Михаил Ромм - Я болею за «Спартак»
Миновали четвертый «жандарм». До лагеря «5900» осталось пройти только один — третий. И тут альпинисты едва не были сброшены с ребра в пропасть порывом ветра.
К лагерю «5900» добрались в темноте. И здесь неожиданно кончились все испытания: в лагере был Цак с носильщиками.
Они сняли с Гущина и Шиянова башмаки и оледенелые, твердые, как броня, костюмы. Цак приготовил ужин и чай.
Начавшаяся вечером вьюга перешла ночью в шторм. Шторм разогнал туман. Горы, одетые в сверкающий покров свежевыпавшего снега, снова раскрылись. У вершины гребней виднелись «флажки» — полотнища снежной пыли, гонимые ураганом.
Когда ветер немного стих, Шиянов, Гущин и Ураим Керим начали спуск в лагерь «5600».
Здесь альпинистов встретил доктор Маслов, и Гущин, впервые через девять дней после ранения, получил, наконец, медицинскую помощь.
Затем Гущин, Шиянов, Ураим Керим, Ураим-Голова болит и Абдурахман спустились в ледниковый лагерь...
...Мы выслушали рассказ наших товарищей. Положение было тяжелым. Больше всего мы опасались, что альпинисты, ушедшие 30 августа к вершине без спальных мешков, не учтут опасности тумана и заблудятся. Но и в том случае, если они вернулись в лагерь, их судьба внушала серьезную тревогу. Надо было спешить с помощью, надо было как можно скорее доставить наверх продовольствие. Поэтому Дудин с Абдурахманом после обеда начали подъем на «5600».
Вскоре после их ухода мы увидели с нашего наблюдательного пункта двух человек, двигавшихся от лагеря «6900» в направлении к вершине.
Мы были изумлены. Неужели наши товарищи, пережив дни страшного шторма, продолжали восхождение при полном отсутствии продуктов?
4 сентября с утра мы снова стали наблюдать за горой и вскоре заметили, как две маленькие черные фигурки начали подниматься по ребру от лагеря «5600». Очевидно, Нишан и Зекир шли наверх с продовольствием для штурмовиков. Они прошли второй «жандарм» и подошли к лагерю «5900». Вскоре уже не две, а три фигурки продолжали подъем: Цак присоединился к носильщикам. Они миновали третий и четвертый «жандармы» и исчезли в скалах пятого «жандарма»...
Весь день мы следили в бинокль за ребром, боясь увидеть на нем спускающихся вниз носильщиков. Это значило бы, что они не сумели подняться в лагерь «6400».
До вечера ребро осталось безлюдным. Носильщики дошли. Помощь была подана.
Не слишком ли поздно?
Ответ на этот вопрос мы получили на следующий день. Вечером в наш лагерь спустились Абдурахман и Зекир. Мы бросились им навстречу. Зекир пошатывался от усталости, но радостно улыбался, протягивая нам небольшой клочок бумаги.
Это была записка Цака Дудину. Она начиналась словами:
«Только мы поднялись на «6400», как туда спустились Николай Петрович, Гетье и Абалаков. Станция поставлена, вершина взята».
С огромной радостью смотрели мы на этот серый клочок бумаги, положивший конец всем нашим тревогам и опасениям, возвестивший славную победу штурмовой группы.
Восхождение было окончено. Но победа далась нелегко. Цак сообщал, что Абалаков заболел снежной слепотой, у Гетье нелады с сердцем, Николай Петрович обморозил пальцы на руках и ногах. Поэтому спуститься они сумеют только завтра.
Но все это не пугало: наши товарищи были живы — и это главное. Ведь в последние дни каждый из нас в глубине души опасался их гибели.
Хотелось получить ответ на десятки вопросов, узнать подробности восхождения.
Мы стали готовиться к встрече. Прежде всего надо было позаботиться о том, чтобы хорошенько подкормить покорителей вершины. Мы послали Зекира в подгорный лагерь, где находился наш караван, наказав ему прислать на другой день с одним из караванщиков киичьего мяса. Остальные караванщики с лошадьми должны были прийти в ледниковый лагерь седьмого.
6 сентября штурмовая группа спустилась в лагерь «5900» и там заночевала. 7 сентября продолжался спуск.
Уже начинало темнеть, когда из-за поворота на леднике показались черные фигурки Дудина, Каплана, доктора и носильщиков. Они идут тремя группами. Последняя группа движется очень медленно. Никак не удается разглядеть в бинокль, сколько в ней человек — трое или четверо.
Первым на морене у лагеря показывается Абалаков. В походке этого железного сибиряка нет и следа утомления. Он идет, как всегда, скоро и споро, слегка переваливаясь с ноги на ногу, словно таежный медвежонок. Только кожа потемнела от мороза и ветра.
