Сергей Белов - ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ

 В том же декабре я вновь, как двумя годами ранее, оказался в высоком кабинете, на этот раз в паре с Александром Яковлевичем и по его инициативе. К моему изумлению, «главный» выступил перед Павловым с вдохновенной речью, из которой следовало, что я выразил готовность работать под его, Гомельского, руководством, со сборной и ЦСКА, что у нас есть общая масштабная программа действий, которая выведет советский баскетбол на новые вершины. Разумеется, накануне Гомельский ни словом не обмолвился со мной об этих блестящих планах, они стали для меня полной неожиданностью.

 Не желая очернить человека, которому многим обязан, тем не менее выскажу сомнение в правдивости этих заявлений, даже если бы я согласился на такое сотрудничество. Скорее всего, для Гомельского это выглядело временным компромиссом для привлечения в формальные союзники человека с большим именем и по-прежнему большим будущим в баскетболе, который был на хорошем счету у спортивного руководства. Выслушав тренера, я спокойно сказал Павлову: «Простите, у нас с Александром Яковлевичем слишком разные взгляды на баскетбол. Работать с ним я не смогу». Павлов сказал: «Ясно», и разговор на этом закончился. В глазах Гомельского в этот момент я прочитал очень многое.

 В ту пору действовало негласное правило, согласно которому прекративший выступления на высоком уровне спортсмен ЦСКА мог в течение года определяться с дальнейшими действиями, подыскивая себе место в системе армейского спорта и продолжая получать прежнее денежное содержание. Этим правом я и воспользовался, начав при этом тренировать детей в детской спортивной школе ЦСКА.

 Однако так вышло, что вскоре я все-таки оказался на должности главного тренера армейского клуба. Думаю, свою роль могло сыграть негативное отношение Главного политического управления Министерства обороны по отношению к Гомельскому. Александр Яковлевич тогда занимал пост главного тренера Вооруженных Сил по баскетболу и возглавлял сборную страны. Видимо, армейские функционеры решили создать какой-то противовес его влиянию. Я мог казаться подходящей кандидатурой, поскольку прошел образцово-показательный путь советского спортсмена, много лет был комсоргом сборной, зажигал огонь Олимпиады, никогда не «залетал» на таможне и на пьянке и при этом еще что-то понимал в баскетболе.

 Одним словом, мне доверили руководить ЦСКА практически сразу же после ухода с площадки, осенью 1981-го, что, в принципе, было редкостью и большим авансом даже с учетом моей «кредитной истории». И получилось, надо сказать, неплохо — в сезоне 1981/82 года ЦСКА стал чемпионом СССР и выиграл Кубок страны. Будущее казалось многообещающим. Однако все рухнуло в одночасье.

 После возвращения команды в Москву с розыгрыша Кубка СССР в 1982-м было объявлено о моем увольнении с должности главного тренера в связи с внезапным объявлением органами запрета на мой выезд за границу. Для офицера Советской Армии, главного тренера ЦСКА такое решение было приговором. Формальным поводом для него, как я выяснил позднее, оказались «контакты с подозрительными элементами».

 В 1968-м в ходе турне по Южной Америке я познакомился с Николаем, русским по происхождению, живущим в Бразилии. Он оказался человеком интереснейшей судьбы. Его родители были эмигрантами, родился он в Харбине, где прожил до 1953-го, когда китайцы в течение 48 часов вычистили всех русских из города. Так он оказался в Новом Свете. Там получил высшее образование, обустроил быт, но навсегда сохранил верность Родине, на которой никогда не бывал, и любовь к русской культуре. Он был самым преданным болельщиком сборной СССР, которая ежегодно приезжала на коммерческие турне в Южную Америку.

 Несмотря на то что за границей отношение к эмигрантам, ищущим контактов с нами, у нас было очень настороженное, да и сотрудники КГБ, выезжавшие с нами в загранпоездки под видом «заместителей руководителя делегации» или «запасных спортсменов», не дремали, практически в каждый из таких приездов я встречался с Николаем. Меня привлекали в нем именно эта любовь к Родине, а также удивительные рассказы о неизвестной мне России, которые он собрал из своего харбинского прошлого и со слов родителей. Для меня он был истинным русским, его патриотизм был намного выше, чем у многих из тех, кто был вокруг меня.

