Эдди Ирвайн - Жизнь на высокой скорости
Мы достаточно серьезно занимались плаванием, и я всегда все устраивала, потому что он всегда терял свои очки и все остальное. Мы вставали рано утром и тренировались до начала занятий в школе, также как и после школы и все выходные. Чтобы серьезно заниматься спортом, требуется большая отдача, и плавание отняло большую часть нашего детства. Мы начали заниматься плаванием, когда нам было около десяти лет, и занимались до тех пор, пока нам не исполнилось шестнадцать или семнадцать. Я продолжала увлекаться плаванием и дальше, но мне ужасно не нравилось рано вставать по утрам.
У моего отца был гаражный бизнес, и иногда, после удачно заключенной сделки, вокруг оставалось много кусков полистирола, так что мы шли на ближайшую речку и строили плот. Для нашей матери не имело значения, сколько раз мы падали в воду и переодевались, она никогда нас не останавливала, просто улыбалась и всегда держала наготове стиральную машину. Нам повезло, что у нас такие родители. Они оба всегда давали нам много свободы и поддержки. Мама была великолепна, она всегда была очень изобретательной насчет того, чем бы нас еще развлечь. Она могла устраивать между нами соревнования, и никогда не говорила: «Ты не сможешь этого сделать» или «Для меня это означает лишнюю работу». Она просто позволяла нам действовать, и потом безропотно за нами убирала.
Мой отец иногда участвовал в гонках одноместных автомобилей, и ему это очень нравилось, так что вирус автогонок у нас в крови достаточно давно. Отец каждый год покупал для нас старенький домик на колесах, чтобы в наш ежегодный отпуск мы могли ездить на Гран-при Великобритании. Он проверял состояние автомобиля, а мы с мамой заботились о ковриках и занавесках. Мы садились в наш домик на колесах, и по дороге навещали наших друзей в Дархэме. Машину парковали неподалеку от катка, и мы с Эдмундом могли каждый день ходить туда кататься. Даже когда Эдмунд разгонялся, он мог видеть насколько быстро он едет, и насколько быстро он может заставить себя ехать.
Во второй половине дня мы ходили в гости к нашим кузенам. Оттуда мы отправлялись в Брэндс-Хетч или Сильверстоун. Когда мы туда приезжали, мать с отцом могли просто сказать: «Окей, увидимся внутри», потому что у них не было достаточно денег, чтобы заплатить за всех нас, а мы могли пролезть под оградой там, где они бы не сумели. Мы так и ждали, что вот-вот зацепимся за какой-нибудь крюк или выступ… На самом деле мы всегда находили способ попасть внутрь. Мы привязывались к другим взрослым, или следили за охраной на входах, и как только они отворачивались, мы пулей влетали на территорию автодрома. Однажды, когда моему брату было девять или десять лет, а мне было одиннадцать, он выкопал лаз, а потом пролез под оградой. Должна признаться, что у меня не было с собой бутылки, чтобы так поступить, и поэтому я нашла другой способ попасть внутрь. Мы всегда договаривались встретиться внутри, но также нам нравилось делать что-то самим. Однажды, я думаю, это было в 1976 году, когда Джеймс Хант стал чемпионом, Эдмунду удалось проникнуть на пит-лайн. Ему очень повезло.
Сейчас, когда мы уже взрослые, мы очень независимы, оба уверены в себе и способны сами о себе позаботиться. Мы не боимся остаться в одиночестве. Мне кажется, такое ощущение независимости было заложено в нас с детства. Мы не боялись, что не сможем найти родителей на автодроме или разминуться друг с другом.
Его кумиром в то время был Джон Уотсон, и было так здорово, что в 1981 году он выиграл Гран-При Великобритании. Нам всегда нравился Джон, и приятно, что сейчас Джон поддерживает Эдмунда. Когда Эдмунд выиграл в Австралии, Джон был там и все прошло очень волнующе. Он подошел поздравить Эдди, а затем повернулся ко мне, и мы оба расплакались.
Будучи еще ребенком, Эдмунд всегда был себе на уме. Как говорила моя мама, она никогда не могла его по-настоящему наказать, его ничего особенно не волновало. Если она говорила: «Иди в кровать, ужина сегодня не получишь», то он просто, посвистывая, отправлялся в кровать, так что у нее никогда не было чувства, что она смогла одержать над ним победу. Если мама говорила: «Сейчас же иди в свою комнату», то он просто шел к себе в комнату, включал музыку на полную катушку, и весь оставшийся день оттуда не выходил.
