Анатолий Букреев - ВОСХОЖДЕНИЕ
Клев: Сколько было времени? Хотя бы примерно? Мне очень интересно, когда...
Сэнди: Уже темнело.
Нил: Да, в это время я уже...
Тим: Шесть часов вечера.
Лин: Клев, я помню, что мы оттуда ушли в шесть. Да, в шесть часов мы пошли вниз.
Нил: Я не смотрел на часы. Мне кажется, что в долинах внизу было уже темно, а у нас свет оставался только из-за большой высоты, из-за отблесков солнца на вершинах. Шел снег, но ветер был еще не слишком сильным. Можно было разглядеть... Иногда сквозь снег и туман я видел мерцание огней в нашем базовом лагере. Я знал, что мы близко и что у нас оставалось время в запасе. Меня очень тревожил дальнейший спуск, но я был рад, что мы уже преодолели самый опасный и незащищенный участок ниже Южной вершины. Потом, на следующих перилах, мы спускались точно так же. Я съехал сидя, потом следом за мной и остальные. Все шло хорошо. Помню, что где-то вдалеке в одной связке шли двое. Как потом выяснилось, это были...
Сэнди: Бек Уитерз.
Нил: Бек Уитерз шел первым, а за ним Майк 53( не помню фамилии, гид из экспедиции Роба Холла Они шли очень медленно, но, узнав Майка по его куртке, я счел, что с ним все в порядке. Он контролировал ситуацию. От нижнего конца вторых перил спуск несколько сотен метров проходит по весьма сложному сланцевому склону, который тогда был покрыт снегом. В принципе, можно было отыскать тропу, но мы пошли по следам впереди идущих. Иногда кто-то из наших отставал, и мне несколько раз приходилось останавливаться, чтобы их подождать. Клев и Лин шли впереди. Я мог различить их силуэты, две маленькие движущиеся фигурки. Сейчас я не вспомню, какое расстояние нас тогда разделяло. Наконец мы добрались до скальных полок, по которым прошли к последним перилам. Я пристегнулся к ним и немного подождал, наблюдая за приближающимися Тимом, Шарлоттой и Сэнди. Заметив, что они шли хорошо, я стал спускаться по перилам. Не пройдя и трети, я наткнулся на какого-то человека Он сидел, пристегнувшись к спусковой веревке. Голова его была безвольно опущена Он то ли вообще не шевелился, то ли двигался, но очень медленно. На склоне помимо нас были еще люди, так что это мог оказаться Бек Уитерз или Майк, гид «Консультантов по приключениям». А возможно, это были Лин или Клев. Обойдя неподвижную фигуру, я принял ее за Лин и стал кричать на нее, чтобы заставить подняться, но она не шевелилась. Тогда, чтобы добиться ответа, я приподнял ее кислородную маску и понял, что это была не Лин Гаммельгард, а японка 54 из экспедиции Роба Холла Она вообще не двигалась, скорее всего, из-за недостатка кислорода Я принялся объяснять ей, как надо быстро спускаться по перилам. Вскоре мне стало ясно, что она то ли плохо понимает по-английски, то ли уже не в состоянии соображать. Тогда я схватил ее за обвязку и стал спускаться вместе с ней то стоя, то скатываясь вниз в зависимости от рельефа Несколько раз она упиралась в меня ногами, и кошки, раздирая пуховку, царапали мне спину. По-моему, она все же понимала, что происходит, но была не в состоянии хоть как-то помочь. Вскоре нас догнали Тим и Шарлотта Теперь мы спускались большой группой. Возможно, с нами еще шли двое шерпов, — не помню, кто именно. Тим предложил мне свою помощь, я запомнил его голос.
53 Майк Грум.
54 Ясуко Намба.
