Сергей Белов - ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ

 Тем не менее решение было принято и пересмотру не подлежало. Проводов, прощальных матчей не было. Тогда это почти не практиковалось, да и инициировать такие мероприятия никто в ЦСКА не стал.

 Закончив играть, я, как и все атлеты олимпийского уровня в подобной ситуации, оказался в своего рода безвоздушном пространстве. На протяжении двадцати с лишним лет ты тренируешься до изнеможения, костьми ложишься на площадке, совершаешь утомительные перелеты по всему земному шару, залечиваешь травмы, готовишься к новым и новым стартам. И вдруг все обрывается, тебе никуда не надо больше спешить, не к чему готовиться, незачем изнурять себя на тренировках.

 Выход из большого спорта — вообще большая проблема, которой всерьез очень мало занимались. На Западе, кстати, окончание карьеры в спорте высших достижений — это целая культура. Эта тема всегда была интересна для меня. Я уверен, что подавляющее большинство проблем со здоровьем у бывших спортсменов связано не столько с перенесенными сверхнагрузками, сколько с неграмотным, вопиюще непрофессиональным уходом из спорта. Люди, десятилетиями ежедневно изнурявшие свой организм, с гипертрофированной сердечной мышцей, вдруг прекращают заниматься спортом вообще. По-человечески их можно понять: после сумасшедшего драйва олимпийских сражений пропадают серьезные стимулы, стремиться больше не к чему. Другой уровень стимулов, важнейшие из которых — стремление сохранить спортивную форму, найти себя в послеспортивной профессии, — многим кажутся неинтересными.

 Возможно, имеет значение то, что русский человек может существовать либо на высшем, запредельном уровне, либо на низшем, безалаберном. Такое ощущение, что русские не могут жить по закону, по методике. Нам обязательно нужно свернуть в сторону от общих проверенных правил — в этом, по-моему, знаменитая «загадка русской души». Когда я на определенном этапе своей жизни пришел к ее религиозному осмыслению, я стал замечать, что среди глубоко и искренне верующих нет распущенных людей. Тогда же я окончательно осознал, что мое тело — это храм для моей души, и я обязан содержать его в порядке. Эта задача, этот стимул стали для меня важными после всех выигранных мной титулов, хотя, повторюсь, и я пришел к этому не без метаний.

 В случае резкого прекращения спортивных нагрузок происходит следующее: представьте мощный грузовик, набравший обороты, который вдруг резко тормозят посреди дороги. Последствия от такого «вождения» не самые лучшие. У меня всегда была мощная сердечная мышца, силу сердечного сокращения было видно на шкаливших зубцах кардиограммы. После окончания карьеры игрока в 80-м я, как и большинство закончивших, бросил какие-либо нагрузки и первые два месяца чувствовал себя прекрасно. В одно утро я ужаснулся — я не смог найти у себя пульс, настолько упал тонус сердца. А ведь я не пил, не гулял, просто перестал тренироваться.

 Слава Богу, мне хватило этого опыта, чтобы понять, чем все это может закончиться, и. я побежал. Пробежки, упражнения с собственным весом, с отягощениями я с тех пор не прекращал — до сих пор. Систему поддержания спортивной формы я разрабатывал для себя сам, но ее результаты меня устраивают — в 55 на тренировках с командой я забивал сверху, а в 65 выжимал лежа 130 кг. И это не потому, что я такой великий и уникальный.

 Главное, в чем я приобрел уверенность, — в этом деле, так же, как и во всем, важна система. Крайне важно понять, что лучше тратить на занятия спортом пять минут в день, но ежедневно, чем давать себе большую нагрузку эпизодически, браться «с понедельника» за снижение веса, «накачку» мускулатуры и т. п. Например, проснувшись утром, не откладывая (как сложится день, не всегда точно известно) сделай упражнения на пресс, поотжимайся. Если будет возможность, позднее проведешь более серьезную тренировку, а если не будет — организм получит хоть какую-то нагрузку.

 Долгие годы я использовал любую минуту, чтобы закачивать голеностоп и икроножные мышцы: просто поднимался с пятки на носок — в ванной во время бритья, на прогулке с ребенком, в паузе между другими упражнениями на тренировке. За день набегало до нескольких тысяч подъемов. Вроде бы, пустяк, а результат — отсутствие травм.

 Разумеется, к занятиям спортом следует подходить с рассуждением, с учетом возраста, здоровья, образа жизни и иных факторов. Но заниматься спортом всю жизнь при правильной организации не только возможно, но и необходимо практически для любого. А для бывшего большого спортсмена — тем более.