 В 1982-м Николай впервые в жизни приехал в СССР. Разумеется, мы встретились, он побывал на игре ЦСКА, потом у меня дома. В этом, собственно, и состояло мое преступление, о котором кто-то стукнул в органы, разрешив таким путем ситуацию с конкуренцией в клубе. Версия, которая озвучивалась по поводу меня во время развития всей этой мерзкой истории, была откровенно иезуитская: Белов, по имеющимся сведениям, при первом удобном случае собирается стать невозвращенцем, т. е. он подозрителен и враг СССР, но при этом Белов — наша гордость и наше достояние, он зажигал огонь московской Олимпиады, и мы не можем его терять.

 Мало того, что меня бесил сам по себе этот бред (сколько раз за свою карьеру я мог бы не возвратиться в Союз, если бы действительно этого хотел), принятое органами решение на корню гробило мою спортивную карьеру и вообще ставило под угрозу мое существование. Не удивительно, что я пытался бороться за свое будущее, стал метаться по властным коридорам, дошел было до Чебрикова — председателя КГБ СССР... пока умные люди мне не подсказали: не дергайся, на пять лет забудь о карьере, лучшее, что ты можешь сделать, — это затихнуть, не высовываться и этим доказать, что возникшие в отношении тебя подозрения были ошибкой и случайностью. Так мне в итоге и пришлось поступить.

 Состояние мое в ту пору было ужасным, особенно первые два года после краха. Пожалуй, главным стимулом не сломаться в этот момент был пятилетний сын Сашка, за которого я чувствовал ответственность. Благодаря этому я не опустился, не запил, вел себя достойно и рассудительно. Я стал работать начальником комплексной детской школы ЦСКА по игровым видам спорта (в частности, школа культивировала баскетбол, волейбол, гандбол и большой теннис).

 Мне нравилось работать с детишками, и то время, считаю, не прошло для меня даром: я много экспериментировал, многому научился, заложил своего рода дополнительную основу для будущей работы с профессиональными коллективами. Честно говоря, если бы за работу с детьми и юношами платили поприличнее, я с большим удовольствием занимался бы с ними — заинтересовать, зажечь ребенка гораздо легче, чем так называемого «профессионала».

 Все в жизни проходит, прошли и эти пять лет. Конечно, я предпринимал осторожные усилия, для того чтобы убедить власти в своей благонадежности, при этом, естественно, не изменяя своим жизненным принципам, никого не «сливая» и не сдавая. Я просто честно работал и пытался задействовать какие-то связи, чтобы к моему вопросу подошли объективно и справедливо. В конце концов, ценой больших нервов, в результате многих факторов, на первый взгляд случайных (например, увольнения с должности кого-то из моих высокопоставленных недоброжелателей в связи с легендарной посадкой на Красной площади Маттиаса Руста), статус «невыездного» был с меня снят.

 Вскоре после этого я был восстановлен в должности главного тренера баскетбольного ЦСКА. Произошло это в середине сезона 1988/89 года, команда мне досталась в разобранном состоянии, и спасти ситуацию не удалось — в национальном чемпионате мы заняли только третье место. Уже на следующий год, в сезоне 1989/90 года, ЦСКА вернул себе позиции лидера и без проблем стал чемпионом.

 Однако прежнего ЦСКА уже не было и быть не могло — мы жили в другой стране. К моменту моего возвращения в большой баскетбол уже распалась его многонациональная советская школа, закончилось и великое противостояние двух титанов — ЦСКА и каунасского «Жальгириса» (искренне жалею, что я не смог принять в нем участие). Начался активный отток игроков за границу. Наступала новая эра отечественного спорта.

 К тому времени я как раз «выслужил» стаж, необходимый для начисления 30-процентной военной пенсии, и это показалось мне достаточным основанием для расставания с отечественным армейским спортом, которому я посвятил 22 года своей жизни. Это расставание прошло быстро и прозаично.

 В обычном порядке увольнение из Вооруженных Сил могло растянуться на несколько месяцев. В моем случае взятка какому-то армейскому клерку в виде кроссовок «Adidas» отечественного образца позволила гордости армейского баскетбола подполковнику Сергею Белову быть уволенным без бюрократических проволочек, за неделю.

 Излишне говорить, что в этой ситуации торжественных проводов из ЦСКА не было и подавно.

 Возможность отправиться поискать счастья на чужбине появилась, наконец, и у меня. В Италию я отправился в основном из меркантильных соображений, в стремлении поправить семейное благосостояние. Однако была и иная мотивация. Мне хотелось развеяться, сменить обстановку после многих лет давления системы, благо такая возможность появилась. Возможно, интуитивно я предчувствовал, что в самом скором времени на Родине начнется такой бардак, что быть ей полезным я какое-то время вряд ли смогу (до стрельбы из танков по хасбулатовскому Верховному Совету оставалось не так уж долго).