Генри Олди - Богадельня
Над Витом возвышался стражник. Длинный, как жердь, тараканья рыжина усов под крючком носа. Глазки водянистые, злые. Цепкие пальцы ухватили мальчишку за шиворот, встряхнули.
– Брось эту падаль. Вон того барана гони…
– Не надо, дяденька! – взмолился Вит, безуспешно пытаясь высвободиться. – Это войтов лучший баран! Мне за него войт голову оторвет! Я вам другую овцу найду…
– Раньше надо было другую искать. А теперь: давай войтова барана. И в придачу…
Договорить стражнику снова помешали. Подлетели Хорт с Жучкой, зашлись лаем: Жучка – заливистым, визгливым, Хорт – хриплым басом, сулящим выдранный клок из задницы. Того и гляди, всерьез бросится, рвать начнет.
– Собаками травить вздумал?! – искренне изумился стражник. – Г-гаденыш!..
Свободной рукой, не найдя подходящей палки, он потянул из ножен меч.
Сердце Вита ушло в пятки. Сейчас Хорт точно кинется! Ой, что будет! Под горячую руку и собак порубят, и ему, Виту, достанется! Хорошо, если только кнутом отходят.
– Хорт, назад! Лежать! Жучка, цыть! – Отчаянно закричав, пастушонок присел, вьюном крутнувшись на месте.
В ответ послышался хруст. Вит сперва решил, что порвалась кацавейка, и тут стражник заорал благим матом:
– С-с-учонок! Ты ж мне пальцы сломал! Пальцы! Я тебе сейчас кишки выпущу, ублюдок!
Однако Вит уже был свободен и бросился прочь – вслепую, не разбирая дороги.
VIII
Убежать он успел недалеко. Кто-то подставил ногу, и беглец кубарем полетел наземь, изрядно проехавшись по скользкой от дождя траве.
– Держи его!
– Держу…
Сверху навалились, тяжко сопя, прижали к земле. Умело завернули руки за спину. Поодаль хохотали: то ли над ним, Витом, потешались, то ли над незадачливым товарищем. Разрывались Жучка с Хортом, потом вдруг послышался отчаянный визг, рычание.
Неужто зарубили?!
– Да я его… в куски!..
– Охолонь! Слышь, Остин?
– Да он мне! пальцы!..
– Я сказал: остынь!
– И верно… убери железку…
Голос показался знакомым. Горстяник?! Точно, горстяник. Видать, в город отправился, да тоже свернул в рощу: дождь переждать.
Вит хорошо все слышал, но видеть мог только мокрые травинки перед носом. Крепко держат, головы не поднять.
– Что за история?
– Да вот, мальчишка бузит. Руку Остину повредил.
– Бузит, так проучите. На то и плети. Кнут, опять же. А железка – дело грязное, стыдное. Дай-ка руку, погляжу твои раны.
– Точно! Ты, Остин, иди к мейстеру Мертену! Он тебя починит, он тебя приласкает…
– Ага, починит… Знаю я, как он чинит!
– Дурак, – беззлобно отметил горстяник. – Ты ж не в пыточной, убоище. Гляди, и вправду два пальца сломаны. Эк тебя угораздило! Сиди пока, я сейчас лубок смастерю.
– Слыхал, гаденыш? – зловеще дыхнул Виту в самое ухо. – Два пальца должностному лицу! Стало быть, бунтовщик ты и мятежник. Супротив власти пошел: на стражника напал, собаками травил. А знаешь, что с бунтовщиками бывает? Опять же, палача искать не надо: сам мейстер Мертен здесь! Он все и сделает, в лучшем виде… Не сомневайся!
Ясное дело, стражник просто веселился, запугивая тупого мальца. Стоявшие рядом приятели давились беззвучным смехом, зажимая рты – чтобы раньше времени не испортить представление. Что с пастушонка взять? Выпороть от чистого сердца. С родителей виру за Остиновы пальцы стребовать. Пускай батька с маткой поганца по новой выдерут. Но отчего бы для начала не застращать дурня до смерти? Чтоб знал в другой раз!
Виту все это было невдомек. Мальчишка действительно испугался. До дрожи, до темноты в глазах. До ледяного пота и спазмов в пустом животе. Мятежник! Бунтовщик! Вит слышал, что делают с бунтовщиками. Головы секут, колесуют, вешают. Иных на кол сажают, четвертуют… Собак порубили, сейчас его очередь! Никак не мог он видеть, что сзади к нему подходит не горстяник, занятый рукой пострадавшего Остина, а мытарь. И в руках у мытаря не топор, не меч, не каленые клещи. Кнут обычный. Видел бы – не стал рыпаться. Ну, выпорют. Ну, сильно выпорют. Больно будет. В первый раз, что ли?..
Тяжелые шаги приблизились. Скрипнула мокрая трава.
– Снимай штаны с поганца. Я его…
Голос был не палача, а сборщика податей, но Вит уже ничего не соображал от ужаса.
«На кол! На кол сажать будут!»
