Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая - Геннадий Борисович Марченко

Вторая жизнь Арсения Коренева книга четвёртая

Глава 1

Я всё-таки не устоял перед столь заманчивым предложением. И не только в плане карьерного роста, но и в плане того, что Москва – это само по себе масса возможностей. Если бы я выбрал вариант прожить жизнь скучную, ни во что не вмешиваясь – Пенза меня бы вполне устроила. Но не просто же так меня вернули в прошлое да ещё наделили ДАРом, с помощью которого можно такого наворотить… Как хорошего, так и плохого. Но пока вроде бы зла я никому не сделал, если не считать тех негодяев, которые этого заслуживали.

11 июня я снова был в Первопрестольной. Встреча с Лариным и его почти однофамильцем, ректором Капитоном Михайловичем Лакиным, а также деканом лечебного факультета Юрием Александровичем Тихоновым проходила в ректорате на Делегатский улице. Кабинет ректора впечатлял простором. За спиной Лакина на стене висели средних размеров портреты Брежнева и Семашко. Во всю стену напротив двух аркообразных окон – книжный шкаф, заполненный сотнями томов, причём не только медицинской направленности. Тут была и классика, и даже беллетристика. В углу примостились напольные часы, маятник мерно раскачивался из стороны в сторону. На столе зелёного сукна письменный прибор и початая бутылочка «Боржоми». А за столом восседал сам ректор Лакин, мы же расположилась за приставленным к нему в форме буквы «Т» обычным столом с полированной столешницей.

— Арсений Ильич, не буду ходить вокруг да около, — начал Капитон Михайлович. — Как вы смотрите на то, чтобы поступить в аспирантуру, при этом параллельно работая, скажем, с пятым курсом? И не на кафедре пропедевтики, а на кафедре госпитальной терапии лечебного факультета при, скажем, 32-й больнице. Будете вести и больных, и группу студентов предвыпускного курса.

Лакин побарабанил по столешнице пальцами правой руки, на которых, к моему немалому удивлению, были вытатуированы уже немного расплывшиеся от времени буквы, складывавшиеся в слово КОТЯ. А на тыльной стороне ладони якорь. На флоте, что ли, служил?

Я не сразу нашёлся, что ответить. Предложение смотрелось весьма заманчиво. И если в первый раз меня прокатили мимо клинической ординатуры, то сейчас предлагают не худший вариант с клинической аспирантурой. Ректор, увидев, что я в сомнениях, тут же добавил:

— Будете получать оклад в больнице как врач плюс аспирантскую стипендию. Правда, Герман Анатольевич намекал, что с деньгами у вас особых проблем нет, как у композитора, но, тем не менее… Что касается жилья, то у нас два общежития. Могу порекомендовать на улице Вучетича, оно поближе. К тому же получите московскую прописку.

— По этому поводу мы уже общались с Арсением, — оживился Ларин. — Он может и у меня пожить.

— Могу, но только первое время, пока не сниму квартиру... И не спорьте, Герман Анатольевич! — заявил я решительным тоном.

Тот, согнув руки в локтях, поднял их вверх ладонями ко мне, словно сдаваясь.

— Хотя московская прописка…

Я задумчиво посмотрел на ректора. А тот вдруг едва слышно застонал и приложил ладонь к правой щеке.

— Ты чего, Капитон Михалыч? — насторожился Ларин.

— Да-а, — махнул тот рукой. — Я как тот сапожник, что без сапог… Ректор института, где стоматологию изучают, а маюсь зубами. Вернее, зубом. Всё никак до стоматологического комплекса на Краснопролетарской не дойду, хотя идти от силы четверть часа.

— Да уж, с нашими профессорами лучше не связываться, — хмыкнул Тихонов.

— Это точно, — подтвердил Лакин. — Зато в теории сильны.

— Так давайте я вас избавлю от боли.

Взоры всех троих скрестились на мне.

— Каким же образом? — поинтересовался ректор. — Уж не с помощью ли иглоукалывания?

— Нет, на этот раз я использую другой метод, корни которого тоже тянутся с Востока. Какой зуб болит?

— Вот здесь, коренной, — он ткнул пальцем в щёку.

— Понятно, —сказал я. — Сейчас я кое-что проделаю, а вы, главное, не дёргайтесь.

Я, успевший к тому времени активировать браслет, занял место позади ректорского кресла, приложил правую ладонь к его левой щеке. Закрыл глаза, почувствовав отражением лёгкую нудящую боль в своём аналогичном зубе, и открыл через пару минут.

— Я нерв заблокировал, но в стоматологию всё равно придётся идти, поскольку там маленькое, но дупло имеется. Запломбировать надо будет.

Ректор недоверчиво потрогал щёку, его брови приподнялись.

— Действительно не болит. Как рукой сняло.

— На самом деле рукой и сняло, его рукой, — со смехом кивнул Ларин на меня и тут же посерьёзнел. — Арсений Ильич, но как вы это сейчас проделали?!

Я про себя вздохнул и пустился в пространные объяснения, которые уже не раз ранее использовал для оправдания своих чудес. В общем, пару минут потратил, прежде чем на лицах присутствующих появилось выражение, намекающее на то, что они хоть немного, но поверили в мои россказни. Тем более альтернативных вариантов они, думаю, всё равно не находили.

— Что ж, — подытожил Капитон Михайлович, — я вижу, мы пришли к согласию относительно вашего будущего в стенах нашего института, а если точнее, то кафедры?

Я не смог сдержать улыбки:

— Куда ж я денусь, когда профессора и академики вокруг меня, вчерашнего интерна, чуть ли не танец с саблями устраивают?

— Хорошо сказано! — рассмеялся Лакин и тут же снова стал серьёзным. — Кстати, как у вас обстоят дела с кандидатской?

— Работаю, уже набрал материал.

— Приятно слышать, — кивнул Капитон Михайлович. — Между прочим, Юрий Александрович не просто так здесь присутствует. Он согласился стать вашим научным руководителем. Надеюсь, вы не против?

Мы с Тихоновым посмотрели друг на друга, словно бы сканируя каждый сидящего напротив.

— А почему Герман Анатольевич им не может быть? — спросил я.

— Потому что если вы становитесь аспирантом ММСИ, то и ваш научный руководитель должен быть из этого же института. Я же всего лишь простой пенсионер, — ответил за ректора Ларин.

— Ну уж не такой и простой, Герман Анатольевич, — усмехнулся Лакин. — Но в целом мой товарищ прав. А Юрий Александрович – более чем достойная кандидатура. Под его руководством написаны четыре кандидатских и одна докторская.

— Ну вы уж, Капитон Михайлович, раньше времени меня не захваливайте, — немного смутился Тихонов, хотя я видел, что ему приятно