Капер (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

Испанская эскадра начала движение за час до начала отлива. Солнце уже приблизилось к горизонту, и им надо было по-светлому выйти в открытое море. Первым шел четырехмачтовый галеон грузоподъемностью тонн девятьсот. По бокам его и отставая на пару корпусов, двигались два трехмачтовых галеона. Остальные отставали корпусов на пять и шли плотной группой, кроме трех поврежденных нами, которые легли на обратный курс, решив вернуться в порт. Бывшего флагмана и два потрепанных корабля тащили на буксирах баркасы.

Когда испанцы поняли, что фрегат не собирается удирать от них, то начали поворачивать вправо, чтобы повернуться к нам левым бортом и встретить залпом из пушек. Мы тоже повернули, но влево, и так и остались у них по носу, но теперь уже бортом к галеонам. Первый залп произвели по правофланговому трехмачтовику с дистанции кабельтова полтора. Он был повернут к нам немного левым бортом, поэтому наши ядра не сильно повредили надстройки галеона, несколько попали в борт, зато книппеля хорошенько порвали такелаж и паруса. Набирая скорость, фрегат пошел дальше и через несколько минут, перезарядив пушки и карронады, обменялись залпами еще с одним трехмачтовым галеоном, который шел с правого края и почти в хвосте эскадры. Разошлись с ним на дистанции около одного кабельтова. Наши ядра в нескольких местах продырявили его борт и кормовую надстройку, а книппеля порвали все нижние паруса и марселя. Испанские ядра не смогли пробить нашу обшивку, за исключением одного тридцатишестифунтового, которое убило двух комендоров на опердеке, а несколько из фальконетов наделали дырок в наших парусах. Больше всего досталось косой бизани, и я приказал заменить ее. Одни матросы начали снимать парус, а другие — доставать из кладовой новый.

— Поднять флаг! — приказал я.

К топу грот-мачты полетел привязанный к фалу, желто-синий флаг князя Оранского. Достигнув топа, полотнище развернулось на всю свою трехметровую длину и двухметровую ширину и заполоскало на ветру. Это был сигнал буйсам, чтобы атаковали два подбитые только что галеона. Нам возиться с ними некогда, есть цели поважнее.

Фрегат тем временем продолжал движение курсом зюйд-зюйд-ост, миновав испанскую эскадру, стремящуюся выйти в открытое море. В нас разрядил свои пушки замыкающий галеон и единственный остался без ответа, потому что наши комендоры не успели перезарядить орудия. Первым мы настигли бывшего флагмана. Обогнали его на удалении около трех кабельтовых. Капитан галеона не удержался и разрядил в нас пушки левого борта. Всего два ядра попали нам в борт, но особого вреда не причинили. Мы ответили не сразу и выстрелили картечью из фальконетов по баркасу, который буксировал корабль. Пара зарядов попала удачно, убив и ранив десятка два человек. Внесли свою скромную лепту и мушкетеры с аркебузирами. Стрелять сверху по беззащитным людям в баркасе — одно удовольствие. Кстати, гребцами были в основном голландцы. Поэтому, наверное, их убивали с особым удовольствием. Бей своих, чтобы чужие боялись!

Затем мы догнали галеон, который остался без передних мачт. На задних заменили паруса, к обломку фок-мачты приделали стоймя рей, на котором подняли штормовой стаксель. Подойдя к галеону с кормы почти вплотную, развернулись к нему левым бортом и разворотили надстройку ядрами, а потом прошили ее картечью. Заодно пообрывали паруса. Потребовался еще одни бортовой залп, после чего на галеоне подняли белый флаг, а баркас отдал буксир и быстро погреб в сторону Амстердама.

— Принимай командование, — приказал я Дирку ван Треслонгу. — Испанских офицеров переправишь сюда, а затем становись на якорь. Не забудь флаг князя поднять, чтобы свои не напали.

На ходу спустили на воду катер, в который погрузилась призовая команда из офицера и десяти матросов. Дирк ван Треслонг сел на носовую банку и положил на колени аккуратно сложенный, сине-желтый флаг. Голландцы пронесут любовь и уважение к князьям Оранским через века. Может быть, потому, что любовь эта безответна.