Путь до конца перил дался нам с трудом. Несколько раз мы проваливались в трещины, пересекавшие маршрут спуска Переправлять через них японку оказалось делом нелегким. Она, похоже, была напугана Тим несколько раз помогал мне поднять ее, перебросить, подтолкнуть, перетащить через эти трещины. Когда мы спустились ^о конца перил, погода окончательно испортилась. Дул очень сильный ветер. Время от времени были видны огоньки в четвертом лагере. Во время одного из таких проблесков я запомнил направление на палатки. Больше четвертый лагерь мы не видели. Было темно. Темно, а вокруг бушевала метель. Нас просто заваливало снегом. Разговаривать было практически невозможно. Чтобы сказать что-то другому, приходилось кричать изо всех сил и обязательно по ветру. Иначе ничего невозможно было услышать. Насколько я помню, у меня не получалось даже голову повернуть против ветра, не то что крикнуть в ту сторону. Мой налобный фонарь все еще был в рюкзаке. Достать его я не мог, потому что тащил эту японку [Ясуко Намбу]. Мне приходилось все время придерживать ее или вести за руку. С нами тогда шли еще двое шерпов. Лин и Клев, кажется, уже отправились к четвертому лагерю, подумав, что они знают дорогу. Они шли не очень далеко от нас, но в таких условиях...
[ПРОПУСК В ЗАПИСИ]
Клев: Присоединившись к вашей группе, мы уже больше никуда не отходили. С вами были двое шерпов, и мы надеялись, что хоть они знают, куда нужно идти.
Нил: Все правильно, Клев, но... Я смутно помню, что вскоре после последней нитки перил мы увидели, как вы возвращаетесь к нам откуда-то снизу или справа Поэтому мне показалось, что вы по направлению к четвертому лагерю прошли минуту, не больше.
Клев: Мы с Лин шли впереди вас. Думаю, что мы с вами спускались по разным веревкам. Мы спустились на двести или триста метров правее. Дойдя до конца перил, мы поняли, что один из налобных фонарей у нас разбился, и тогда мы сразу траверсом пошли к вам.
Нил: Да, похоже. Мне тоже казалось, что... Что едва мы начали спускаться, как появились вы.
Клев: Теперь опять немножко назад. Очень может быть, что мы с вами спускались по одним и тем же перилам, но, тем не менее, мы сильно вас обогнали. Вы, когда дошли до конца перил, тут же свернули налево. Вот здесь-то наши пути и разошлись, Тим, я вижу, ты качаешь головой. Или, наоборот, киваешь? Как ты себе это представляешь? Я почти уверен, что так все и было.
Нил: Понятно. Разумнее, когда кто-то один ведет за собой группу, а остальные следуют за ним, но тогда мне этого добиться не удалось, Ветер сбивал нас с ног, а участники шли за тем, у кого оказывался включенным налобный фонарь. Я пытался докричаться до остальных, убедить их, что должен быть только один руководитель и фонарь должен быть только у него, иначе мы так и будем ходить по кругу. Я считал, что не нужно идти к четвертому лагерю напрямик, хотя какое-то время я и помнил направление. Еще до непогоды я посмотрел на рельеф сверху и понял, что в случае ухудшения видимости главное — не подходить близко к стене Лхоцзе. Я слышал, что там не раз гибли альпинисты. Друзья предупреждали меня, что надо идти очень, очень аккуратно, чтобы случайно не сойти в ту ложбину. Вначале она кажется плоской, но потом ты все дальше отходишь вбок и оказываешься на краю обрыва Я продолжал идти, таща на себе японку. Сзади шли, как мне кажется, Сэнди, Шарлотта и Тим. Майк Грум и Бек Уитерз находились чуть впереди. Наиболее подвижными из нас были тогда двое шерпов, и они метались то туда, то сюда, постоянно меняя направление нашего движения. Я пытался запомнить дорогу, пытался выйти на склон. Не крутой, а пологий, выводящий прямо на седловину. Я искал скалу: Южную седловину пересекает скальный пояс, на вершине которого стоит такая приметная скала Надо было только отыскать ее. Как идти дальше, я помнил: сначала пройти немного вправо, спуститься вдоль скал, а потом мы либо вышли бы прямо к палаткам, либо к Женевскому отрогу и перилам на нем, либо наткнулись на мусор вокруг лагеря и сумели бы сориентироваться. Такой у меня тогда был план действий, вернее, набросок плана. Вокруг бушевал ветер, все участники брели неизвестно куда, а я не мог идти первым с японкой на руках. Да и фонаря на мне все еще не было. Мы слишком долго плутали по склону. В конце концов я совершенно запутался и уже не понимал, куда нам идти. Нам не встретилось ничего, что могло бы подсказать дорогу.
