Ольга Сорокина - Почему мы болеем. Откровенный разговор биолога с верующими и неверующими
В последнее время мы стали гуманнее. По крайней мере в отношении родов. Раньше считалось, что, как только начались роды, надо вести роженицу в больницу и там оставить ее под наблюдением специально обученного квалифицированного медицинского персонала. Наиболее заботливому будущему папе предписывалось нервно ходить под окнами роддома, напряженно вглядываясь в окна и периодически топчась у информационного окошка в ожидании счастливого сообщения о поле, росте и весе наследника.
Сейчас же ситуация, слава богу, изменилась! Оказалось, что появление ребенка на свет Божий – дело не только женщины, но и пары, которая ожидает своего младенчика. И что, подготовившись, папа может находиться в родильной палате, не оставляя свою любимую в полном распоряжении посторонних людей. Хотя, конечно, такое решение может принимать только супружеская пара.
Помню, как удивились мои заокеанские англоязычные знакомые, когда узнали, что у нас, как правило, не принято, чтобы муж присутствовал при родах. Как, оставить любимую женщину и с трепетом ожидаемое потомство в этот ответственный момент одну, только с медицинским персоналом?! Когда ей больно, страшно и, может быть, ей предстоит испытать необычные и, возможно, не самые приятные ощущения. А вокруг будут чужие люди, которые только исполняют, лучше или хуже, свой профессиональный долг. Но они никогда не смогут оказать женщине такую душевную поддержку, дать тепло, как ты, единственный. Для них она все равно пациентка, одна из многих. Но сейчас все меняется. Многие папы не пускают дело на самотек, а лично контролируют процесс, находясь рядом и оказывая необходимую защиту и поддержку. Кстати, многие считают, что это дисциплинирует врачей, и число акушерских ошибок при партнерских родах существенно меньше.
Но как облегчить последние часы и минуты человека, лежащего на смертном одре, многие из нас не знают. Рассказывают, что раньше была традиция собираться вокруг ложа умирающего отца семейства. Каждый получал наставление, прощался с дорогим родственником, и тот отходил в мир иной, выполнив до конца свой долг и не покинутый в последние часы самыми близкими.
Если умирал христианин, то у его постели находился священник, который читал отходную и помогал душе в сокровенный момент беспрепятственно покинуть бренное тело, скинув его, как износившееся платье, негодное к починке. Сейчас эти традиции утеряны. Мы даже не представляем себе, что делать, когда оказываемся в такой ситуации, и способны только вызвать «скорую». Мол, врачи знают, их учили. Да нет, они знают не больше нашего. Разве такие врачи, как Антоний Сурожский, митрополит, которого многие называют Сергеем Радонежским наших дней.
До того как полностью посвятить себя божественному служению, он окончил медицинский факультет, был врачом и видел очень много смертей в двух войнах. Ему не раз приходилось провожать в последний путь неприметных солдатиков и важных государственных деятелей. И все они были равны: в ожидании смертного часа душа скорбит смертельно, как, может быть, у Богочеловека в Гефсиманском саду. Антоний Сурожский мог оставаться у постели умирающего целую ночь, до конца, держа его руку, только чтобы не оставлять его одного. Они договаривались, что пока у того будут силы, они будут разговаривать, а потом умирающий будет сообщать пожатием руки, что он жив. И только когда его рука не ответит на очередной вопрос, заданный рукой друга, хотя бы слабым шевелением, только тогда врач отойдет от его постели.
Умирает старый еврей, все семейство собралось в его каморке. Слабеющим голосом он спрашивает:
– А сын здесь?
Ему отвечают:
– Да, здесь.
– А младший сын? – ему снова отвечают положительно.
– А жена?
– Да, – отвечают ему печально. – Все собрались здесь.
И так несколько раз. Тогда он вдруг поднимает голову и возмущенно спрашивает:
– Так кто же остался в лавке?
Можно привести множество анекдотов о том, как еврейское семейство в полном составе собиралось у постели умирающего главы. Вы найдете их на страницах в этой главе.
Заметим, что еврей из анекдота про лавку, наверное, был совсем другой, не из рода раввинов Эриха Фромма, которые, наоборот, ради успешной торговли не хотели покидать дом даже на три дня, потому что это отвлекало их от чтения Талмуда.
