Алексей Кулаков - Магнатъ
«Потренировав» Надежду еще четверть часа в чрезвычайно важном для любого аристократа искусстве долгих разговоров ни о чем, гость на секунду замолчал, беря паузу, затем неожиданно поинтересовался:
— Увлекаетесь видами будущего?
Видимо, до таких «плавных» переходов с темы на тему учебная программа младшей Юсуповой пока еще не дошла — замерев без движения, княжна пару раз моргнула. А затем неуверенно улыбнулась, проследив взгляд взрослого мужчины, направленный на стопочку открыток, лежащих на столике рядом с альманахом. С очень интересным названием, кстати, оказалась книжка — «Архитектура итальянских городов». А под ней лежал другой томик, еще более интересный — «Двадцать тысяч лье под водой», за авторством Жюля Габриэла Верна.
«Занятный набор книг для легкого чтения».
Впрочем, открытки тоже были по своему замечательны: во–первых тем, что появились на свет в далекой Франции и Англии, а во–вторых тем, что на них были изображены, ни много ни мало, картины будущего. Вернее, представления о том, каким оно будет, для жителей туманного Альбиона и солнечной вив ля Франс всего лишь двести лет спустя.
— Немного.
— Вы позволите?
Стопка покинула стол, на секунду задержалась в тоненьких холеных пальчиках, и наконец, перешла в мужские руки, украшенные весьма странными мозолями — впрочем, едва заметными.
Картинки князя явно впечатлили. Экипажи без коней (но с обязательным кучером), приводимые в движение небольшими двигателями (судя по характерной трубе с вьющимся дымком, паровыми), черными реками двигались по улицам Лондона. Высоченные десятиэтажные здания, с крыши которых во все стороны вели подвесные рельсы для метрополитена, и толпы глазеющих на все это дело прохожих, одетых в легкие летние фраки и сюртуки… В небе над ними можно было различить разноцветные монгольфьеры, кое–где даже снабженные рекламой на весь купол и чахленьким винтом позади пилотской корзины — привод которого, надо полагать, тоже питался от пара. Хм, ну или был педальным. А на предпоследней открытке можно было увидеть, как по Сене, разделяющей Париж на две части, плыл корабль такого титанического размера, что кончик башни Эйфеля еле–еле доставал ему до среднего ряда иллюминаторов. Надпись на обороте этого шедевра графики витиеватыми завитушками поясняла, что это не больше ни меньше как торговый КРЕЙСЕР — видите ли, после скорого всемирного договора о запрещении войны, военный флот тут же будет упразднен. За полной и абсолютной ненадобностью.
«Ага, верю. Уж старая добрая Англия точно рвется упразднять, как и ее бывшая колония под названием САСШ. Наверняка спят и видят, чтобы все остальные страны свои броненосцы добровольно и с песнями на металлолом разобрали».
Надежда, внимательно наблюдавшая за лицом, а в особенности за взглядом своего гостя, подметила, как серьезное выражение его глаз сменилось вначале озадаченностью, а потом и вовсе откровенным смехом. Подметила, и немножечко обиделась такой неприкрытой насмешке над своим увлечением. А потом опять растерялась, услышав:
— Надя, вы умеете хранить тайны?
— Да?..
— Хотите, я расскажу, каким оно будет, это самое будущее?
Личико юной аристократки заметно вытянулось в удивлении, а в глазах заполыхал осторожный огонь любопытства. Но простого согласия в виде наклона головы князю оказалось явно недостаточно, и она догадливо произнесла:
— Обещаю, все останется между нами!
Перетасовав открытки на манер игральной колоды, Александр вытащил одну из картонок, и передал ее хозяйке. Глянул на изображение, и улыбнулся:
— Крупные города разрастутся неимоверно, и редко какой из них сможет похвастать количеством жителей МЕНЬШЕ двух–трех миллионов. Высокие дома–башни будут, но не в жалкий десяток, а как минимум под тридцать этажей — земля в столицах никогда не бывает дешевой. А вот поезда все как один уйдут под землю — по той же самой причине. Станет мало зелени парков и скверов, почти исчезнут пруды. Взамен придет бетон, сталь, стекло и асфальт — увы, такова плата за прогресс.
Следующая открытка вызвала новую улыбку:
— Лошади действительно повсеместно исчезнут с улиц. Пришедшие им на смену самобеглые экипажи поименуют автомобилями, вот только двигать их будет не пар, а нефть и электричество. Да и вид у них будет абсолютно другой… Как и одежда простых обывателей — тут ведь изображены именно они, я не ошибаюсь? Дамские платья станут заметно открытее и короче, еще больше подчеркивая женскую красоту, а вот мужчины в своих вкусах останутся немного консерваторами.
