есть одна гениальная мысль. Надо к Насте пойти.
— У тебя, Копейников, все мысли гениальные. Просто не знаю, куда от них деваться! Причем тут Настя?
— Чего вы краснеете? Пообщаемся с красивой девушкой. Она заочно в Москве на историческом учится, у нее специальность — «средние века». А может, эти Мортимеры на самом деле жили во Франглии лет двести — триста назад? Вы же не сомневаетесь, что глюк был именно из прошлого. И фамилии у них франглийские. Ну как, Кирилл Сергеевич?
— Я, право, не знаю, Гена, — перешел на изысканный слог Воробьев. — Стоит ли?
— Что, боитесь? Ну, так я сам пойду. Хотя вдвоем, конечно, было бы убедительнее.
— Ладно, Копейников, уговорил, — вздохнул Кирилл.
В этот момент раздался продолжительный звонок в дверь.
— Кто бы это мог быть? — задумчиво спросил Кирилл и поморщился, только сейчас почувствовав, что в квартире отвратительно воняет горелой резиной. — Генка, открой, будь добр, а я на кухню сбегаю.
— А чем это оттуда тянет?
— Это я на ужин колбасу жарю.
— Ну, если такой запах, то хорошо, что сгорела, а то отравились бы.
Звонок надрывался изо всех сил. Генка открыл. На пороге стояла Венера Никитична, соседка Воробьева.
— Молодой человек, у вас, по-моему, что-то горит.
— Спасибо, бабуля, мы заметили.
— Это хорошо. Скажите, пожалуйста, какой продукт может производить такое э… амбрэ?
— Колбаска, а что?
— Ничего, конечно. Просто я пирогов с капустой напекла. Хочу вас с Кирюшей угостить. Заходите на чай.
— Большое спасибо. Кириллу Сергеевичу сейчас очень кстати будет. Взбодрит.
— Почему только ему? Я вас тоже приглашаю.
— К сожалению, придется собрать волю в кулак и отказаться. Мне нужно к своей соседке зайти.
— Что же, ваша соседка тоже любит пироги печь?
— Скорее наоборот. Она любит есть горячие бутерброды, которые я пеку. Что поделаешь…
— Видимо, вашей соседке еще нет семидесяти, и общение с ней привлекает вас больше.
— Да, то есть, нет. Э…
— Не смущайтесь, юноша. Я не обижена. Мне тоже когда-то было семнадцать. Пойдемте, я заверну вам пирожок в бумагу. Съедите по дороге.
Глава 3. В старом замке
Леди Эстер, графиня Мортимер, с типично франглийским худым лицом и властно выдвинутым вперед подбородком, статная и чопорная, стояла около большого окна. Она смотрела вдаль, туда, где солнце садилось за море.
Летняя гостиная, где, несмотря на приближающиеся холода, проводила время графиня, была обставлена изысканно и просто. Глубокие кресла возле камина, низкий столик, удобный диван. У стены возвышался массивный шкаф с книгами. Леди Эстер любила почитать, а библиотеку оккупировал ее муж.
Молодой человек с прилизанными волосами — ее секретарь Энтони Фостер, сидел в своей комнате. Его маленький кабинет с узким, выходящим в