Игорь Фесуненко - БРАЗИЛИЯ, ФУТБОЛ, ТОРСИДА…
Тут нужно сразу же пояснить, что организаторам первых футбольных репортажей приходилось преодолевать множество препятствий. Во-первых, не существовало специального оборудования или аппаратуры, предназначенной для таких трансляций. У стадионов, например, не было никакой линии связи с радиостудией. Поэтому самые первые футбольные репортажи велись по телефону. А так как на стадионах в те времена не было еще и телефонов, то Туме и его последователям приходилось за неделю да игры (!) подавать заявку на телефонную станцию о прокладке к трибуне у футбольного поля временной (только на этот день) телефонной линии.
Иногда поблизости от стадиона никаких телефонных линий не оказывалось, и репортажи приходилось отменять. Случалось и прибегать к услугам жильцов в соседних домах: брать у них телефон взаймы на два часа, протягивать дополнительную линию от квартиры до стадионной трибуны, чтобы провести репортаж.
Представьте себе волнение, которое испытывал Николау Тума, начиная первый в истории расказ о футбольном матче в «прямом», как мы говорим сейчас, эфире!
Представьте себе сотни вопросов, которые сразу же, еще до начала репортажа, обрушились на этого первопроходца! Как это нужно делать? Как заинтересовать слушателя? Как донести до него рисунок игры, эмоции, страсти, которые будут бушевать на поле и на трибунах?
Перед началом матча Тума попросил слушателей мысленно представить себе и как бы держать постоянно перед глазами прямоугольник футбольного поля и пообещал, что будет максимально точно воспроизводить для них все перипетии игры:
«Я нахожусь в самом центре неподалеку от боковой линии, справа от меня — команда паулистов, а слева — футболисты Параны».
Так был начат этот репортаж. И после, сообщив о том, что судья Виржилио Фредриги дал свисток к началу поединка, Николау пошел рисовать картину происходящего на поле.
Ему было несравнимо труднее, чем всем тем, кто пошел по его стопам, кто сегодня занимается аналогичным делом на куда более высоком уровне, на совершенно ином, куда более высоком витке творческого совершенства и технического прогреса. Ведь ему никто не помогал. Рядом с ним не было коллег. Его репортаж не прерывался, как сейчас, рекламными объявлениями. Ему некогда было перевести дух и выпить глоток воды. Он говорил без умолку все девяносто минут. И, может быть, единственным фактором, несколько облегчившим ему работу, стало обстоятельство, что та игра оказалась динамичной, интересной, и было забито целых десять голов! Хозяева поля — паулисты победили команду Параны со счетом 6:4.
Тума стал не только родоначальником бразильского футбольного радиорепортажа, но и основателем первой из двух главных его ветвей или «школ», которые существуют и сегодня, условно названные «реалистической» и «поэтической».
Да, он был «реалистом»: в каком бы ритме ни проходил матч, как бы стремительно не развивались и не менялись игровые ситуации, Николау успевал за мячом и игроками, фотографически точно воспроизводя для слушателей ход игры. Для этого ему пришлось говорить очень быстро. Вскоре его прозвали «Спикер Пулемет» (в те времена понятия «диктор» или «комментатор» в бразильском радиоэфире не существовало, и всех, кто вел радиопрограммы, именовали английским словом «спикер»). И до сих пор многие в Бразилии считают, что Николау был самым «скорострельным» репортером в истории отечественного радио.
Свою приверженность «реалистическому» стилю Тума обосновал очень просто, и, мне кажется, было бы полезно, чтобы к его словам, сказанным более полувека назад, прислушались бы сегодняшние наши рыцари футбольного радиорепортажа, позволяющие себе в ходе матча болтать о чем угодно, кроме того, о чем они действительно должны говорить: «Радиорепортер обязан быть всего лишь фотографом. Своим голосом он фотографирует и передает слушателю все то, что происходит на поле».
Гениально сказано! И это стремление к максимально точному воспроизведению происходящих событий привело однажды к тому, что работа Николау вызвала протесты и негодование. Правда, в данном случае он работал не на футболе, а рассказывал об автомобильных гонках, проходивших на улицах Сан-Пауло. И в самом конце этого состязания, когда французская спортсменка Хелле Нисе попыталась на последней прямой, у самого финиша обойти бразильца Маноэля де Тефе, автомашины столкнулись, француженка была выброшена в воздух, разбилась насмерть, ее машина полетела в толпу.
Раздались страшные крики, стоны, кровь потоками брызнула на асфальт, на стены домов, на людей…
Несколько человек погибли мгновенно, десятки были ранены.
