Осень сорок первого, или Возвращение осознанной необходимости (СИ) - Линник Сергей

— Ладно, сейчас дождемся нашего товарища и узнаем, когда поедем назад. Поесть нам скоро принесут, я договорился.

— А Ваш товарищ, который, ну... там... он кто? — спросила Дарья, допивая второй стакан воды.

— Не здесь. Мы всё объясним, но позже. Поверьте, Дарья Андреевна, мы все здесь на Вашей стороне, вот Настя может подтвердить.

Настя с важным видом кивнула головой.

— Тетя Даша, не беспокойся, это наши друзья. И дядя Андрей, и дядя Миша. Я у них жила в квартире всё время. Они в обиду не дадут.

— Вы, Дарья Андреевна, вещи-то проверьте, если чего не хватает, так мы сходим, поищем.

— Да вроде на месте всё, только перерыто, видать, родственница любимая искала что-то. Вот и Настина метрика лежит, — ответила Дарья, проверив оба чемодана.

— А всё-таки, как же Вы умудрились с Настей тогда на вокзале потеряться? — спросил Андрей.

— Да так вот и умудрились, я в какой-то момент отпустила её, меня потоком в вагон занесло вместе с чемоданами, а назад уже выйти не получилось. Я и к начальнику поезда ходила, просила высадить, чтобы я назад вернуться могла, а они мне: езжайте, гражданочка, до Арзамаса, а там на месте Вас родственница Ваша и найдет, а отсюда в Москву Вам пешком легче добраться только, поезда не ходят. Говорю им, что родственнице моей двенадцать лет всего, а они и слушать не стали. Вот и поехала на свою голову.

Медсестра Светлана принесла сколько еды, что Андрей удивился, как она это всё дотащила. Каравай хлеба, десятка два вареных яиц, пироги (с капустой и картошкой, как объяснила, выкладывая из корзины на стол, медсестра), которых хватило бы на неделю и большему количеству народа, горшочек со сметаной, вязка вяленой рыбы, пучок зелени — на столе в ординаторской место кончилось быстро, а бездонная, как казалось, корзина всё преподносила новые и новые сюрпризы.

— Ну вот, всё, — сказала Светлана, выкладывая кусок домашней колбасы длиной с полметра и две литровых бутыли с молоком, заткнутые газетой. — Если что, я еще принесу, вы только скажите.

— Хватит, конечно, спасибо огромное, — ответил Андрей. — Денег-то хватило? Добавить не надо?

— Ой, да что Вы, Андрей Григорьевич, хватило, конечно. Сейчас я сдачу вот, — она потянулась к карману, ничего, впрочем, оттуда не доставая.

— Не надо, оставьте, — поддержал игру Андрей, — если что, мы теперь знаем, к кому обращаться.

Медсестра развернулась и пошла к выходу.

— Корзинку возьмите, забыли, — крикнул ей вслед Андрей.

— Да здесь оставьте, я потом заберу. А если и заберете, на здоровье только, наплетем еще, — и Светлана с легким щелчком аккуратно закрыла за собой дверь.

Минут через сорок приехал с вызова Иохель.

— Ничего себе, у вас тут пир на весь мир. Меня так не кормили, — сказал он, присаживаясь к столу и, схватив пирожок, откусил от него половину. — О, с капусткой, вкусно. Медсестра принесла, Дерюгина?

— Да вот, попросили, нашла, — сказал Андрей. — Не объедать же больницу вашу.

— Светлана умеет, молодец, если дома чего нет, у соседей найдет. Очень ценный сотрудник, — ответил доктор, вытирая руки о полотенце, — что ж вы пирожки-то так далеко поставили, специально от меня подальше, нельзя же так с живым человеком. А ведь мне еще людей спасать, я без пирожка с капустой никак не могу.

— Дамы, давайте-ка мыть руки и садитесь есть, а то дядя Иохель Моисеевич все пирожки приговорит без нас.

— Сейчас на вызов ездили, очень смешная ситуация. Мужик запил, пил недели две, наверное, ну а сегодня белая горячка приключилась. Показалось ему, что на него волки напали, он от них в сарай спрятался и всю ночь дверь держал, а они дверь снаружи грызли. Вот часа два назад он понял, что дверь вот-вот прогрызут и решил живым этим тварям не даваться. Схватил нож какой-то и перерезал себе горло. Не до конца перерезал, живой остался, но трахеостому себе сотворил. Это такая дырка в горле, — сказал он слушающей с открытым ртом Насте, — её обычно делают, если больному дышать нечем. Так вот, приезжаем мы к нему домой, а он выпил немного, ходит по двору, курит, рубашка вся в крови, зрелище ужасающее. А поскольку у него трахеостома, то дым от папиросы наружу из горла выходит, а не через рот. Мы долго смеялись. Сейчас поем, пойду, зашью ему шею. Главное, белая горячка у него прошла, волки убежали, — улыбаясь, закончил Иохель, и запил пирожок молоком.

