Японская война 1904. Книга 3 - Антон Дмитриевич Емельянов

Японская война 1904. Книга третья

Глава 1

Выстрелы! Выстрелы! Выстрелы! Все должно было пойти совсем не так!

— И что теперь делать? — голос Сымы дрожал, а взгляд потерянно скользил по стенам фанзы, иногда останавливаясь на столе, где лежала отрезанная перед боем туго сплетенная коса. В знак решительности. От которой не осталось и следа.

— Что делать? — Вера выглянула в щель между досками, пытаясь разглядеть, что происходит снаружи.

Когда они спрятались в этом доме десять минут назад, от 214 боевиков-китайцев и 8 самых лучших в мире друзей-революционеров осталась в лучшем случае половина. Теперь же и того меньше. Бой подходил к концу, по крайней мере если ориентироваться на выстрелы винтовок и бой пушек. Пушек! Чертов Макаров мало того, что приехал в город столь невовремя, так еще и пушки догадался с собой притащить! Ну, какой нормальный человек до такого додумался бы?

— Вера! Что будем делать⁈ — повторил Сыма.

Девушка невольно вздрогнула. Ее последний шанс хоть что-то исправить в этом провале.

— Генералы и министры остановились всего в двадцати метрах от нас… — медленно начала Вера, пока у нее в голове шаг за шагом складывался новый план.

— Ты думаешь, мы еще сможем что-то сделать? — Сыма сглотнул и посмотрел на адскую машинку, стоящую у него в ногах.

— Мы! Сможем! — решительно сказала Вера и подошла поближе к Сыме, чтобы их глаза оказались точно напротив друг друга. — Тебе всего-то надо пробежать половину пути и бросить. Десять метров — ты докинешь! А я прикрою! Возможно, мы еще даже сможем выжить, но… Не обещаю.

— Умрем?..

— Это совсем не страшно. Главное, мы оставим после себя такую трещину, которую система еще не скоро сможет зарастить. А там и остальные братья постараются. Мы еще разрушим старый мир до основания!

— Но… Зачем прям разрушать? — раньше Сыма не сомневался, но сегодня страх словно пробудил в нем что-то давно спавшее.

И Вере пришлось приложить все силы, чтобы не показать накатившее на нее презрение к этому человеку:

— Потому что, меняя мелочи, мы лишь помогаем тем, кто правит, держаться наверху. Отдают они народу чуть больше или чуть меньше, это принципиально ничего не меняет. И только разрушив сразу все, мы не дадим этой гидре отрастить новые головы. Только так мы сможем впервые в истории человечества построить что-то новое, понимаешь⁈

Сыма кивнул. Огонь, горящий внутри Веры, перекинулся на этого еще совсем не старого китайца. Он вспомнил, как умирали от голода его дети, как брата разорвали снаряды русских пушек. А они всего-то и хотели, что жить своим умом у себя дома.

— Вперед! — рявкнула Вера, почувствовав, что момент настал.

И Сыма, подхватив адскую машинку, выскочил на улицу. Их заметили всего через секунду, но за это время китаец уже успел сделать пару шагов. Винтовки солдат, собиравшихся вокруг Куропаткина и министров, начали подниматься. Но медленно. Вере на мгновение показалось, что если она успеет подстрелить пару человек, то у них на самом деле будет шанс. Но нет! Правильнее будет поступить по-другому, умнее… Признать поражение и начать готовиться к новому сражению.

— Твоя смерть еще поможет нам всем, — сказала Вера сначала тихо, а потом уже во весь голос. — Нет, Сыма! Это неправильно!

Китаец на мгновение сбился с шага, повернулся к девушке, и та разрядила свой пистолет ему прямо в грудь. Одна пуля, две, три… Проклятье, какие же они маленькие! Изо рта Сымы потекла струйка крови, но он все никак не умирал, продолжая смотреть Вере прямо в глаза. А потом улыбнулся. И через мгновение адская машинка у него в руках взорвалась, засыпая все вокруг осколками. Большая часть из них досталась самому Сыме, он же прикрыл от них и генералов с министрами, а вот со стороны Веры никого не было.

— Больно… — девушка почувствовала, как что-то резко кольнуло в правом боку где-то прямо под ребрами.

Через мгновение мир перевернулся, и вместо улицы перед Верой оказалось небо. Еще через одно, ударив по ушам топотом ног, над ней появились лица. Солдаты, кто-то из министров, все начало расплываться… Последним, что она успела разобрать в этой мешанине цветных пятен, оказалось лицо Макарова. Опять он!

* * *

В обществе иногда ходили слухи, что Витте — выходец из простого народа, и Сергей Юльевич никогда их не опровергал. Бесплатная поддержка толпы — кто от такого откажется? Тем более что его отец действительно был из мещан, а то, что мать была дочерью саратовского губернатора и внучкой одного из Долгоруковых, это уже мелочи. Мелочи, которые определили круг его знакомств, карьеру и покровителей, чьи просьбы были всегда обязательны к исполнению. И не важно, какой пост он при этом занимал, стажера в железнодорожном управлении или министра финансов.

— Где полковник Жилинский? Уехал, значит? — где-то рядом шипел на своих подчиненных Плеве.

Практически антипод Витте. Он никогда не забывал напомнить, что еще в 18 веке основатель рода Плеве носил на своем щите дворянский герб. Идеальный рыцарь для тех семей, что хотели любой ценой отстоять старые законы. Если те же Долгорукие давно поняли, что времена изменились, и готовы были допустить в высшее сословие цвет финансовой элиты России, то Плеве и его покровители продолжали настаивать, что право на дворянство дает лишь оружие и земля. Как по-детски.

— Удалось уже что-то узнать о нападавших? — Витте приметил паузу в криках Плеве и подошел к нему поближе.

— Недобитки с 1900-го и наши социал-революционеры, — поморщился министр внутренних дел, недовольно бросив взгляд на Куропаткина, пытающегося что-то объяснить великому князю. — Развели, понимаешь ли, игры в свободу и вседозволенность. А это армия! Армия, черт ее дери!

— Вы считаете, что Куропаткин был недостаточно строг со своими подчиненными? — Витте осторожно попробовал перенаправить гнев своего оппонента в безопасную сторону, но увы, Плеве в подобные моменты был похож на бойцовского пса. Почувствовав кровь и вцепившись во врага, он уже не отпускал.

— Я считаю, что мы слишком много заигрывали с революционными элементами, пытались придерживаться правил, на которые им наплевать. Нет, это надо же, устроить акцию во время войны, в тылу своей — своей, мать ее — армии!

— А вы ведь и ехали