И все, происходившее прямо перед глазами Тумы, он рисовал лихорадочной пулеметной скороговоркой, не забывая самых животрепещущих деталей: «оторванная рука», «вывалившиеся в пыль внутренности», «размозженная о камни голова» и так далее…
Учитывая, что за ходом гонок с помощью репортажа следили сотни тысяч бразильцев в разных городах страны, и у многих из них друзья или родственники находились близ трассы, страну охватил ужас, и на радиостанцию посыпались звонки слушателей. Одни требовали уточнений, просили немедленно дать в эфире фамилии пострадавших, другие возмущались шокирующим «реализмом» репортажа.
Тума оправдывался законами жанра: «Я обязан говорить о том, что вижу!».
И все тут.
Николау был скуп на язык, он не придумывал никаких поэтических метафор, не давал игрокам прозвищ, не прибегал к артистическим приемам, чтобы расцветить, разукрасить свой репортаж. Он просто расказывал о том, что видел. Так же действовали и его первые последователи: Ребелло Жуниор и Педро Луис.
Правда, первый из них явился родоначальником самого знаменитого «фирменного знака» бразильских, а теперь и не только бразильских футбольных репортеров: Ребелло начал обозначать забитие гола протяжным воплем «Го-о-о-о-о-о-о-ол!», который тянулся несколько долгих секунд.
Но вскоре на различных радиостанциях страны появились и приверженцы иного стиля в футбольном репортаже — «поэтического». Если «реалист» Тума называл мяч только одним этим словом: «bola», то его конкуренты, пытаясь разукрасить свою речь, прибегали ко множеству синонимов, сравнений и эпитетов. Учитывая, что в португальском языке упомянутая «bola» — женского рода, в ход шли такие изыски, как «толстушка», «кругляшка», «девчонка», «ребенок», «негритянка» (мячи тогда были черные или коричневые), «леонора».
А иногда прибегали к более «весомым» и менее поэтическим выражениям: «баллон», «кожаный баллон», «кусок кожи».
Впрочем, должен заметить, что на русском языке все это звучит довольно странно и куда менее «гладко», чем на португальском.
Приверженцы «поэтического» стиля довольно быстро начали изобретать прозвища для футболистов: Фриденрайх превратился у них в «Тигра», Леонидас — в «Черный Диамант», Жарбас стал «Черной стрелой», Фейтисо — «Императором футбола»!
Кстати, само это имя «Фейтисо», фигурировавшее во всех протоколах, тоже ведь не было «именем». Футболиста звали Луис Матозо, а «Фейтисо» —прозвище, означавшее «Чудотворец». Оно было дано Луису с первых же его шагов на футбольном поле за его действительно чудесные финты, ну, а потом от избытка чувств он был прозван еще и «Императором». Что было особенно почетно в те времена, ибо Луис Матозо был «колорэд», попросту говоря негром…
Но вернемся, впрочем, к теме нашего разговора — футбольным репортерам, точнее, к их страсти давать футболистам пышные прозвища.
Прозвища давались и командам: «Васко да Гама» конца сороковых годов именовалась «Экспрессом Победы», «Сантос» — стал называться «Рыбой», «Ботафого» — «Прославленным».
Сторонники «поэтического стиля», ведя репортажи, изощрялись и при описании игровых ситуаций и эпизодов. Если игрок оступился и потерял мяч, то Осмар Сантос говорил: «Он наступил на помидор!». Когда игроку удавался хороший удар по воротам, в эфире звучало поощрительное: «Туда, туда ее, именно этого она (то-есть, bola-мяч) хочет!». Когда пас оказывался слишком сильным, и игрок не успевал догнать мяч, следовал ироничный комментарий в адрес того, кто перестарался: «Ошибся в дозе!»
Фиори Жиглиотти из радио «Бандейрантес» стал одним из самых щедрых на поэтические сравнения и философские метафоры футбольных репортеров. Начало каждой игры он ознаменовывал традиционно пышной фразой: «Прозвучал свисток судьи, и занавес подымается! Игра началась, уважаемая бразильская торсида!».
В острые моменты Фиори нервно восклицал: «Ох, выдержит ли мое сердце?!». На последних минутах матча любил повторять: «Игра близится к закату». А после финального свистка арбитра неизменно констатировал: «Занавес опускается, спектакль завершается». Но при этом сторонники этого «поэтического» стиля все равно считали главной своей задачей нарисовать точную картину матча, упомянуть о каждой передаче мяча, каждом ударе, каждом броске вратаря.
