Мирзакарим Норбеков - Рыжий ослик или Превращения: книга о новой жизни, которую никогда не поздно начать
Лисы тем временем помаленьку разбредались кто куда — каждая по своим делам. Улыбнувшись Шухлику, махнув на прощание хвостом, растворялись среди маков и тюльпанов, будто и не было их.
Последним откланялся лис Тулки.
— Ты уж прости, приятель, но где-то совсем рядом, чую, моя лисонька Кореи. Приходи на свадьбу! — И, задирая нос, принюхиваясь, понёсся к закатному уже солнцу. Даже адрес не успел записать, где свадьба будет.
Ослик Шухлик остался совсем один. Хотя и не сразу это понял. Некоторое время веселье и задор ещё бодрствовали, подгоняли, и он скакал по ровной душистой земле, размахивая хвостом с кисточкой, — сам не зная куда.
Надвигался вечер. Солнце, красное, как тысячи тысяч тюльпанов и маков, улеглось на землю. А вот уже только половина виднеется, будто нарядный, праздничный шатёр, в котором много весёлых друзей, музыка, пляски. Ах, как хотелось ослику оказаться в этом шатре!
Он так спешил, что едва не расшибся о высокий чёрный столб. Такой одинокий посреди земли, как сам ослик. Правда, от столба всё же тянулись куда-то провода, на которых клювом к заходящему солнцу сидели птицы.
Похоже, боялись, что это последний день уходит. Не вытерпел скворец Майна, сорвался с провода — полетел солнце догонять. А от него лишь маленький кирпичный бугорок остался. Ох, не догнать скворцу солнце!
Грустно сидят птицы на проводах, провожая сегодняшнее солнце. Хорошо оно светило. Что-то завтра будет? Так думал и ослик Шухлик, прижавшись боком к столбу, чувствуя в нём тепло и какую-то гулкую древесную жизнь.
Солнце скрылось вдруг, внезапно, и над землёй расползлась непроглядная темень, точно чёрный столб распахнулся широко, обняв всё вокруг.
Весенняя пустыня, конечно, далеко не та чёрная яма, в которую ослик Шухлик проваливался ночами во дворе Маймуна-Таловчи. Однако и здесь было очень одиноко и безрадостно. Лисы где-то празднуют освобождение.
Тулки нашёл свою любимую Кореи. А Шухлик, кроме столба, никого не нашёл. Так они и проспали вместе до рассвета. Столб мерно гудел, а ослик временами то ли икал, то ли всхлипывал.
Солнце взошло никак не хуже вчерашнего. Кому-то оно могло показаться даже лучше. Например, ослик, открыв глаза, радостно вскрикнул, чего с ним давно не бывало. Совсем неподалёку паслось стадо серо-жёлтых носатых антилоп-сайгаков. Шухлик, приветственно иакая, бросился к ним, как к близким родственникам.
Но сайгаки не поднимали голов, продолжая щипать траву. Навстречу вышел один, с самым длинным, "удто маленький хобот, и очень морщинистым носом, напоминавшим засохшую дыню. Это был вожак по имени Окуйрук.
— Что за вопли? — строго нацелил он острые кривые рожки. — Мы с вами знакомы?
Ослик опешил, не зная, что отвечать.
— Из-звините. Я т-тут один, — бормотал, заикаясь. — Рас-растерялся.
Окуйрук покрутил носом и ещё сильнее сморщил его — то ли собираясь чихнуть, то ли от глубокого презрения.
— М-мы т-тут тоже од-дни, — передразнил. — Раз терялись, два терялись, три терялись, а потом нашлись.
Только не хватало нам какого-то больного ишака в компанию! Катись от нас подальше, убогий заика, пока рогами не схлопотал!
Ослик Шухлик даже присел от таких речей, и уши у него присели, и даже отдельно — хвост. Поглядел он вслед гордому вожаку сайгаков, на всё их носатое, жующее траву племя, а потом побрёл, как говорится, нога за ногу, куда одна приведёт другую.
Опять разболелась ранка на холке, и похрустывала спина, будто вновь взгромоздили корзины с камнями. Голова кружилась, и солнце казалось теперь тёмным и лохматым, как дикая птица-падалыцик.
"Никому я, видно, не нужен. Даже мама меня такого ненужного вряд ли узнает, — думал ослик. — Да и как вернусь я домой, если бывший хозяин Дурды уже получил за меня велосипед, соловья в клетке и съел, наверное, весь изюм. Сразу отведёт обратно к Маймуну-Та-ловчи! Нет уж, лучше околею здесь одинокий. И высушит ветер мои белые косточки".
Пару раз его преследовали шакалы, и один, самый настырный по имени Чиябури, изловчился укусить за хвост. Но вскоре даже шакалы плюнули на одинокого тощего осла, за которым и охотиться-то скучно.
Коротка весна в пустыне. Быстро увядают тюльпаны и маки. Остаётся сухая трава, саксаул, горькая полынь, кусты верблюжьей колючки да ажурные шары перекати-поля. Каждый скажет, что пустыня от слова "пусто".
