Валерий Хорев - круги на воде
Умелый боец не драчлив.
Тот, кто умеет сражаться,
Не дает волю ярости.
Тот, кто умеет побеждать,
Не вступает в схватку! (Дао Дэ Цзин).
По этой же причине столь нелегко шел процесс адаптации старых, реальных и жестких стилей к современным условиям – зачастую путем деформаций и замещений как в методике тренировок, так и в техническом арсенале школ. В первую очередь это коснулось целевых ориентиров и моральных принципов, в меньшей степени – используемой базы приемов, откуда «всего лишь» ушли крайне эффективные, но, с сегодняшней точки зрения, безусловно зверские действия, позволявшие в свое время мгновенно умертвить закованного в доспехи самурая или лихого, вооруженного до зубов разбойника. Когда из-за спины исчезает тень худого «арбитра с косой», то вместе с ней исчезает единственно верный тренер и советчик, не позволявший когда-то убрести в дебри поверхностной фальши и циркачества.
Разумеется, вырождение коснулось не только окинавской традиции, но решительно всех истинно старых, действенных направлений. Ярким примером тому служит скорбный путь, пройденный достославным дзюдо от своего зарождения до нынешних олимпийских высот. Когда доктор Дзигоро Кано модернизировал традиционное дзю-дзю-цу школ Синьё-рю, Кито-рю и Сэкигути-рю, он вполне сознательно и основательно сместил акценты, сделав упор на физкультурную и воспитательную сторону в ущерб реальной боевой эффективности. Тем не менее, дзюдо оставалось хорошей практичной школой, включавшей, между прочим, обширный раздел ударных техник, взятых создателем отчасти в каратэ. Не забывалась и работа с оружием. Но дальнейший «прогресс» все дальше уводил дзюдо от старых корней. В итоге оно- превратилось в обыкновенную борьбу, не хуже и не лучше той же греко-римской.
Аналогичная судьба постигла многие направления боевого (когда-то) искусства по всему белу свету – от китайского ушу до корейских, малазийских, индийских и прочих традиций, в которых очень постепенно, будто песок сквозь пальцы, оказался вымыт почти весь практический смысл движений, что неизбежно превратило их в ординарные формальные гимнастические комплексы, никак не работающие и условиях мало-мальски реального поединка, не говоря уж I сражении с несколькими вооруженными головорезами.
Худо-бедно, традиции еще теплятся в недрах до сих пор во многом закрытых клановых школ дзю-дзюцу и тому подобных «тихих омутах», а также в среде современных профессионалов, по долгу службы вынужденных вступать В рукопашные схватки. И хотя ничего особенно хитроумного методики их тренировок не содержат, есть целый ряд технических и тактических тонкостей, которые не следует выставлять на обозрение широких народных масс. Поэтому не нужно радоваться полноводному потоку некогда совершенно закрытых и доступных исключительно «для служебного пользования» пособий, наводнивших сегодня книжные прилавки. Коммерческое рвение опубликовать всё и вся, что только может иметь потребительский успех у публики, способно обернуться бедой, и бумерангом ударить по любому из нас.
Когда-то попасть в школу каратэ,, а тем более дзю-дзюцу, было не так просто, как в наши дни, а уж зазывать учеников и вовсе почиталось абсурдом. Претендент (разумеется, мы говорим о хороших традиционных школах) проходил через сито хитроумных тестов, которыми в первую очередь определялся его этический, моральный и психологический уровень, оценивались духовные качества. Это позволяло сразу отсеивать людей незрелых, не готовых без вреда для себя и окружающих воспринять любую из подлинно эффективных техник. Некоторые мастера во время предварительного собеседования имели привычку неожиданно выплескивать чай в лицо кандидата, внимательно наблюдая за его реакцией. Излишне самолюбивым и вспыльчивым тотчас указывали на дверь.
В современных условиях всеобщей изнеженности и лени наряду с открытостью и доступностью большинства древних традиций подобный отбор происходит, к счастью, автоматически. Нам, детям стремительного века, попросту невмоготу неторопливо, год за годом, тащить огромный и тяжкий воз тренировок по освященным веками методикам. А потому лишь истинно целеустремленные, упорные и здоровые натуры способны обрести желаемые боевые возможности. Даже когда такая личность и не вполне соответствует поначалу строгим моральным критериям, то в процессе нелегких продолжительных занятий неизменно происходит ломка старых и обретение новых, куда более возвышенных ценностей. Как говорится: «Мы делаем каратэ – каратэ делает нас». До некоего предела успешно продвигаться способен практически каждый, поскольку на первых этапах всякая техника является всего-навсего телесной геометрией и аэробикой, имитацией традиции, если таковая вообще присутствует. Но наш герой не должен строить на свой счет иллюзий, осознавая себя носителем волшебных знаний. В стычке с обыкновенным уличным хулиганом он неизбежно будет жестоко, да еще и с обидными прибаутками, побит. Печальных примеров топу известно великое множество, а желающим потешить свое распаленное воображение подобной тематикой можно порекомендовать известную книгу А. Тараса «Боевая машина».
