Лев Филатов - Обо всем по порядку: Репортаж о репортаже

С вниманием, которое я назвал бы напряженным, были приняты сообщения о том, что сначала «Днепр», чуть позже киевское «Динамо» преобразованы в хоз­расчетные футбольные клубы. Им нельзя не желать успеха. Сдюжат ли? Одолеют ли неминуемые бюро­кратические рогатки? В киевском «Динамо» дело воз­главил Валерий Васильевич Лобановский, давний, убе­жденный сторонник профессионализма и самостояте­льности. Математик, организатор, упрямец, хват, име­ющий под началом команду прочную, в сравнении с другими редко страдающую от конъюнктурной морской болезни, устойчиво собирающую зрителей, Лобановский, как мне представляется, едва ли не эта­лонно выглядит тем человеком, которому по плечу реформы. Так появился в нашем футболе объект, за­служивающий, чтобы за него мы «поболели» всем миром.

Вернемся к заявлению О. Блохина. Как вы помни­те, он связал искоренение договорных матчей с введе­нием профессионализма, ибо в этом случае, как ему думается, клубы будут заинтересованы во внимании зрителей, ибо сомнение в истинности обещанного зре­лища их число убавляет.

Неспроста в странах, где давно заведен професси­ональный футбол, федерации и хозяева клубов стоят на страже добропорядочности (можно сказать и ина­че — доходности) игры. Чего стоит дисквалификация на два года знаменитого итальянца Росси за подозре­ние в сговоре, того самого Росси, который, отбыв на­казание, стал героем чемпионата мира 1982 года! И на­оборот, в тех странах, где футбол полупрофессионален (Венгрия, Чехословакия, Польша, Болгария), то и дело возникали громкие скандалы из-за махинаций.

Договорные матчи расцвели не сами по себе, они, как любая халтура, как любое нечестное деяние, сиг­нализируют о неблагополучии в организации дела.

Я с любопытством читал отклики на статью в «Огоньке». Некоторые болельщики, попривыкнув, как видно к странным результатам (они же, как прави­ло, идут на пользу командам, поправляют их положе­ние), не столько протестовали против самого явления, сколько сосредоточились на отводе подозрений от «своих» и на упреках в адрес «других». Почта до­ставила и исторические экскурсы, где ставились под сомнение матчи, сыгранные даже сорок лет назад. Уж и не знаю, не хотели ли эти исследователи доказать, что футбол извечно жуликоват и нечего придираться? Если это допустить, то чего ради они хранят к нему интерес, что же тогда их в нем привлекает?

Одно из правил репортерства — не уклоняться, при­нимать вызов.

Исследователи кивают на чемпионат 1947 года, когда в его конце ЦДКА и московское «Динамо», оспаривающие звание чемпиона, заботились о соот­ношении забитых и пропущенных мячей. Сначала ди­намовцы выиграли у тбилисцев на их поле 4:0, что давало им хороший запас, однако армейцы победили «Трактор», и тоже на его поле, 5:0 и заняли первое место. В ту пору я был далек от футбольных кругов, пользовался лишь общедоступными сведениями. М. Мержанов, осведомленный в силу своего служеб­ного положения, в книге «Еще раз про футбол» к обо­им этим матчам отнесся с недоверием.

Когда много позже у нас с Борисом Андреевичем Аркадьевым зашел разговор о тех событиях, он с горечью произнес: «Обидное недоразумение, что был пущен слух о нашем соглашении с «Трактором». У меня сердце остановилось, когда один из ста­линградцев ахнул в нашу штангу». Аркадьеву нельзя не верить — такой он был человек.

Сейчас, ознакомленные с разнообразными новей­шими методами, мы вольны допустить, что обошлись и без тренера. Сами футболисты уже на поле могли вступить в переговоры, приведя доводы: «Вам ничего не светит, а для нас результат всего года».

Нет, я не имею никаких оснований сомневаться в истинности итогов тех двух матчей: и ЦДКА и «Ди­намо» в ту пору были на голову сильнее остальных команд, могли кого угодно переиграть с крупным сче­том. Просто сама ситуация была исключительной, не­бывалой. Чтобы она не повторилась, во избежание кривотолков, и ввели дополнительный матч за звание чемпиона в случае равенства очков.

Припоминаю пересуды на трибунах по поводу еще двух матчей: в 1951 году «Спартак», как тогда говори­ли, «помиловал» «Торпедо», а в 1957 году то же самое будто бы сделало «Динамо», уступив «Локомотиву». В обоих случаях и «Торпедо» и «Локомотиву» угрожал вылет из высшей лиги.

Об этих четырех матчах и вели речь исследователи. Если допустить, что все так и было, как поговаривали, то, разумеется, «товарищеские» побуждения не спаса­ют тех, кто поддавался. Исследователи вправе быть злопамятными.

Предположим худшее: четыре сомнительных матча. Но ведь — за десять лет! Явлением не назовешь, про­цент ничтожный. Уродливые исключения — да. Смало­душничали, поступили некрасиво. Но и не «холера»!