 По окончании карьеры игрока я был морально готов к тому, что моя жизнь станет совершенно, принципиально иной. Самое главное — я был готов к тренерской работе. В каком-то интервью последних лет я даже сказал, что, возможно, родился тренером, но был вынужден пройти «затянувшийся» период карьеры игрока. На самом деле, конечно, пока я играл, я не видел никаких альтернатив своему занятию и получал от него безмерное удовольствие. А имел в виду я то, что всегда — начиная с 12-13-летнего возраста — имел творческий, изыскательский интерес во всех аспектах спортивной жизни, и особенно в тренировочном и игровом процессе.

 Мальчишкой я, раскрыв рот, наблюдал за игрой старших по возрасту ребят, впитывал все, чему мог у них научиться. Увлекшись баскетболом по-настоящему, я использовал любую возможность узнать о нем больше и научиться чему-то новому. Потому мне и стало неинтересно в Томске столь быстро, что всю «томскую программу» начальной баскетбольной школы я впитал мгновенно, «экстернатом».

 Позднее, уже на уровне спорта высших достижений, аналитический склад ума, серьезнейшее отношение к подготовке к соревнованиям у меня с запасом превосходили обычный для спортсменов уровень и, возможно, больше соответствовали тренерскому подходу. Я всегда жаждал чего-то нового и, освоив какой-то уровень, стремился дальше. Даже суперигрок Травин был мне интересен как ориентир в сборной и ЦСКА лишь до определенного этапа. Стиль моей игры — резкий старт, резкая остановка, прыжок и бросок с 3, 4, 5, 6 метров — был плодом этого новаторского подхода, ведь я мог бы играть «как все».

 У многих больших игроков есть подспудный страх перед тренерской деятельностью. Их смущает зависимость от игроков, только посредством которых они отныне смогут себя реализовать, а также необходимость выстраивать с ними отношения и т. д. Для меня таких страхов не существовало, и мой переход к тренерской деятельности произошел органично.

 Конечно, сыграло свою роль и то, что еще в начале 70-х я приобрел опыт играющего тренера, подменяя «невыездного» Гомельского в заграничных матчах. В том сезоне мы выиграли Кубок европейских чемпионов и вообще не проиграли ни одного матча за границей. Кроме того, будучи игроком, я любил общаться с молодежью, приходившей в команду, знал, что могу им дать и как это нужно сделать. Молодые ребята ко мне тянулись (кстати, тренеры по-разному относились к этому явлению, то поощряя, то пресекая это стремление).

 В отличие от современной ситуации, когда спортсмен с десяток раз за свою карьеру меняет клуб, в мое время не было особых вариантов для продолжения работы после «завязки». Разумеется, я не собирался уходить из ЦСКА, теряя офицерскую должность и в перспективе военную пенсию в 250 рублей (для сравнения, моему отцу, всю жизнь проработавшему в лесном хозяйстве, наскребли персональную пенсию в 160). Поэтому особых раздумий по поводу дальнейшей карьеры не было — только ЦСКА и только тренерская работа. Единственный вопрос состоял в том, когда я смогу получить место главного тренера.

 Как я уже говорил, А. Я. Гомельский был яркой и масштабной, но противоречивой личностью. Как следствие, у него было много недоброжелателей, к числу которых относился и министр спорта Павлов. По окончании баскетбольного турнира московской Олимпиады произошел следующий знаменательный эпизод.

 Приехав в олимпийскую деревню забирать вещи, я столкнулся с разъяренным Павловым, окруженным побледневшими клерками из Госкомспорта. Увидев меня, он буквально заорал на всю деревню: «Завтра же ты — главный тренер сборной!.. Опять этот ... меня подвел! Опять прос... Олимпиаду!..» Дождавшись окончания начальственного гнева, я чуть ли не в ноги упал министру: «Ради Бога, не делайте этого! Я не готов, не буду я тренером сборной!..» Я действительно не был готов к закулисной войне за высокий тренерский пост.

 Тем более, что «главный» вновь продемонстрировал свою абсолютную остойчивость и непотопляемость. Выступая в декабре 80-го на послеолимпийской конференции, заместитель Павлова В. Л. Сыч устроил Гомельскому полный, катастрофический разнос, после которого можно было ожидать лишения партбилета, проклятия до седьмого колена, остракизма и многократного расстрела. Речь заместителя министра окончилась однако фразой: «Ну да ладно, дадим последний шанс»