Елена Хаецкая - Человек по имени Беда
А Бэда не нашел ничего умнее, как сказать:
– За меня не тридцать, за меня пятьдесят дали.
Пиф разъяренно засопела:
– Что ты ему наболтал?
– Да ничего. Мол, доставил младшую жрицу домой, умыл ее, раздел и уложил в постель.
Пиф заскрежетала зубами:
– Это ты называешь «ничего»?
– В определенном смысле это именно «ничего», – подтвердил Бэда. – А ты что, ничего не помнишь?
Пиф покачала головой.
– И как пиво тебе с утра приносил, тоже не помнишь?
– Какая разница? Главное – что они в протоколе написали.
Тут в коридоре за раскрытой дверью снова зашевелилась тетка Кандида, невнятно жалуясь на судьбу.
Пиф плюнула и повернулась, чтобы уйти. Беренгарий с хохотом крикнул ей в спину:
– Пифка! А ты что, и правда не помнишь, как с ним трахалась?
В отвратительном настроении Пиф прошла переаттестацию; в день получки расписалась за голый оклад, и Аксиция, аккуратно сложив в карман свою надбавку за безбрачие, пригласила подругу в кафе. Пили кофе, ели мороженое. Аксиция молчала, Пиф многословно бранила мужчин. Потом расстались.
Через неделю она снова вышла на суточное дежурство. Хрустя солеными сухариками в темном офисе, где горела только настольная лампа, Пиф читала информационно-аналитические материалы, принесенные Беренгарием еще до обеда. Зевала во весь рот, едва не вывихивая челюсти.
В офисе стоял крепкий кофейный дух, но все равно хотелось спать. Дела были скучные и несрочные.
Богатые родители балованного сынка интересовались будущим своего чада. И без всякого Оракула ясно, каким оно будет, это будущее. (Да, получит… Да, женится… Да, найдет… Да, достойно продолжит… Нет, не полюбит… Нет, не научится… и т.д.) Достаточно на морду этого сынка поглядеть (мамочка с папочкой даже фото прислали, так озаботились).
Второе дело – и того скучнее. Какая-то лавчонка, которую содержат мать с дочерью, хочет изменить профиль деятельности. Торговала недвижимостью, а хочет перейти на стеклотару. Как это скажется на их бизнесе? («Хочем процветать»). А-а-ахх, зевала Пиф. Да никак не скажется. И охота деньги Оракулу выкладывать за чушь эту собачью… Шли бы лучше в публичный дом работать к госпоже Киббуту, которой Беренгарий громогласно поет хвалу неустанную. Там не только молоденькие девочки нужны, там и страхолюдинам работа найдется…
Бросила развернутые распечатки на край стола. Прошуршав, до самого пола повисли и на пол заструились бесконечной бумажной лентой.
Встала, чтобы еще кофе себе сварить.
И тут телефон зазвонил.
Пиф тут же сняла трубку. Ей было так скучно, что она обрадовалась бы даже Беренгарию с его дурацкими шутками. А еще лучше, если бы позвонила Аксиция.
Но это была не Аксиция. И даже не Беренгарий. Звонила Верховная Жрица.
Кислым голосом велела закрывать офис и подниматься наверх, в Покои Тайных Мистерии.
От изумления Пиф онемела. Тайные Мистерии на то и тайные, что на них никого из посторонних не допускают. И уж не младшей жрице…
Верховная, зная, почему младшая жрица ошеломленно молчит, повторила – будто из бочки с уксусом:
– Наверх. Немедленно!
– А дежурство… – пискнула Пиф.
– …в задницу… – малопонятно сказала Верховная.
– Не положено… – еще раз пискнула Пиф.
– …велено… – донесся голос Верховной. – …матери…
Пиф положила трубку. Сняла очки, потерла лицо ладонью. Происходило что-то странное. Странное даже для такого учреждения, как Оракул. Но коли приказание исходит от Верховной… Плюнув под ноги и угодив прямо на распечатку, младшая жрица нацепила очки на нос, выключила свет, в полной тьме на ощупь заперла хлипкую дверь офиса-пенала и по узкому коридорцу выбралась на парадную мраморную лестницу, откуда поднялась на самый верхний этаж, в Покои Тайных Мистерий.
Тайные Мистерии проходили каждый месяц, на полнолуние. Кроме того, их приурочивали к затмениям, лунным и солнечным, и иным священным и полезным дням. К участию в них допускались лишь высшие посвященные орфического культа, в первую очередь – Верховный Жрец и Верховная Жрица. Слияние мужского и женского начал, символизирующее, кроме всего прочего, неразрывное единство руководства Оракулом, было необходимым элементом функционирования всей системы.
Преодолевая последний лестничный пролет, Пиф уже издалека почуяла густой аромат благовоний. Из-за неплотно закрытой тяжелой двери, обитой медью, выплескивалась музыка – то взрыдывая, то шепча, то истерично визжа, то вдруг разливаясь нежнейшими трелями.
