Владимир Лебедев - Царский духовник
Застыла молодая царица… Не слышала, что вокруг нее делается…
Пожар московский все бушевал и пламенел; все грознее охватывало небо зарево зловещее. Играли кровавые отблески на тех облаках, что покрывали небо вечернее над горами Воробьевыми: чем более смеркалось, тем страшнее казался пожар далекий, великий…
Скрипнула дверь теремная, показалась на дороге пожилая боярыня; была та боярыня теткою царицыною, женою боярина Захарьина. Поклонилась она в пояс племяннице, великой княгине-царице, и молвила жалобным голосом:
- Чтой-то, государыня-царица, в тереме у тебя темным-темнешенько? Чай, одолели тебя думушки скорбные, и забыла ты о трапезе вечерней? А боярыни, голубушки, видно, тоже задумались: тебе, государыня-царица, напомнить не успели? - прибавила боярыня Захарьина, с усмешкою неласковой глянув на обеих боярынь.
Вокруг доброй царицы Анастасии Романовны всегда ее ближние боярыни свары да попреки меж собою заводили; знали они, что все спустит им молодая кроткая царица. И на этот раз ответили обе чередные боярыни: Темкина княгиня да боярыня Афимья Нагая.
- Мы государыне-царице уже не раз о трапезе докучали.
- Мы не как другие: свое дело блюдем.
Заговорили обе боярыни бойко и голосисто; разогнали они забытье молодой царицы.
Отвела Анастасия Романовна очи от окна теремного, оглядела боярынь ближних и головою покачала.
- Все-то вы ссоритесь да перекоряетесь, боярыни. Хоть бы о том помыслили, в какое время свару завели! Оставь их, тетушка, лучше скажи мне, не было ли гонцов из Москвы? Не угомонился пожар лютый? Перестал ли бушевать черный народ московский?
Опять поклонилась боярыня Захарьина в пояс царице-племяннице и спесиво вперед других боярынь выступила: вот-де вам, супротивницы! Меня-де, а не вас царица спрашивает!
- Были гонцы, государыня-царица, как не быть - были… Говорят, опять запылала Москва со всех сторон, да как раз в тот день, когда князя Юрия Глинского народ московский насмерть убил… И никак не справятся люди московские с огнем-полымем…
Чай, скоро от Москвы одни головни останутся… Попустил Господь за грехи наши напасть великую!
Бледностью покрылся прекрасный лик царицы Анастасии, слезы крупные - что твой жемчуг бурмицкий, закапали из очей ее скорбных; катились те слезы царицыны на ее летник, жемчугом вышитый, и словно сливались друг с другом оба эти жемчуга: и живой горячий, и холодный бесчувственный.
Глядели боярыни на свою царицу молодую, и уж тут было им не до ссор да попреков; вместе с нею и они закручинились. А царица, в горести своей глубокой, жалобно причитать начала:
- Настало горюшко великое; наслал на нас Господь напасть грозную! Дотла выгорит Москва златоглавая: сгорят храмы Божии, сгорит наш дворец царский… Где будет нам головушку преклонить, где будет супругу-царю править-царствовать?! Смилуйся, Господи, над нами, грешными, не попусти вконец погибнуть!
Звонко разливалось по терему тесному жалобное причитание царицы молодой; слушая его, запечалились и старые боярыни, стали тоже слезами обливаться, молитву шептать устами трепетными. Слышалось в царицыном тереме стенание, слышались вздохи тяжкие, призывалось имя Божие.
Опять дверь скрипнула, и вошла в покой царицын старуха, росту малого, сгорбленная, сморщенная. Оглянулись боярыни и в полумраке вечернем едва признали старую няньку царицыну, Агапьевну. Ветха уже годами была старуха и редко слезала она со своей лежанки теплой, редко утруждала свои ноги больные. Потому подивились все боярыни, подивилась и сама царица Анастасия Романовна, увидев ее в тереме.
- Что сполошилась, Агапьевна? - спросила ее царица, отирая рукавом кисейным слезы с очей своих.
Хотела ответить дряхлая пестунья царицына, да тяжко закашлялась от натуги да устали. Присела она на лавку, насилу отдышалась и голосом хриплым, дребезжащим говорить стала:
- Старец пришел к тебе, царица…
Опять подивились Анастасия Романовна: часто к ней за милостынею богатою хаживали иноки да инокини разные, всегда она их одаривала и привечала; да теперь, кажись, не такое время было, и не ждала царица никого из странников.
- Какой такой старец, Агапьевна? - спросила она у старухи.
- А не знаю, государыня-царица, не знаю, дитятко мое… Говорит тот старец, будто на нем сан иерейский, будто у него до самого царя дело есть. Хороший старец, государыня-царица; речи такие разумные, только очи так строго смотрят, словно пламенем палят.
