По прозвищю "Царь" - Мостовой Александр
Сейчас, по прошествии нескольких лет, я понимаю: возможно, надо было согласиться на динамовский вариант. Я уже приспособился к своеобразной московской жизни — безумно суматошной после европейских тишины и спокойствия. Плюс деньги действительно предлагали немалые — в последние годы в российском футболе в этом отношении на самом деле произошел гигантский скачок. Но, как говорится, все мы сильны задним умом. Тогда же я очень сильно задумался, возвращаться мне или нет. И решил подождать чемпионата Европы…
Расставание со сборной ударило по моей репутации. «Динамо» сразу ушло в сторону и больше не предлагало никаких контрактов. Очевидно, в клубе решили: зачем им игрок-бунтарь? Впрочем, у меня самого в тот момент было неопределенное состояние. С одной стороны, чувствовал уверенность, что спокойно смогу еще пару лет отыграть на высоком уровне. Физически я был к этому готов, да и гены хорошие — у меня отец до сих пор играет в футбол на любительском уровне, хотя ему за шестьдесят. По статистике же на тот момент я был в Испании одним из лучших.
Но в душе что-то свербило. И я решил: будь что будет. Предложат хорошую команду из Испании — отлично, нет — ничего страшного. Понаблюдаю за футболом со стороны, как простой болельщик. Хотя внутри я знал: если завтра мне кто-то позвонит и сделает достойное предложение, я уеду и спокойно буду играть.
Такая ситуация продолжалась в течение шести-семи месяцев — до зимы. Первое время постоянно звонили агенты: мол, как ты, чем занимаешься, не хочешь ли ты попробовать поиграть? Опять же предлагали арабские страны — Саудовскую Аравию, Катар. Но с этими вариантами все было как-то мутно. Людей оттуда звонило много, но когда дело доходило до того, что мне уже надо брать билеты на самолет, все они почему-то пропадали.
Конкретных вариантов перехода в Катар у меня было два. Первый — еще в 2001 году. Мы играли в Барселоне, и в столицу Каталонии из-за меня специально прилетел шейх. Мы общались с ним два дня — до матча и после. Во время одного из ужинов передо мной положили готовый контракт. В финансовом плане он был просто бесподобным — зарплату мне предлагали в три с половиной раза больше, чем в «Сельте». Но во мне заиграло чувство футбола. Я в тот момент еще был голодным до настоящей игры. И сказал шейху: давайте немного подождем.
Второй вариант появился перед самым чемпионатом Европы. У меня в кармане уже лежали билеты на самолет, но я не полетел. Тоже не решился.
Правильно ли я поступил? Однозначного ответа у меня нет. Может, верно, а может, и нет. Но все дело в том, что последние три-четыре года моей карьеры можно было поделить на две части — футбольную жизнь и нефутбольную. Проблемы в личной жизни тоже повлияли на мое решение. Свой развод со Стефани, я переживал очень тяжело — как будто бы мне отрубили правую руку. И я решил не уходить из «Сельты».
Мать, Людмила Васильевна:
— Конечно, мы очень переживали, когда брак со Стефани распался. С другой стороны, общение с детьми не прекращается. Саша сказал, что обязательно привезет их в Москву. По-русски они говорят с акцентом, но достаточно уверенно. Недавно прилетала к ним, говорю: «В следующий раз поедем с вами в Виго, где папа играл». А они говорят: «Нет, бабушка, папа сказал, что повезет нас в Москву». Смеюсь: «Туда же пять часов лететь!» А они: «Ну и что! А мы любим летать!» Раньше их не было смысла сюда привозить. Что они тут запомнят? Поддерживаем мы отношения и со Стефани. Про них нельзя сказать, что разбежались и стали врагами. Кто знает: может, пройдет время и они снова будут вместе?
…Многие говорят: все, что ни делается, к лучшему. Возможно, лет через двадцать я тоже так скажу. Но тогда, в 2004-м, все, что происходило, точно было не к лучшему. Может, в свое время и стоило отказаться от настоящего футбола, как сейчас многие это делают, и цинично отдать предпочтение чисто меркантильным интересам. Тем более что у меня каждый год имелись предложения от каких-то клубов. Надо было только решиться и в определенный момент сказать: «Извините, меня здесь не устраивает». И уйти. Кто знает, может быть, моя жизнь повернулась бы по-другому?