Фрегат погнался за третьим галеоном. Несмотря на отсутствие фок-мачты, испанский корабль успел оторваться мили на полторы. Нам потребовалось около часа, чтобы нагнать его. Помогли комендоры, которые выстрелами из погонных орудий сбили латинские паруса на бизани и втором гроте. К тому времени солнце уже зашло и начало темнеть. Поняв, что не убежит, галеон начал с помощью баркаса разворачиваться к нам левым бортом, чтобы встретить бортовым залпом и потом раствориться в темноте. Скорость у него была маленькая, а парусность высокого корпуса большая, поэтому маневрировал он прескверно. Галеон упорно хотел повернуться бортом к ветру, а не к противнику. Мы подошли к нему с кормы и с дистанции метров семьдесят пять всадили один бортовой залп, второй, третий. В наступившей темноте к грохоту выстрелов и черному дыму добавились алые всполохи пламени, вырывавшегося из стволов. Первыми стреляли пушки ядрами, разрушали переборки, а следом — карронады картечью, уничтожая людей. Фальконеты и стрелки не давали врагу покоя во время перезарядки орудий, заодно уничтожая и своих земляков в баркасе. После третьего залпа с галеона донеслись крики на голландском, что они сдаются. Позже выяснилось, что капитан и офицеры погибли от первого залпа, некому было объявить о капитуляции, поэтому галеон и продержался так долго, до тех пор, пока матросы не решились сами позаботиться о себе. Те, кто остался жив на баркасе, отдали буксир и смылись.

— Боцман, отдать два носовых якоря! — приказал я. — На сегодня отвоевались.

Услышав мои слова, стоявшие рядом матросы исполнили победный рев, который прокатился с квартердека на главную палубу, оттуда на опердек, а затем на гондек. Орали не хуже тех, кто выигрывал сражение врукопашную. Выплескивали недодавленный страх.

С той стороны, где дрейфовал бывший флагман испанской эскадры, донеслись выстрелы из фальконетов, мушкетов и аркебуз. Сперва мы видели блымнувший в темноте алый огонек, а через несколько секунд слышали звук выстрела. Видимо, это буйсы берут его на абордаж. Судя по отсутствию выстрелов тяжелых пушек, гезы подошли к галеону, как я учил, с носа и с кормы. Все равно много людей поляжет с обеих сторон. Впрочем, нас это не касалось. Мои матросы уже подсчитывали, сколько примерно добычи на пяти захваченных галеонах и сколько получит каждый. Фрегат получит треть от всего, так что сумма выходила неплохая. И это при том, что людей потеряли мы, наверняка, меньше, чем буйсы.

8

В Роттердаме праздник. Добыча продана и поделена. На фрегат вышло без малого сто семьдесят тысяч даальдеров, а на матросскую долю — сто семьдесят шесть. Это зарплата матроса на торговом судне за три с половиной года. Матросы с буйсов получили в три раза меньше, но тоже немало. Вопреки моим предположениям, погибло их не много. Испанцы сопротивлялись не слишком отчаянно. Дополнительным поводом для радости было взятие в плен командира эскадры графа Максимилиана Буссю. Впрочем, радость была омрачена тем, что граф оказался приятелем князя Оранского, и, как следствие, выкуп за него не получили. Я с грустью вспомнил старые добрые рыцарские времена, когда знатный пленник мог обеспечить тебя на всю оставшуюся жизнь.

Победа была приписана Луи де Буазо. Я не возражал. Лавры грозы испанского флота мне ни к чему. Мне хватит денег. До Рождества я только ими и занимался: подыскивал даальдерам места, где они будут прирастать. В воюющей стране это не так уж и просто. Благо рядом были Франция и, как мне казалось, бесчисленные немецкие княжества, которым позарез нужны были деньги и которые взамен отдавали права на сбор налогов и пошлин. Оставалось только подыскать человека, который бы занимался их сбором и воровал в меру. На эту роль подошли бедные родственники Маргариты ван Баерле. Дворянская честь не возражала против такой службы, она не дружила только с физическим трудом.

Пока мы воевали с испанцами на море, на суше их отогнали от Алкмара. Голландцы прорыли плотины и открыли шлюзы, вода затопила местность вокруг города. Как сказал князь Оранский, лучше погубить землю, чем потерять ее. С речевками у него получалось лучше, чем с командованием армиями. После семинедельной осады испанцы вынуждены были отступить ни с чем.