Неведомо почему, как молвила старая нянька царицына о строгих очах старца пришедшего, испугались боярыни, да и у самой царицы молодой сердце похолодело.
Перекрестилась Анастасия Романовна на образ и велела боярыне Захарьиной, чтобы допустили в терем ее старца неведомого. Когда вышла тетка царицына, настала в тереме тишина глубокая; все дыхание затаили, все с трепетом ожидали, что-то будет… Мерцали у икон огоньки лампадок ярких, озаряли они темные лики святых; в окошко терема багровые отблески зарева врывались. Жутко было…
Отворилась дверь, и вошел в терем царицын старец, забелели в полусумраке его седые волосы длинные; на белой стене черной тенью выделилась его ряса длинная; сверкнули к царице молодой его очи пламенеющие. Молча вошел старец, молча остановился у дверей и поклона царице не сделал. Но сама молодая царица, словно чьим-то велением подвигнута, подошла к старому священнику и преклонилась перед ним, ожидая благословения. Прозвучал тогда в тереме сильный и ясный голос старца:
- Повели, царица, боярыням своим выйти; хочу с тобою одной беседу вести.
Махнула рукою царица Анастасия Романовна своим боярыням ближним, и поспешно вышли они из терема, обходя боком старца неведомого; кряхтя и охая, поплелась за ними и старая нянька царицына.
Тогда только благословил старец молодую царицу и с нею беседу повел.
- Хочешь ли ты, великая княгиня и царица русская, блага своему супругу-царю и всей земле своей?
Властно говорил неведомый старец, в самую душу молодой царицы проникал его взор могучий. Трепетным голосом отозвалась на вопрос его Анастасия Романовна:
- Всем сердцем, всей душой желаю я блага и супругу своему, и земле русской.
- Знаю я, - сказал старец, - что ты, раба Божия Анастасия, из доброй благочестивой семьи боярской. Знаю я, что почитаешь ты храмы Божии, что щедра ты к нищей братии… Да кроме того наложил на тебя Господь еще долг великий… Юн годами супруг твой, владыка земли обширной; стоят кругом него худые советчики, отвлекают его от забот государских потехами разными… На тебе, царица, долг лежит - образумить царя юного, пылкого…
Трепетно внимала царица Анастасия Романовна речам старого священника. О том, что говорил ей старец, много раз и она сама думала, скорбя душою, обливаясь слезами горючими. Да не хватало у нее отваги идти к супругу-царю с упреками да наставлениями. Словно угадав мысль ее, дальше повел речь свою старец:
- А ежели боишься ты, царица, то я тебе в том помогу. Откроюсь тебе одной, что было мне видение свыше: чтобы шел я к царю Иоанну, чтобы наставил его на путь истинный… Будь же мне, царица добрая, в том деле помогою - проведи меня к царю молодому, и словами от Писания Святого трону я его душу юную, правый путь ему укажу. Отдохнет тогда земля русская; престанут лихоимство, душегубство и насилие… Станет тогда народ русский благословлять царя Иоанна, владыку милостивого и мудрого…
Звездами горели очи старца, когда говорил он о грядущих светлых днях, о счастии земли русской. В это мгновение не казалось уже лицо его молодой царице грозным и строгим; отрадою повеяло на нее от той надежды, которую изрекли уста старца.
Просияла вся молодая царица, в порыве горячем бросилась она в ноги старому священнику, стала его руки исхудавшие лобзать.
- Спаси, отец святой! - взывала она к нему с верою глубокой. - Знаю я сердце и душу супруга, царя своего. Сам он хочет блага земле родной, но еще юн да неопытен царь, слушает он любимцев своих. Потряси сердце его словесами праведными, укажи ему на бедствия в народе его - и тогда одумается он, всей душой обратится к Богу, пойдет стезею праведной. Мне ли, жене слабой, указывать царю долг его?! Ты старец многоопытный, в Святом Писании начитанный; ты подвигнешь дух его омраченный ко благому!
Положил обе руки старец на голову царицы, очи к небу возвел и промолвил голосом проникновенным:
- Божия благодать на тебе, голубица чистая! Принесешь ты мир и счастие и царю, и земле своей. Пока будет длиться земная жизнь твоя, не сойдет царь Иоанн со стези праведной… И в грядущих веках благословит Бог твой род славою великой, поставит его над всею Русью Православной.
Поднялась молодая царица и поспешно сказала старцу неведомому:
- По воле твоей пойду я сейчас к царю-супругу. Как же сказать ему об имени твоем?
- Скажи, царица праведная, своему супругу-царю, что пришел к нему смиренный иерей Сильвестр, по видению свыше, по велению Божиему…