Возможно, такое количество анекдотов мудрые евреи сочиняют про себя сами? Чтобы показать свое единство и силу, раз уж они шутят по поводу смерти? Или чтобы снизить накал страстей, когда такая ситуация происходит с кем-то из близких людей? Вот почему, кстати, у нас так много добрых сказочек про медведей. Тут тебе и «не садись на пенек, не ешь пирожок, неси бабушке, неси дедушке», – это Маша из короба мишке говорит. И сказка про трех медведей. Помню, мы подростками в музыкальной школе рассказывали классическую версию немного по-другому. Как она звучала, посмотрите на следующей странице.
Мы поняли всю мудрость наших предков, сочинявших сказки про добрых мишек, когда встретились с ними на Камчатке и наслушались от местных жителей реальных, а не выдуманных страшных рассказов про них. Могу сказать, что только тогда довелось услышать, как громко может кричать от страха взрослый и храбрый человек. Наверное, наши предки, настрадавшись от них, боялись медведей, как огня, вот и защищались словом, как могли.
Пошла Машенька в лес и заблудилась. Набрела на избушку, в которой жили три медведя. Она посидела на большом стуле, поела из средней миски и легла спать в маленькую кроватку. Пришли три медведя. Самый большой пробасил очень грубым распевным голосом:
– Кто сидел на моем стуле?
Медведь поменьше, это была медведица, прорычала низким голосом, грозно:
– Кто ел из моей миски?
А медвежонок заглянул в свою кроватку и воскликнул тоненько и звонко:
– Скорей, скорей, гасите свет, завтра разберемся!
Так почему же все наше существо так отчаянно восстает против самой мысли, что мы умрем? Нет, умом мы это знаем. Но, кажется, мы не до конца верим, что это когда-нибудь может произойти с кем-то из близких – с бабушкой, с дядей. А тем более с мамой. И уж совсем кажется неправдоподобным, что однажды смерть придет за тобой. Но вот твоему родственнику, близкому знакомому сообщают, что он неизлечимо болен, и не проживет больше года. Любого, даже самого стойкого человека это вгоняет в панику, выбивает из привычного ритма жизни.
А что, собственно, стало известно нового? То, что близкий и дорогой для тебя человек умрет?
Что он умрет скоро? Но никто не может гарантировать, что он не переживет, например, тебя самого, молодого и здорового. Насколько мне позволяют мои познания, могу предположить, что в истории человечества только одному человеку удалось в какой-то степени избежать смерти: пророк Илия был взят на небо живым. Иисус Христос умер на кресте, чтобы воскреснуть и дать возможность жизни вечной для всех нас, но это совсем другая история. Как говорил Воланд у Булгакова, проблема не в том, что человек смертен, а в том, что он внезапно смертен. А известный современный писатель Виктор Пелевин в одном из романов уточняет: «…массово смертен». И никто не знает, не разлила ли уже Аннушка масло и не перережет ли тебе в следующие десять минут горло комсомолка-вагоновожатая. Тем не менее известие о скорой смерти или о самой смерти повергает в полный шок. Я не знаю, почему, просто это именно так.
А верующие люди знают ответ на этот вопрос. Они убеждены, что человек был создан по образу Божьему, т. е. бессмертным. И пока мы живем на Земле, наша задача – добиться подобия Божьего, именно таков был план Бога, когда он создавал людей. Казалось бы, мы, наделенные свободной волей, можем воплотить этот прекрасный план в жизнь, но… Только очень немногие святые смогли немного приблизиться к этой цели, куда уж нам, остальным грешным и неразумным.
С какой мыслью человек уходит из жизни? Будет ли это последняя мольба: «Господи, помилуй! Пресвятая Богородица, помоги и спаси!» Иногда думаю, что вся духовная жизнь – это только тренировка для самого последнего решительного ухода в вечность. Достаточно лишь в этот последний момент быть с Богом, чтобы остаться с ним навек. Проблема лишь в том, что ты не пробежишь 100 м за 10 сек, если этому не предшествовали годы многочасовых тренировок. А если покинешь мир в обычном состоянии – что там у нас обычно? – зависть, сожаление, вожделение, – то в состоянии предсмертной тоски и ужаса и будет пребывать твоя душа в дальнейшем.
Собрались все от мала до велика у постели умирающего еврея, который владел секретом особенно вкусного и ароматного чая. И его сын спрашивает:
– Отец, ты умираешь. Может быть, на смертном одре ты откроешь свою тайну?
Тот поднимает голову, открывает мутные глаза:
– Евреи, не жалейте заварки!