То, что сейчас он гонщик Формулы-1, что он знаменит — это так странно. Иногда мне нужно ущипнуть себя и спросить — не сон ли это. Когда он купил самолет, я подумала: «Господи, у моего младшего брата есть собственный самолет!» Сейчас это кажется невероятным, особенно, если сравнить с теми днями, когда мы забирались в старый полуразвалившийся домик на колесах и отправлялись в Англию. Изменилось так много всего, что иногда нужно подумать о реальности происходящего и напомнить себе, что немногие живут такой жизнью. Не у каждого есть свой собственный самолет, своя яхта, насколько домов и коллекция роскошных классических автомобилей, и не каждый летает по всему миру, чтобы выступать на Гран-При.
Все сказанное я могу отнести и к себе. У нас не было богатых родителей, но у нас было богатое детство. Сейчас же я общаюсь с людьми из мира Формулы-1, которые выросли в окружении огромных материальных богатств, и никогда не знали, что такое быть скупым и экономить, волноваться о последнем пенсе и думать, можешь ли ты позволить себе новые джинсы. Но я смотрю на них и думаю, как же мне повезло, что у меня была такая поддержка.
Я также должна реально смотреть на вещи. Я знаю, что мои поездки по всему миру являются частью команды Формулы-1, я ношу командную униформу, имею свободный доступ в боксы, хожу на вечеринки, живу жизнью команды и путешествую с ней — это не то, чем занимаются обычно нормальные люди. Но в то же время я здесь не для того, чтобы доставить себе удовольствие, а чтобы работать, и гоночный уик-энд — для меня это тяжелая работа. Я слежу за питанием и физической формой Эдди, а также участвую в его бизнесе. И в свободное от приготовления еды, от организации встреч со спонсорами время, я работаю на компьютере, планируя свою работу на дни и месяцы вперед. Эта работа занимает у меня семь дней в неделю, но я рада, что, работая с Эдмундом, я получила весь этот опыт. Я накопила большие знания о том, как организованы спортивные события, и что такое связи с общественностью, и это может мне пригодиться, если я решу начать свое собственное дело.
До того, как я начала работать с Эдди, у меня была своя практика спортивного врача в Кенте. В самом конце 1995 года он позвонил мне и сказал, что получил место в «Феррари» и поинтересовался, не хотела бы я с ним работать. Мы договорились о деньгах, и я приступила к работе. Я думаю, кое-что изменилось, так как были затронуты наши родственные связи. Он мой брат, но, в конце концов, он все-таки мой босс, и это имеет значение. У вас формируются деловые отношения, и иногда они выше семейных. Большинство людей с ним согласятся, просто чтобы не спорить, но если я не согласна, то я говорю ему: «Прошу прощения, но это не так». Иногда ему это может не нравиться, но все-таки у него есть кто-то рядом, кто может вернуть его в реальный мир.
Я думаю, что наши отношения как сестры и брата слегка пострадали, так как по отношению друг к другу мы стали боссом и подчиненным, хотя, когда рядом находятся родители, мы опять становимся семьей. Иногда мы все вместе приезжаем к нему на яхту, и тогда все меняется. Это яхта Эдмунда, но это больше похоже на те прежние времена в семье, и я их очень ценю. Так как он стал более знаменитым, то нам стало труднее наслаждаться даже немногими тихими семейными моментами, потому что кто-нибудь обязательно подходит к нам и просит его дать автограф. Эдмунд ненавидит приходящее со славой внимание; правда-правда, он терпеть не может, когда на него глазеют. Я думаю, что отрицательной стороной его успеха стало то, что мы утратили большую часть того времени, которое проводили как семья, не только из-за таких вторжений, но еще и потому, что жизнь теперь такая сумасшедшая, и у нас остается очень мало времени, чтобы собраться всем вместе за столом, и всем вместе поговорить или пообедать.
Его карьера проходит в постоянном стрессе, и я стараюсь, для нашей общей пользы, смягчить то, что в моих силах. Эдмунд ненавидит некомпетентность, и он выходит из себя, когда видит, что люди не выполняют свою работу так, как нужно. На одном из Гран-При нам нужно было участвовать в фотосъемке. И очень большое количество журналистов желали с ним поговорить, а еще больше людей хотели взять его автограф. Это было убийственно. Просто посмотрев на выражение его лица, я уже знала, что с него хватит. Так что я подошла к пресс-секретарю и сказала: «На вашем месте я бы не настаивала еще на одном интервью, я уверена, что он уже сделал все, что мог». Но они меня не послушались, и в результате, что было совсем не в его характере, Эдди просто повернулся и сказал: «Нет, я этого делать не буду», и ушел. Однако сейчас многое изменилось, ведь люди стали прислушиваться к тому, что я говорю, и многое проходит через мои руки, а также и потому, что, несомненно, сам Эдмунд сейчас изменился. Он сейчас больше, чем ранее, сфокусирован и сконцентрирован, так что сейчас мы очень серьезно готовимся к каждому гоночному уик-энду.