А что такое «пусто»? Да это прос-то — ничего! Трудно вообразить «ничего». Хотя можно изловчиться и представить: — это когда ни хорошо, ни плохо, а так себе. То есть именно — ничего.
За время скитаний по пустыне рыжий ослик свыкся со своими болячками, с одиночеством и чувствовал себя, в общем-то, ничего. Или, можно сказать, — пустынно.
Глаза его плохо видели, будто затянутые паутиной. Но чего особенного разглядывать в пустыне, когда уже ничего не ищешь и никого не ждёшь?
Некоторые редкие знакомые при встрече спрашивали: "Как дела? Как самочувствие, приятель?"
Он неизменно кивал головой, отвечая: "Ничего! Спасибо, ничего!" И брёл дальше, возвращаясь на ночь к своему чёрному столбу. Прислонялся к нему боком и засыпал, слушая до рассвета непонятный гул. И просыпаться ему было лень. Не хотелось просыпаться.
Рыжий ослик на всё махнул копытом, как тот рыночный медведь в верёвочном наморднике.
"Ай-йяй, что-то у меня не получилось в этой жизни, — шептал он безучастному столбу. — Да ничего, ещё как-нибудь немного проживу, протяну, как ты провода тянешь".
Это самое «ничего», эта пустота день за днём поглощали рыжего ослика, как волны размывают песчаный берег. Уже мало чего осталось от того Шухлика, который жил с мамой в родном дворе, который освободил лис и вырвался на свободу.
— Пустыня убивает его! — щебетал жаворонок Жур, видевший ослика почти каждый день.
— Несчастный! — стрекотала сорока Загизгон. — Когда я встретила его первый раз, он слова мне не дал вымолвить! А теперь так молчалив! Так молчалив, как рыжий тупой камень!
— Он выглядит даже хуже, чем на дворе у Маймуна Таловчи, — говорил лис Тулки своей любимой Корси. — Больной! Совсем-совсем больной! Бетоб — иначе не скажешь. Вот какое теперь у него имя — Бетоб. И я ума не приложу, что с ним делать!
Весь этот «миш-миш», то есть слухи и молва дошли наконец до старушки черепахи Тошбаки.
— Знаю одно средство, — прошамкала она, не высовываясь из панциря. — Отведу беднягу Бетоба в Багишамал — сад северного ветерка. А там уж будь что будет! Надеюсь, жив ещё славный дайди Диван-биби.
Превращение второе
Сад северного ветерка, или Багишамал
Дорогу в Багишамал найти очень непросто, потому что этот сад скитается по пустыне. Куда дайди Диван-биби, туда и сад Багишамал! Бродят вместе по пустыне. Дайди, в общем-то, и означает «бродяга». А сад всегда за ним поспевает, нога в ногу, вместе со всеми своими деревьями, дорожками и родниками, с павлинами, фазанами и попугаями.
И старушка черепаха Тошбака была родом из этого сада северного ветерка. Но однажды отстала, проспала что ли. И вот уже лет сто, как не видела ни дайди, ни сада. Всё надеялась на случайную встречу. Сказав, что отведёт рыжего ослика в Багишамал, старушка призадумалась: куда идти? В какую сторону? Да и пока они дойдут с её-то прытью, ослик может — говоря грубо, но честно — копыта откинуть. Совсем-совсем Бетоб — больной ослик!
Рассудив так, Тошбака отправила своего давнего соседа фокусника Хамелеона на разведку, чтобы тот выяснил, где в настоящее время расположился сад и как здоровье дайди Диван-биби. Однако фокусник пропал. В пустыне всякое случается. Могли и слопать, несмотря на фокусы.
Следующим посыльным был тушканчик Ука. На редкость осторожный и осмотрительный братец Ука. Он сам вызвался. Старушка Тошбака поджидала его три недели, но — увы! — был тушканчик Ука, и нет тушканчика Уки.
"Такова пустынная жизнь. То густо, то совсем пусто!" — вздохнула старая, мудрая Тошбака и обратилась к осе Ари.
Во-первых, лететь безопасней, чем ползти или прыгать. Во-вторых, у Ари остаётся здесь в норе целый осиный рой — или она вернётся, или её отыщут.
Действительно, Ари прижужжала обратно через два дня на третий. И даже не отдохнув, стала собирать весь свой рой в дорогу. От избытка чувств она так жужжала, что трудно было разобрать, о чём.
Едва добилась от неё Тошбака, что сад Багишамал сейчас совсем неподалёку. Диван-биби здоровее прежнего. И все шлют приветы, включая фокусника Хамелеона и тушканчика Уку, поселившихся в саду. Да и сама Ари немедленно туда летит.
"Где этот несчастный Бетоб?! — суетилась она, заговариваясь. — Целый ослиный, то есть осиный рой не будет долго ждать одного оса, то есть осла! Сейчас его быстро отыщут и пригонят!"
И правда, получаса не прошло, как появился на горизонте рыжий Шухлик. Он шустро скакал, подгоняемый осиным отрядом! Последний раз такое было, пожалуй, давным-давно, когда он вырвался с лисами из плена. А теперь с непривычки дышал тяжело, прерывисто и спотыкался, не различая под ногами кочек.