Когда чужие руки взялись за штаны, намереваясь их стащить, Вит рванулся так, как не вырывался еще никогда. В полной уверенности, что спасает свою жизнь! Завернутые за спину руки выскользнули из захвата: не ожидал стражник такой прыти, не удержал. Куда угодила его нога, вдруг обретшая собственную волю, Вит не понял. Брыкнул назад, и деревянная подошва башмака ткнулась в живое. За спиной взвыли так, будто стражника по ошибке усадили на кол вместо «бунтовщика»!
Взвоешь тут, когда башмаком в самый сок заедут!
А мытарь оказался куда проворнее, чем можно было подумать. Впрочем, Вит меньше всего думал – просто, когда он уже вскочил на ноги, чтобы бежать, его крепко обхватили сзади. Тело что-то сделало (такое иногда случалось: тело делает, а голова пустая-пустая, и еще холодно…), человек позади охнул, разжав руки… Парнишка бросился наутек. Забыв про овец, порученных его опеке. Пусть хоть всех сожрут, лишь бы самому уйти! Он мчался в сторону Вражьих Колдоб. Там не найдут. А собак у них нету. Сердце отчаянно колотилось в груди. Перед глазами все вертелось колесом. Ушел! Жив! Свободен! – стучала в ушах гулкая кровь.
Вит не видел, как за спиной медленно оседает на землю мытарь, вцепившись в правый бок. Как стремительно бледнеет жеваное лицо, закатываются глаза. Как между пальцев начинает сочиться темно-багровая, почти черная струйка.
– Дядя! Что с тобой?! – бестолково причитал над мытарем младший из стражи: пареньку лет семнадцать, усишки едва пробились. – Дядя! Встань!..
– А ну-ка, отойди, – горстяник толкнул в сторону младшего, действительно доводившегося мытарю племянником. Присел рядом с обеспамятевшим сборщиком податей, аккуратно расстегнул на нем одежду.
– Держи сучонка! – запоздало опомнился кто-то. Кинулся к уже расседланным лошадям. Куда там! Мальчишка улепетывал: только пятки сверкали. Вернее, пятки как раз не сверкали. Бежал пастушонок странно, мелко-мелко семеня, но очень быстро перебирая ногами. При этом удрав весьма далеко.
– Держи! Лови!
Нет. Скрылся с глаз. Видать, в овраг нырнул. Гнаться не стали: бесполезно.
Горстяник долго молчал, глядя на малую, но очень скверного вида рану в боку мытаря. Печенка задета. Ох, грехи наши тяжкие… Лицо палача все больше мрачнело, на лбу проступили вертикальные складки. Он сразу понял: мытарь – не жилец. «Ножом, стервец, пырнул», – была первая мысль. Однако разглядев рану поближе, мейстер Мертен осознал ошибку. Не в том, что смертельная: спасти мытаря сейчас могло лишь чудо, а палач был человеком практичным. Насчет ножа ошибся. Не ножевая дырка. Стилет? граненый?! Похоже, хотя шире. Откуда у сельского щенка стилет? Отродясь по деревням в сословных грамотках такого добра не прописывали… На всякий случай палач внимательно огляделся. Ничего похожего на земле не обнаружилось.
А удирал пастух с пустыми руками.
Еще подобную рану можно было нанести клевцом. У мельника, например, прихватил. А здесь, в горячке… Но уж клевец мейстер Мертен точно заприметил бы. Кроме того, ни один мальчишка, еще лишенный грамотки по возрасту, не притронется к чужому оружью. Даже в драке. Бычьим рогом ударил? Что ж пастух, все это время рог в рукаве прятал?! Глупости. Враки записные. Да и с какой силищей бить-то надо, – дошло вдруг до палача, – чтобы кожаное полукафтанье просадить?! Паренек лядащенький, хилый. Локтем он мытаря ударил. Мейстер Мертен сбоку стоял, ему хорошо видно было. Локтем.
Прятал рог в рукаве, острием назад?
Чушь.
Значит, остается…
О том, что остается, думать не хотелось. Горстяник припомнил сломанные пальцы Остина, покосился на стражника, до сих пор лелеявшего причинное место. Лучше язык за зубами держать. Делай свое дело, в чужие не суйся и болтай поменьше – этому принципу мейстер Мертен неуклонно следовал давным-давно.
Он поднялся, отряхивая колени.
– Ну? – с надеждой сунулся мытарев племяш.
– Плохо, – зря обнадеживать не следовало. – Печенка у него пробита.
– Ножом, гаденыш! ножом! Убью-у-у-у!.. – завыл молодой стражник, сжимая кулаки в бессильной ярости. Кажется, он плакал. И вдруг отчаянно бросился к горстянику:
– Спасите его, мейстер Мертен! Я знаю, вы умеете…
– Тут и лучший лекарь вряд ли поможет, – вздохнув, развел руками палач. – Разве что чудотворца какого найти успеешь.
Подошел Остин, баюкая поврежденную руку здоровой. Взглянул на рану мытаря, поджал губы:
– В село его отвезем. Вы с нами, мейстер Мертен?
– Нет, – покачал головой горстяник. – Перевяжу его, лубки тебе доделаю и поеду. В город мне. Вы уж сами…
– Спасибо, мейстер Мертен…
Палач дал себе молчаливый зарок: на обратной дороге нигде не задерживаться.
