Крис Скотт - Мотопутешествия: Книга Искателя Приключений
Я направилась в Лиму, где встречалась с подругой, Амалией. Она летела из Лондона со своим мотоциклом, чтобы сопровождать меня на следующем этапе пути. „Панамерикана“ в северном Перу идет параллельно побережью Тихого океана через унылую безводную пустыню. Дорога кажется нескончаемой, полоса горячего черного асфальта и отдаленные блики миражей под палящим солнцем. На западе — безупречные песчаные дюны, дальше грохочут волны Тихого океана. На востоке снова песок и пики Анд, как длинные серые пальцы в легкой дымке. Вдоль дороги разместились городки, словно вышедшие из „макаронного“ вестерна: мужчины без рубашек с ковбойскими шляпами на затылке скачут верхом по пыльным, немощеным улицам. Древняя краска пластами сходит с вылинявших деревянных дверей винных магазинов, где за стеклянным ограждением выставлены темные бутылки с неизведанными алкогольными напитками.
А у редкого потока или реки собираются женщины и дети постирать ворох белья и разложить на горячих камнях, где одежда высыхает за считанные минуты. Но через каждую милю, как напоминание о двадцать первом веке, громадные рекламные щиты восхваляют „Inca Kola“, национальный напиток Перу — отвратное пойло с запахом жвачки и уместным золотым цветом подстать богатствам древних племен нации.
Но я не могла подолгу любоваться видами — в Перу на дорогах откровенно сумасшедшее движение, которое требует полного сосредоточения. В конце концов я остановилась у отеля, невредимая, но измученная, и мне хотелось чего-нибудь покрепче „Inca Kola“.
Амалия прилетела через два дня, ее мотоцикл не заставил себя ждать, и скоро Ла Лима Локо превратилась в смутное воспоминание. Мы оказались на дороге и помчались через прибрежную пустыню, перед тем как свернуть на восток к Андам, Мачу Пикчу и знаменитым линиям Наска. Заинтригованные, мы решили осмотреть линии с воздуха, но, к несчастью, полет совпал с гастроинтестинальным возмущением после целой тарелки таку-таку. Через пару минут после взлета полупереваренное таку-таку заполнило все возможные пакеты.
Полчаса спустя я на нетвердых ногах выбралась с тремя колыхающимися пакетами таку-рвоты. Пилот, который вначале провозгласил Амалию и меня „muy bonita“, уже не испытывал к нам такой бурной симпатии.
На следующий день я снова влезла на байк, испытывая легкую слабость, но и готовность одолеть 4000 м до Анд и сопутствующую высотную болезнь.
Мы быстро взбирались наверх, наворачивая круги, а воздух становился холодным и разряженным. Дальше полил дождь, быстро перешедший в острые ледяные градины, а за ним два часа валил снег. Нулевая видимость и онемевшие пальцы: мне казалось, мы на Аляске.
Земля на такой высоте пустовала, миля за милей мы не встречали никаких признаков человека. Единственные, кто здесь попадался, ламы, прятавшие самодовольные ухмылки в толстые шерстяные накидки. Наконец дорога пошла на спуск, и мы нашли приют в крошечной деревне у подножия Анд. Каменный домик, носивший гордое звание ресторана, был самым желанным зрелищем, там мы и остановились, мокрые, трясущиеся и почти онемевшие. Электричества и отопления здесь не водилось, а туалетом служила яма рядом с шелудивым псом. Но нам было наплевать. Женщины в ярких шерстяных шалях и черных шляпках „нагрузили“ нас мате, чаем из листьев коки, против высотной болезни. Мы заказали все, что было в меню, и набросились на еду, как дикари.
Воскресенье, 23 ноября, 8. 17: утреннее солнце мерцало на поверхности глубоких синих вод озера Титикака, мы только что миновали границу Боливии. По пути подцепили американского мотоциклиста, Роба, на BMW и отправились втроем по чудесной горной дороге вдоль кромки озера.
Через полчаса, к моему удивлению, Роб свернул на обочину и остался любоваться видом в одиночестве. „Где Амалия?“ — спросил он. „Не знаю, она тебя не обгоняла?“ „Нет“, — встревожено ответил Роб.
Мы двинули обратно, и через несколько метров худшие страхи подтвердились. Перед нами предстало самое ужасное зрелище, какое я только видела вне кинотеатра. Амалия лежала на спине в луже крови, вокруг собрались озабоченные боливийцы. Мотоцикл пострадал меньше, чем его хозяйка. Амалия была почти без сознания: зубы выбиты, лицо в крови, струящейся из носа, рта и ушей. Подбородок рассечен, нос, судя по всему, сломан, безвольно висящая правая рука неестественно изогнута.