Юра Белоус после чемпионата Европы еще несколько раз говорил мне:
— Ничего страшного, что у тебя произошли такие события в карьере, давай приходи к нам.
Но я не рискнул. До конца чемпионата России оставалось три-четыре месяца, и я был в депрессивном состоянии. Мне действительно в тот момент ничего не хотелось делать. Друзья не дадут соврать: я в течение пяти месяцев вообще не играл в футбол, даже в любительский, хотя меня часто звали на различные турниры. Я не хотел, чтобы мяч попадался мне на глаза.
А тут надо все бросить, все свои одиннадцать лет Испании, и уехать в Россию. Если бы я по натуре был человеком, легко решающимся на перемены, и поехал бы. Но я не такой. По характеру я человек закрытый. Мне нравится годами создавать свое домашнее тепло и уют. Очень тяжело потом это терять.
У меня было два предложения из Англии. Звали и из Голландии, из команды «Хераклес», которой руководил бывший второй тренер «Барселоны».
— Приезжай, — говорил он, — и уже через три дня ты будешь играть в матче чемпионата. Нам нужен такой опытный игрок, как ты.
— Я бы с удовольствием, — говорю. — Но не могу. Морально не могу.
Хотя порой мне очень хотелось на поле — особенно когда видел футбол со стороны. Я действительно раздваивался. Поначалу даже не до конца осознавал, что вот те парни играют, а я уже нет. Опять хотел туда, на зеленый газон. Тем более когда видел сверху, с трибун, что могу сыграть лучше, чем те, на кого я смотрел. Это были импульсы, вспышки. Но шли недели, месяцы, и постепенно приходилось свыкаться с мыслью — я уже не вернусь.
Но возращение, как ни странно, состоялось. Правда, получилось оно мимолетным. Я уже семь месяцев был без футбола. И вдруг зимой мне звонит один агент, испанец, которого я давно знаю. Спрашивает:
— Ты что делаешь?
— Да в принципе ничего особенного: отдыхаю, провожу время с друзьями.
— А почему не хочешь играть в футбол? Давай попробуем возобновить твою карьеру.
— Ну давай. Мне, конечно, надо себя физически подтянуть. Но если ты сейчас что-то найдешь, я в принципе готов еще поиграть.
Через день он перезванивает и говорит, что разговаривал с президентом «Алавеса», который тогда выступал в первой испанской лиге. Президент этот, Дмитрий Питерман, очень оригинальный человек. Про него много писали в испанской прессе — что он со странностями, не из футбола, любит делать все сам, меняет часто тренеров. Правда, забегая вперед, скажу, что лично я все эти странности на себе не ощутил.
В тот момент меня удивило другое. Оказывается, после чемпионата Европы многие вообще не знали, что я делаю. Некоторые думали, что я уехал играть куда-то за тридевять земель — в Америку или в Китай. И когда Питерман узнал, что есть возможность меня пригласить, он сразу же сказал агенту:
— Конечно же, да! Я хочу его видеть здесь, нет проблем. Пусть прилетает хоть завтра.
Буквально через день я вылетел в Алавес. Там познакомился с Питерманом, пообщался и подписал контракт на хороших условиях. Месяц набирал физическую форму, а потом после одной из тренировок Питерман подходит ко мне и говорит:
— Нам предстоит очень важная игра с «Кадисом», поэтому я включаю тебя в заявку на матч.
Я пытаюсь убедить его, что еще не готов физически. А он стоит на своем:
— Какая разница? Главное, что ты должен быть с нами, чтобы народ тебя видел.
В итоге меня выпускают на замену за десять минут до конца матча. И я за это время забиваю гол, а потом едва не делаю дубль. Народ в шоке. Казалось бы, все — вернулся. Но нет: на следующий день я сам подхожу к Питерману и прошу, чтобы тот отпустил меня из команды.
Почему, спросите вы? Ну не мог я в тот момент долго быть далеко от семьи, от детей. Когда я переходил в «Алавес», не думал, что мне будет так тяжело. Конечно, люди из клуба и сам Питерман были в недоумении. Но как объяснить им, что творилось у меня на душе? Это не передать словами. Будь я двадцатипятилетним парнем, я бы, может, и не грузил себя этими мыслями и остался. Но мне было уже тридцать шесть.