Беда навалилась в облике эпидемии. Не стихийной, безотчетной, а намеренной имеющей, с позволения сказать, и практическое и теоретическое обоснование. Заметьте, произошло это в годы, получившие наиме­нование «застойных», когда повсюду в ходу были при­писки.

Не исключено, что кому-то из читателей покажется, что сговорам автор уделяет чрезмерное внимание. Од­но скажу: если бы вокруг футбола громоздилось столь­ко непотребных слухов в предвоенные годы, когда я с друзьями записался в болельщики, мы бы не связа­ли с ним свою жизнь, интерес испарился бы, съеденный брезгливостью. Поэтому и не мыслю себе будущего футбола без чистоты нравов.

Вынужден оговориться, что и самому журналист­скому подразделению требуется бдительность.

Вел я острый разговор с представителем футболь­ного клана, и вдруг он в ответ на мои обвинения, отведя в сторону глаза и понизив голос, произнес:

— А ведь иной раз то, как пишет журналист, зави­сит от приема, оказанного ему в команде...

Собеседник был слишком тертым калачом, чтобы назвать имена. Футбольные практики осторожны, они на тропе войны, ни одна веточка не должна хрустнуть под ногой. «Мне еще работать» — так они выражают­ся. Это репортерам пристало лезть напролом, через кустарник, не боясь себя обнаружить.

Ядовитая реплика оборвала наш разговор. Он, на­верное, остался доволен собой: сравнял счет. Меня же его глухой анонимный намек вынудил трудно заду­маться. И припомнить, что в самом деле такой-то журналист неведомо почему годами ездит в коман­дировки по одному и тому же маршруту, другой пре­увеличенно расписывает победы клуба, а когда про­вал — умолкает, третий всеми силами, рассудку вопре­ки, выгораживает тренера, не имеющего заслуг...

Что ж, как видно, приходится считаться и с попыт­ками втаскивать репортеров в «сферу влияния». Это осложняет наши задачи, но не меняет их.

В 1987 году грянула дисквалификация на шесть матчей стадиона в Ланчхути за хулиганское поведение зрителей. В том году беспорядки полыхали еще и в Ки­еве, и в Вильнюсе.

Всезнающий болельщик, исследователь, тут же подскажет, что трибунные эксцессы возникали и в да­леком прошлом, на стадионах Москвы и Ленинграда. Верно. Но их периодичность была, как и у сомнитель­ных матчей, раз в десять лет, они воспринимались подобно вскинувшимся тайфунам, тут же бесследно исчезавшим. Да и были они нечаянными, без вожаков, без тайной изготовки — прямой горячей реакцией либо на бесстыдное подсуживание, либо на вспышку грубо­сти на поле.

Напрашивается, что современные юнцы — они и есть заводилы — впали в грех обезьянничанья сверст­никам из Англии, ФРГ, Голландии, Италии, уже не­сколько лет организованно избравшим стадионы для буйства и побоищ, чем вгоняют в трепет публику, полицию, футбольные власти и министров.

Не намерен брать на себя лишнее, сам бы с преве­ликим интересом прочитал изыскания на сей счет пси­хологов, социологов, руководителей молодежи.

Но и без того репортеру есть к чему приложить руку. Свою долю ответственности за состояние умов и эмоций несет и футбольный отряд.

Прежде расскажу одну историю.

Был я на представительном международном юно­шеском турнире в Монако в качестве руководителя делегации. Поступило приглашение: «Вас, тренера и доктора просят на ужин по случаю шестидесятилетия тренера». Подготовили подарок и отправились. Я ожи­дал увидеть за ужином представителей всех восьми команд, участвовавших в турнире, но недосчитался половины. А надо заметить, виновник торжества — че­ловек известный, с европейским именем. Мой жур­налистский интерес был задет. Когда ритуальный кон­тур вечера потерял строгие очертания, я подсел к юби­ляру со своим вопросом. Хотя и понимал, что выбор приглашенных — его личное право, но что-то меня подталкивало спросить. И ответом был следующий монолог:

— Знаете, когда вся жизнь отдана одному делу, смотришь на него и так и этак, со всех сторон. Сегодня выиграл, завтра проиграл — это обычное. Есть и дру­гие вещи. Футбол очень разный, не все, правда, это видят. Например, когда мы играем с вашими, совет­скими, командами, я думаю об игре и ни о чем другом. Да, могут быть столкновения, опасные приемы, трав­мы, на то и футбол. Но я знаю, ни ваши ни наши не станут симулировать, умирать как в театре, вставать на колени и призывать бога в свидетели, бить по ногам, когда судья отвернется, оскорблять, мстить, обращаться к трибунам с разведенными руками, что­бы пожалели, возмутились и поддержали. Так я и при­вык делить людей и команды. Для одних — футбол порядочный всегда и во всем, а от других не знаешь, чего ждать. Мы — практики, мы молчим, да и не ска­жешь, толку никакого, один скандал. Но в голове держим. Так, вот, сегодня у меня в гостях люди поря­дочного футбола. Разве не имел я права собрать тех, кому доверяю? Это же не официальный прием. Може­те быть уверены, то, что я сказал, известно всем трене­рам, только одни согласны, а другие конечно будут отрицать...