Роб не стал терять времени даром и помчался в ближайший городок Таквина за помощью. Тем временем толпа зевак росла и, невероятно, но в ней оказались два англоговорящих врача, которые как раз наслаждались однодневным путешествием с семьями. Они оказали первую помощь. Тут вернулся Роб и сообщил, что нашел военно-морскую базу, и подмога уже в пути.
Боливия — самая бедная страна в Южной Америке, но нехватку оснащения они возмещают человеческой добротой и состраданием. Амалии забинтовали раны и сделали укол до прибытия „скорой помощи“. Водитель с несчастным видом попросил у меня денег на бензин до Ла Паз, на три часа езды.
Несчастный случай меня потряс и послужил напоминанием о хрупкости человеческого тела, но я вовсе не собиралась отказываться от путешествия на юг, до Огненной Земли, Я передала эстафету парню Амалии и, убедившись, что подруга на пути к выздоровлению, покинула Ла Паз с ее благословениями.
Мы с Робом решили ехать на юг вместе, несмотря на то, что наши мотоциклы по диапазону мощностей занимали противоположные стороны.
Ла Паз — самая высокая столица в мире и Serow ехал как никогда плохо, хоть я и экспериментировала с форсунками карбюратора. Что бы я ни пробовала, в гору байк поднимался не быстрее ламы.
Высота — не та тема, которая часто меня занимала дома, но здесь я на ней просто свихнулась. Каждый раз на передышке я разглядывала GPS или засыпала Роба вопросами: „На сколько мы сегодня поднялись? На какой высоте мы сейчас? На какой высоте этот город? А этот?“
После двух месяцев переезда через Анды слова „уровень моря“ приобрели почти мистический смысл — кислородный Эльдорадо, где можно дышать, где флакон с шампунем не взрывается мне в лицо, где я могу развивать скорость, о боже, целых пятьдесят пять миль в час!
Подъем в центре Ла Паз стал последней каплей. На смену красному свету загорелся зеленый, но мой мотоцикл едва пыхтел. Какофония раздраженных гудков не помогла вернуть Serow к жизни, и мне пришлось тащить его на себе. „Возвращаемся на уровень моря! Быстро!“ — выдохнула я в лицо Робу. Мы наскоро сверились с картой, ближайший путь к Тихому океану — 480 км плато в Чили со зловещим названием.
От пейзажа дух захватывало; унылые, открытые всем ветрам равнины сменились высокогорными пустынями, где жили только заносчивые на вид ламы с семьями. Граница Чили встретила нас снежными шапками вулканов и глубокими синими озерами с розовыми фламинго. Экономические различия двух стран налицо: здесь были даже компьютеры! Я заполнила нужные бланки и заверила чилийские власти, что в моем багаже нет, кроме всего прочего, спермы животных. Во всяком случае, в последний раз я ее не заметила, но кто знает, чем занимаются эти боливийские псы, когда я смотрю в другую сторону.
Естественно, следующий день принес быстрый и волнующий спуск с гор на побережье.
К тому времени как показались полосы роскошных зеленых долин, мой байк несся вперед, как в добрые старые времена.
Чили знаменовался для меня культурным шоком. В жизнь внезапно вернулся порядок. Во многих отношениях это неплохо, но мне тоже приходилось вести себя цивилизованно, а я, если честно, успела подрастерять все навыки.
Мы отправились в Сантьяго, где встречались с Рейчел, моей попутчицей на мексиканскую часть путешествия. Панамериканское шоссе в северном Чили захватывает побережье Тихого океана, но по большей части идет через пустыню Атакама — бесконечный, невыразительный, пыльный коричневый ландшафт, который пользуется вызывающей жажду славой самого сухого места на земле. Мы ехали несколько долгих горячих дней, оставляли за собой сотни миль сурового пейзажа и редкие заправочные станции, спасались от яростного взора вездесущего солнца. Желанные прохладные вечера проходили на заброшенных пляжах под местное вино тинто.
„Ох, как же тяжко путешествовать на мотоциклах!“ — жаловались мы с Робом друг другу, радостно улыбались и пинали песок, откупоривали бутылку, охлаждали ноги в горном озерце и следили, как оранжево розовое солнце медленно исчезало за горизонтом.
Однако если вы — чилийский дорожный коп, назначение в пустыню Атакама вас не обрадует. Когда мы встретились, он сопровождал длинную череду грузовиков с громадными трубами. Процессия заняла обе линии шоссе и ползла на скорости 40 км/ч. Роб подъехал к копу, чтобы спросить, можно ли их обогнать. В ответ из окна машины понеслись вопли, руки в белых перчатках замелькали, как у одержимого баптиста. Роб, конечно, не понял ни слова и продолжал ехать рядом, пока коп яростно молотил кулаками по рулю, изрыгая поток испанских слов. Присутствие Роба только больше раззадорило копа, он переключился на ограниченный запас английского.