Пиф потянула на себя дверь и, замирая, ступила в Покои.
Она увидела круглый зал. Ротонду. Посреди ротонды стояло низенькое ложе. Оно покоилось на львиных лапах, искусно вырезанных из черного дерева и инкрустированных перламутром и слоновой костью. Ложе было застелено пурпурными покрывалами. Пиф хватило мгновения, чтобы понять, что пурпур настоящий, не синтетический.
Кроме ложа, в комнате имелся столик, на котором помаргивал красным огоньком музыкальный центр, исторгающий из четырех колонок сразу ту самую дивную музыку, что так поразила непосвященную жрицу.
Повсюду были разбросаны фрукты, мраморный пол был скользким от давленого винограда. В изголовье ложа на специальной подставке имелись бесчисленные кубки и стаканы, полные вина. Кубки в виде напряженного мужского члена, чаши в виде женских грудей, стаканы в форме смеющихся рогатых сатировских голов, сосуды в форме пляшущих исступленных менад…
По стенам, истекая кровавыми слезами, горели в подсвечниках красные ароматические свечи.
Пиф едва не задохнулась. Она остановилась посреди комнаты, недоумевая.
– Сними обувь, потаскуха! – резко приказал женский голос. Пиф быстро наклонилась, расстегивая босоножки. Липкий давленый виноград тут же неприятно дал себя знать под босой ступней.
Верховная Жрица сидела у самой темной стены ротонды на низеньком сиденье, вроде табуреточки. Пиф только сейчас разглядела ее. Темные одежды скрадывали фигуру Верховной, почти растворяя ее в полумраке.
– Ну, – проговорила Верховная Жрица, обращаясь явно не к Пиф, – ЭТУ ты, надеюсь, трахнуть в состоянии?
Рядом, на такой же скамеечке, зашевелился Верховный Жрец.
– Гм… – протянул он неопределенно. Видно было, что он всматривается в ту, которая только что вошла.
От растерянности Пиф потеряла дар речи.
А Верховная сказала ей:
– Разденься.
Пиф сняла с волос жреческое покрывало. Расстегнула пряжки на плечах. Одеяние упало к ее ногам, безнадежно пачкаясь в виноградном соке.
– Ну!.. – настойчиво подгоняла ее из темноты Верховная Жрица.
Пиф расстегнула бюстгалтер, вылезла из трусиков, оставшись только в очках.
Верховная Жрица снова повернулась к Верховному Жрецу:
– Ну так что? ЭТУ будешь? Или у тебя вообще уже не встает?
Верховный Жрец разглядывал голую женщину и молчал. Пиф медленно покрывалась потом в душном помещении, пропитанном винными парами и сладким дымом благовоний. Ее тело залоснилось и начало тускло поблескивать в свете факелов и свечей.
Верховная Жрица резко поднялась со своего сиденья, прошумев длинным одеянием.
– Мерзавец! – отчеканила она. – Оргию срываешь!..
– Я не могу… – негромко сказал Верховный Жрец.
– А что ты вообще можешь?
Верховный Жрец отмолчался. Верховная наседала все напористей:
– Ты знаешь, что нарушаешь устав, импотент паршивый?
– Знаю… – сказал Верховный Жрец. И почти взмолился: – Ну, не могу я!
– Конечно, – язвительно проговорила Верховная, – ты только приписками заниматься можешь.
– Стерва! – рявкнул вдруг Верховный Жрец. – Ты сама!..
Они вступили вперебранку, поминая друг другу различные приписки и неудавшиеся интриги. Голая Пиф, чувствуя себя очень неловко, переступила с ноги на ногу. Виноград чавкнул под ее ступнями.
Верховные замолчали. Жрица сказала:
– Надлежащую оргиастичность необходимо поддерживать. Решай этот вопрос сам, как хочешь.
Тут Пиф наконец опомнилась и сказала:
– А мой обет безбрачия?..
Верховная Жрица поглядела на нее с усмешкой.
– Так с тебя же сняли безбрачные?
– Но я его не нарушала…
– А, теперь уже все равно… Ляжешь под этого импотента, как миленькая…
Верховный тихо зашипел.
Пиф поморщилась.
– Ляжешь, – повторила Верховная. Злорадно и уверенно. И пообещала: – Премиальные выпишем.
– Можно, я выпью? – спросила Пиф. Ей немедленно захотелось нажраться до положения риз.
– Разумеется. Это поддерживает оргиастичность, – сказала Верховная. Подошла, взяла ее за потную руку, сама отвела на ложе и помогла улечься. – Какой тебе?
– Вон тот, в виде члена, – сказала Пиф.
Верховная подала ей кубок, звонко щелкнула младшую жрицу по лбу, будто ребенка, и еще раз повторила:
– Премиальные выпишу, не обижу. Гляди, не подведи, подруга.
И вышла.