Через полчаса приходит с носильщиками Николаи Петрович. Ему больно ступать отмороженными ногами, вокруг глаз легли синяки усталости, но идет он бодро. Он добирается до своей палатки и ложится. Помогаем ему снять башмаки. Холодные, безжизненные пальцы забинтованы, на бинтах — желтые следы сукровицы.
Николай Петрович сообщает нам первые подробности. Он достиг середины вершинного гребня, до его высшей точки дошел только Абалаков.
Потом я иду с Абдурахманом и Ураимом Керимом навстречу Гетье. В наступившей темноте Абдурахман с поразительной уверенностью находит дорогу в сераках. У выхода из них на ледник видим Гетье, Дудина и доктора. Гетье идет с трудом. Дудин и доктор поддерживают его под руки. Возвращаемся в лагерь, укладываем Гетье в его палатке в спальный мешок. Доктор остается с ним.
Поздно вечером из подгорного приходит караван.
Потом мы рассаживаемся у костра на вьючных ящиках и слушаем Абалакова. Он начинает рассказ о восхождении. Рассказывает скупо, коротко и через несколько минут замолкает.
— Не теперь, — говорит он. — Когда-нибудь потом. Пусть хоть немного улягутся впечатления...
13Рассказ штурмовиков. — Шторм на высоте 6900 метров. — Засыпаны снегом. — Взятие вершины. — Спуск на «6400». Встреча с Цаком и носильщиками.
Это «когда-нибудь потом» наступило не скоро.
Мы вернулись в Ош. Сентябрь был на исходе. Стояла благодатная южная осень. Поля были покрыты снегом созревшего хлопка. Спелые гроздья винограда просвечивали янтарем.
Мы жили на базе ТПЭ и отдыхали после трехмесячного похода. На базе было спокойно и тихо. Все отряды памирского направления, кроме двух, оставшихся на зимовку, закончили свою работу. Начальники отрядов сидели по палаткам и строчили отчеты. Они готовились к заключительной конференции в Душанбе.
Марковский, весело поблескивая голубыми глазами, довольный результатами работ Памирской группы, расхаживал между базой и гостиницей, где он квартировал.
На столе в его номере лежала карта восточного Памира. Вся территория, кроме небольшой области в юго-восточном углу, была покрыта площадной съемкой.
Со всех концов Таджикистана на имя Горбунова поступали телеграммы. И из этого вороха сообщений вырисовывались основные результаты экспедиции.
— Золото найдено в районе северного золотоносного пояса, у западных берегов Кара-Куля в долине рек Муксу и Ат-Джайляу.
— В центральной части Туркестано-Алайского хребта, в верховьях Исфары, геологические партии Ионина и Соседко обнаружили большую оловоносную провинцию.
— В бассейне Зеравшана в урочище Кули-Колон отряд Соболевского нашел ценнейшее месторождение оптического флюорита.
— Найден вольфрам.
— Геолог Иванова обнаружила в Зеравшанском хребте сурьму...
Из-за отмороженных пальцев Горбунову трудно было ходить. С утра мы помогали ему выйти в сад. Он усаживался в кресло и работал: выслушивал доклады, писал приказы, вел совещания.
И однажды, в знойный солнечный день, Николай Петрович и Абалаков рассказали нам подробно о восхождении.
30 августа, когда Гущин, Цак и Шиянов начали спуск из лагеря «6900», Абалаков, Горбунов и Гетье направились к вершине. Гетье и Абалаков несли в спинных мешках разобранную на две части радиостанцию. Однако ноша оказалась для Гетье непосильной. Сказывались огромная разреженность воздуха и пятидневное недоедание. Через полчаса Горбунов переложил самописец в свой рюкзак. Он оказался слишком тяжелым и для него. Было ясно, что дотащить радиостанцию до вершины не удастся. Не хватало Гущина с его силой и тренированностью. Вдвоем с Абалаковым они, может быть, и справились бы с этой задачей.
Надо было возвращаться. Надо было возвращаться и потому, что туман сгущался и становилось все труднее найти лагерь. А заблудиться и заночевать в снегу без спальных мешков — значило наверняка замерзнуть: температура ночью пала до 25 градусов ниже нуля.
Альпинисты вернулись в лагерь. Недалеко от него, на высоте 6850 метров, они нашли участок твердого фирна и здесь установили радиостанцию.
Утром тридцать первого туман сгустился. Начиналась вьюга. Надо было отсиживаться в палатках. Гетье чувствовал себя плохо.
Николай Петрович, рискуя заблудиться в снежном буране, с утра отправился проверить работу радиостанции. Она не работала. Горбунов с огромным трудом перенес ее в лагерь. Здесь, в палатке, на двадцатиградусном морозе, он разобрал ее. Оказалось, что разошлись контакты. Исправив повреждения, Николай Петрович и Абалаков вновь собрали станцию и установили ее возле лагеря.