Применительно к кобудо все вышесказанное приобретет особое значение и остроту, в первую очередь в плане отбора учеников, поскольку изучаемые дисциплины предполагают работу с оружием, относящимся, по определению органов правопорядка, к ударно-дробящему типу. А коль скоро есть чем, найдется и что раздробить. И если даже неумелый и случайный удар простой палкой может привести к весьма печальным последствиям, что же тогда говорить о тщательно отработанном ударе вовсе не простой, а очень даже специальной палкой из твердой породы дерева, наподобие тонфа или незаслуженно популярной нунчаку?
Исходя из своего многолетнего опыта преподавания и практики окинавского кобудо могу сказать, что в критический ситуации, однозначно угрожающей здоровью, а тем более жизни, я попросту не стану, да и физически не смогу сдержать недурно отработанных ударов по максимально уязвимым зонам с максимально возможной в данный момент концентрацией. Не будучи согласным с упомянутым А. Тарасом по очень многим вопросам, я безоговорочно-солидарен с ним в одном – уж лучше сидеть в темнице, чем отдыхать от земной суеты в могиле. Тот же, кто склонен и излишне задумываться о последствиях, зачастую в нее и попадает.
Целый ряд углубленных и пристальных исследований современных специалистов в области истории окинавских и японских боевых традиций говорит о том, что на деле китайское влияние было гораздо более заметным, чем считалось, ранее. Скорее всего, начиная с середины XVIII века шло плотное проникновение южно-шаолиньской ветви китайского цюань-фа в среду древних, исконно окинавских стилей Тэ. Шаолиньское семя пало на добрую почву, так как именно эта традиция своими корнями наиболее близка окинавским. Если островитяне силою произвола властей были лишены возможности защищать себя при помощи оружия, то монахи «Молодого леса» находились в аналогичных условиях, подчиняясь строгому монастырскому уставу. Принужденные обходиться, помимо собственных рук и ног, простейшими обиходными предметами, они выжили среди бесчинства маньчжуров и лихости разбойничьих банд исключительно благодаря простой и действенной технике кэмпо, а также своему усердию в постижении оной. Излюбленным подспорьем монахов был вполне легальный и мирный шест, обычный предмет экипировки большинства странников той эпохи. Но документально известно, что тычковым ударом своего посоха умелый монах спокойно пробивал бок коня. И по сей день этот замечательный инструмент является визитной карточкой воинственных питомцев Шаолиня, равно как и их окинавских коллег, по праву считаясь «матерью» всех остальных видов оружия.
Но коль скоро окинавские стили каратэ и кобудо есть лишь часть неизмеримо более глубокой китайской традиции, их соприкосновение пролегает, наряду со многим иным, по одному своеобразному аспекту, характерному для Шаолиня и Окинавы в гораздо большей степени, чем для большинства всех прочих направлений восточных единоборств. Речь в данном случае идет об отношении к закалке ударных частей рук и ног, используемых в качестве природного естественного оружия. Пожалуй, на Окинаве проблема стояла даже острее, чем в Поднебесной, поскольку противником простолюдина выступал, как правило, хорошо защищенный доспехами воин, причем броня была рассчитана и проверена на реальный удар копья, меча или стрелы. Непросто вообразить сегодня степень подготовленности рук или ног древнего бойца, если он умудрялся проламывать подобную защиту. Конечно, владение техникой предполагало поражение слабо защищенных, а то и вовсе открытых мест. Никто отнюдь не стремился всаживать кулак в самый центр кирасы, но бой есть бой, и удобной возможности могло не Представиться. Поэтому расчет велся по наихудшему варианту, и крепость рук обязана была соответствовать надежности пробиваемой защиты. Следует, кстати, иметь в виду, что японский доспех, кроме упомянутой грудной кирасы, являл собою эластичный и подвижный покров, набранный и:: множества отдельных стальных пластинок, а потому нашему окинавцу вовсе не требовалось проделывать дыру в металле – гибкая поверхность неплохо передавала проникающее воздействие в глубины вражеского тела.