— Один мой родственник из-за неправильной дырки курить бросил, — начал рассказывать Андрей. — У него случилось обострение отита, он долго дома сидел, думал, само пройдет. Тоже водкой лечился. Ну и в какой-то момент у него гной прорвал барабанную перепонку. Ему, естественно, сразу легче стало, и вот он сидит на кухне, выпил на радостях, закурил и смотрит в висящее на стене зеркало. А у него дым из уха попер, через дырку. Испугался и курить после этого бросил.

— Хорошая история, — сказал Иохель, — ладно, пойду, поработаю немного, не скучайте без меня.

Михаил вернулся через час, когда на улице уже начало смеркаться.

— Ага, хотели меня голодным оставить. Налейте-ка молочка в кружечку. Пирожки с чем?

— Капуста и картошка, только с капустой совсем мало осталось, тут Иохель порезвился, хорошо, на вызов позвали, а то все бы умял.

— Ничего, с картошкой тоже вкусные. Значит так. На вокзал идем к пяти утра, там нас посадят в вагон прицепной и поедем в Москву. Андрей, у тебя фонарик я видел, жужжащий такой, с динамкой, он работает?

— Ага, работает, где-то в рюкзаке лежит, — ответил Андрей, допивая молоко.

— Ты его достань поближе, а то здесь дороги ужасные, а со светомаскировкой ни фига не видно, еще ноги поломаем. Ещё пирожок с картошкой передай, вкусные. Медсестра организовала?

— Ключница варила [3], она самая, — улыбнувшись ответил Андрей.

— От ключницы неплохо бы, но пока нет, дома уже, — прожевав пирожок, ответил Михаил. — Праздник устроить не помешает. Что Дарья Андреевна? — кивнул он на дремавшую в углу Дарью.

— Да она, похоже, от стресса никак проснуться не может. Поела вон немного и опять уснула.

18 сентября 1941 года

В пять утра вся их компания загрузилась в четвертое купе прицепного вагона, минут через десять вагон обнадеживающе дернуло, но на этом движение закончилось и поезд тронулся только часа через три. Михаил ходил ругаться к проводнику, тот приводил начальника поезда, который сначала что-то мямлил невразумительное про паровозную бригаду, после чего начальник поезда, понукаемый Михаилом, бегал к дежурному по вокзалу, коменданту и еще каким-то местным железнодорожным начальникам, но отъезд это ни на секунду не ускорило, хотя и сделало ожидание не таким скучным. Впрочем, Настя и ее тетя на это внимания не обращали, потому что сразу же после того, как зашли в купе, легли спать и крепко спали почти до полудня. Ехали, кланяясь чуть не каждому полустанку,часа два простояли в чистом поле, пока где-то впереди чинили путь и в итоге на Казанский вокзал приехали только в одиннадцатом часу вечера.

«Граждане, воздушная тревога! Повторяю! Воздушная тревога! Всем пройти в ближайшее бомбоубежище!» — встретил их голос из репродуктора на перроне.

— Сюда проходим, граждане, без паники, проходим в бомбоубежище, — направлял пассажиров милиционер.

Пришлось идти в душное бомбоубежище и сидеть там больше часа, пока не зазвучал сигнал отбоя воздушной тревоги.

— Давай, Андрей, доставай свою динамо-машину, пойдем домой потихонечку, — сказал Михаил, когда они выбрались с внезапно заполнившейся людьми Комсомольской площади, — время позднее, метро закрыто, в такси не содють, остается только пешочком.

В итоге в Хлебный переулок они добрались только к полуночи. Настя с Дарьей, несмотря на то, что шли без вещей, отстали от Андрея с Михаилом, тащивших чемоданы, метров на пятьдесят.

— Какая-то пылища здесь несусветная, аж на зубах скрипит, горелым откуда-то воняет, — сказал Андрей шедшему впереди Михаилу, когда они вошли во двор и до их подъезда осталось повернуть за угол.