Княжна слушала гостя так внимательно, что даже не заметила, как непроизвольно подалась ему навстречу. Столько интересного сразу ей еще никто ни разу не говорил!
— Что там дальше — воздух? Увы, художники ошиблись, и монгольфьеры в будущем будут всего лишь красивой диковинкой. Так, для развлечения публики на праздниках, и не более того. В небе безраздельно будут царить совсем другие аппараты, не легче, а намного тяжелее воздуха, и называть их станут самолеты. Ну, или аэропланы, тут уж кому как удобнее. Кстати, управлять ими будут, в том числе, и дамы — а уж за рулем автомобилей они и вовсе будут сидеть в превеликом множестве…
«Пророк» рассказывал еще минут пять, совершенно очаровав любительницу знаний о грядущем. И вещал бы и дальше — если бы не заметил, как бесшумно приоткрылась дверь гостиной, пропуская дворцовую прислугу. Подошедший лакей почтительно поклонился всем и никому сразу (то есть в пустоту между хозяйкой и гостем), и тихим голосом выдал очень оригинальную фразу:
— Ее сиятельство примет ваше сиятельство в Мавританской гостиной. Прошу за мной.
— Ну что же. Как–нибудь при случае мы непременно продолжим наш разговор, Надежда Николаевна. Примите мое почтение…
В этот раз гость про тонкости этикета не забыл, обозначив всего лишь легкий намек на поклон. Следуя за лакеем, Александр дошел до двери — и подождав, пока седовласый слуга выйдет прочь, обернулся и прижал указательный палец к губам, напоминая:
Тайна!..
***Иногда бывало так, что возвращаясь с долгих приемов или балов глубокой ночною порою в свою столичную квартирку… Ну или (что было гораздо чаще) очень–очень ранним утром, прямиком из гостеприимных офицерских собраний лейб–гвардии Измайловского или Семеновского полков (а в последнее время иногда получалось попить шампанского и с кавалергардами, среди коих князь планомерно заводил знакомства) его сиятельство Александр Яковлевич Агренев первым делом шел не в душ, смывать с себя накопившуюся усталость. И не в спальню, под бочок к разметавшейся во сне, и оттого еще более соблазнительной Наташе, с целью спокойно (хм, ну или активно) отдохнуть после долгого «вращения» в великосветском обществе. Нет, первым же делом, только–только переступив порог своего скромного (а в сравнении с дворцами Юсуповых или Шереметевых еще и удивительно нищего) жилища, молодой аристократ шел в кабинет. Где доставал из сейфа блокнот и быстро записывал все то полезное, что выловил из коротких разговоров, мимолетных намеков, и даже отдельных фраз, адресованных явно не ему. Кто сказал, что подслушивать нехорошо? Очень даже хорошо, а еще весьма полезно. Ах, какие занятные истории ложились на сероватую бумагу обычного канцелярского блокнота! Невинные шалости замужних дам и их не менее верных (три раза ха–ха) мужей, насыщенная постоянными интригами жизнь императорского двора, перестановки и новые назначения в военном ведомстве, удивительно затейливые пари гвардейских офицеров — а так же многое, многое другое… Отдельной строкой шли интимные подробности про великих князей Дома Романовых — благо, что Их императорские высочества практически ни в чем себя не ограничивали. Гм, искренне (а кое–кто и с немалым размахом) наслаждаясь всеми доступными радостями жизни. Как, впрочем, и их ближнее окружение, неутомимо соревнующееся в интригах, активном протежировании молоденьких «кобылок» из Большого императорского театра (ну или юных адъютантов выдающихся статей — сердцу ведь не прикажешь), собирании коллекций живописи, устройстве балов и прочих, исключительно важных и полезных делах. Да–с!
Но иногда случалось так, что привычный порядок нарушался. Нет, Александр все так же приходил в кабинет, усаживался в кресло, но вместо обычных занятий чистописанием — просто смотрел на умеренно большой портрет своего августейшего тезки, висевший на самом видном месте. Кстати, весьма хороший портрет, кисти Василия Верещагина, родного брата маньяка от сыро и маслоделия Николая свет Васильевича. Тоже, разумеется, Верещагина. Хм, такой вот занятный выверт судьбы получался — оба брата связали свою жизнь с маслом. Только старший больше интересовался маслом сливочным, неустанно улучшая и изобретая новые сорта. А младший был более неравнодушен к растительному маслу (хотя и сливочное частенько употреблял, за завтраком и обедом) — особенное же пристрастие питал к льняному и конопляному, коими обыкновенно и разводились все его краски.