Мы шли одной группой. Не знаю точно, сколько времени это длилось, но думаю, что довольно долго. Кто-то вырывался вперед, кто-то падал сзади, но все же мы изо всех сил старались держаться вместе. Я отчетливо понимал, что если кто-нибудь решит идти к лагерю сам или просто отстанет, то он почти наверняка погибнет. Шансы найти лагерь в одиночку были ничтожны. Скорее всего, во время наших блужданий мы незаметно для себя свернули и вышли на тибетскую сторону Южной седловины. Возможно, я уже тогда это понял, но кислород в моем баллоне давно уже кончился, и обдумать происходящее у меня не получалось. Я мучительно пытался осознать то, что удавалось увидеть, сориентироваться по направлению ветра или чему-нибудь еще. У меня было чувство, что я оказался внутри бутылки с кефиром, которую все время взбалтывали. Я спрашивал окружающих, откуда дует ветер. Он дул отовсюду, со скоростью метров двадцать в секунду с порывами до сорока метров, не меньше. Словом, этим ветром нас все время сбивало с ног . К концу наших блужданий — а может, и не к концу, примерно час спустя — участники сильно замерзли, лица у всех обледенели. Кажется, у кого-то погас фонарь... Мы очутились на очень сложном участке льда со скальными выходами. Впереди был небольшой пологий подъем. Я поднялся по нему и посмотрел вниз. Не могу точно сказать, увидел ли я там что-нибудь или просто почувствовал. Зато я отлично понял, что нам туда идти нельзя. Там было очень опасно. Таких мест поблизости от обычного маршрута быть не должно. С помощью Тима и Клева я принялся убеждать остальных, что нам совершенно необходимо держаться вместе. Что я только ни делал, чтобы заставить их всех остановиться и переждать: я и упрашивал, и кричал, и даже рычал на них. Я считал, что погода могла наладиться, ведь в прошлую ночь тоже был очень сильный ветер, но к десяти часам, времени нашего выхода, он полностью стих. Моим главным доводом было то, что если небо хоть на миг прояснится, мы сможем увидеть звезды или вершины и сориентироваться по ним. Тогда станет ясно, куда нужно идти. А сейчас я не понимал даже, что это за обрыв — стена Кангшунг, стена Лхоцзе или что-то еще. Итак, мы остановились и сбились в кружок, повернувшись спинами к ветру. Одни уселись на свои рюкзаки, другие примостились на коленях у первых. Мы постоянно окликали друг друга, хлопали по спинам. Каждый следил за своим соседом, чтобы тот не заснул. Это был наш общий подвиг. Каждый не только стремился выжить сам, но и проверял, не задремал и не замерз ли его товарищ. Не знаю, сколько мы так просидели. Видимо, не очень долго, потому что, едва мы остановились, я начал замерзать. Мы проверяли пальцы друг у друга 55 , проверяли наличие сознания. Мы старались все время находиться в движении. Задача была не из легких: глаза слипались сами собой, но мы понимали, что, раз заснув, мы уже никогда не проснемся. Иногда я ощущал, как по всему телу разливалась волна тепла. Что это было, гипотермия или гипоксия — кто его разберет. Думаю, и то, и другое. Помню только, как тяжело было перекрикивать ветер; помню, как все мы кричали, переминались с ноги на ногу, без конца хлопали друг друга, чтобы согреться и остаться в живых. Я все время смотрел на часы, надеясь, что непогода скоро кончится.
