Дуги Бримсон - Убийцы футбола. Почему хулиганство и расизм уничтожают игру
По пути домой журналист молчал и лишь озирался по сторонам. Впервые он осознал, как легко следить за человеком в современной Великобритании, например, с помощью многочисленных камер скрытого видеонаблюдения или спутникового мониторинга сотового телефона в машине Дэвида Гэлвина. Он поежился, глубже вжимаясь в кресло, и все же на его лице в этот момент появилась задумчивая усмепхка.
Полгода спустя, когда молодожены Питер и Джоанн Хатчинсоны сидели в гостиной со своим новорожденным сыном, зазвонил телефон. Пит поднял трубку и услышал голос Дэвида Гэлвина. Поговорив с другом, журналист решил, что пришло время бороться за восстановление своей репутации. Однако, памятуя о том, что телефон может прослушиваться, он договорился с Гэлвином пропустить по стаканчику в каком-нибудь баре.
На следующий день Хатчинсон и Гэлвин отправились в паб на окраине города. Усевшись за столик на улице, Пит впервые посвятил друга в тайну, рассказав про таинственного Майкла Коуана и МИ-5. А затем предложил потрясенному Гэлвину обсудить меры, которые можно было против них предпринять.
Хатчинсон намеревался снять с помощью Дэвида документальный фильм, излагающий правду об «Эшелоне». Пусть британская публика знает, что творится у нее под носом. Вышедший из состояния шока Гэлвин справедливо заметил, что без конкретных улик им ничего не удастся сделать.
На что Хатчинсон, улыбнувшись, ответил, что доказательства все же имеются. Видеопленки, фотографии, все, что потребуется, спрятано там, где никому не придет в голову искать. Гэлвин снова оказался в смятении, успев, правда, предупредить Хатчинсона о том, что тот идет на огромный риск, выступая против МИ-5, НАСА и правительства Ее Величества. Лично он к этому еще не был готов. Хатчинсон утешил друга тем, что понимает его нерешительность, и попросил лишь ознакомиться с доказательствами перед принятием окончательного решения. Гэлвин выразил надежду, что Хатчинсон все-таки одумается и откажется от опасной затеи, раз и навсегда забыв обо всем, что с ним произошло. Однако тот твердо стоял на своем и наконец уговорил Гэлвина ознакомиться с его материалами.
На другой день Хатчинсон в крайне возбужденном состоянии пришел к Дэвиду, передав ему компьютерный диск. Они вместе просмотрели его на компьютере Гэлвина. На нем были представлены фотоснимки, видеоматериалы, текстовые файлы, а также отсканированные документы. Присутствовала даже короткая запись встречи с Майклом Коуэном в кабинете Кита Хэйнса, сделанная с помощью скрытой камеры. Внимательно просмотрев материал, Гэлвин поинтересовался, есть ли что-нибудь еще. Когда он выяснил, что у Хатчинсона был скопирован весь материал, изъятый МИ-5, Дэвид извлек диск из компьютера и, передавая его обратно, спросил, отчего тот ни разу не воспользовался этим для своего освобождения. На что журналист ответил, что не мог достать материал, находясь за решеткой, а впутывать кого-то другого не захотел. Кроме того, он всегда верил, что рано или поздно выйдет на свободу — и тогда правда откроется всем.
Покачав головой, Гэлвин сказал, что не желает иметь с этой затеей ничего общего. Она слишком грандиозна и крайне опасна. Более того, он умолял Хатчинсона, чтобы тот отказался от нее, хотя бы потому, что его сыну нужен отец. Перед уходом Пит заверил Гэлвина, что он все равно откроет людям правду, с его помощью или без, потому что в этом заключается его журналистский долг.
Как только дверь за ним закрылась, Гэлвин упал в кресло и закрыл лицо руками. В этот момент за его спиной открылась вторая дверь, и в комнату вошел Майкл Коуан. Дотронувшись до его плеча, он поблагодарил Дэвида за помощь. Однако, поскольку уговоры не сработали и Хатчинсон все еще намерен предать секретные материалы огласке, у них не осталось выбора. Попросив Гэлвина исчезнуть на какое-то время, а затем подать рапорт об освобождении от обязательств тайного агента, Коуан достал сотовый и набрал номер.
Месяц спустя Гэри Тэйлор сидел в баре «Олд Бэнк» и читал номер «Сан», где наткнулся на следующий заголовок: «Бывший журналист Би-би-си найден мертвым в собственном автомобиле». В статье говорилось, что полицейские пришли к выводу о самоубийстве. Как выяснилось, журналист находился в состоянии депрессии после недавнего тюремного заключения и последовавшего за ним краха служебной карьеры. Тэйлор расхохотался, узнав, что речь идет о Питере Хатчинсоне, и пустил газету по кругу, чтобы с ней ознакомились другие парни. Когда газета дошла до Дэйва Мэйсона, он внимательно прочитал статью. Потрясенный тем, что его бывший кореш оказался журналистом, из-за которого Тэйлор попал в тюрьму, он удалился и спустя некоторое время возвратился с двумя пыльными, но аккуратно запакованными коробками. Поставив их на стойку, Дэйв сказал, что Хатчинсон оставил их на хранение несколько месяцев назад.
Когда Тэйлор поинтересовался, что там внутри, Мэйсон только пожал плечами, но добавил, что пару недель назад Пит что-то доставал из одной коробки. Заинтригованные, парни стали гадать, что же там может находиться. Большинство склонялось к версии о наркотиках, ведь Хатчинсон снабжал их какое-то время.
Неожиданно один из парней сгреб коробку в охапку, и, несмотря на протесты Мэйсона, вскрыл ее. В ней оказались пачка фотографий и видеокассеты, на которых были аккуратно проставлены даты и время съемки. Узнав себя на некоторых снимках, Тэйлор разбросал их по стойке. Затем, вспомнив о том, что Хатчинсон пытался объяснить ему в тюрьме, медленно поднял глаза на мини-камеру скрытого видеонаблюдения, установленную над баром. И, не сводя с нее глаз, произнес:
— Ну и что же мы теперь будем делать с этой хреновиной, Дэйв?
Глава восьмая
Ранние денечки
Сколько бы я ни говорил или ни писал о расизме, первое, что всегда приходит в голову, — это фотография или, если быть более точным, фотопортрет Джона Барнса[133] — одного из величайших игроков, когда-либо носивших клубную майку «Уотфорда», не говоря уже о футболке сборной Англии. Он был одним из моих первых кумиров.
Это на первый взгляд ничем не примечательное фото с мерсисайдского дерби[134]1987 года. Барнс просто блистателен в своей плотно облегающей форме конца восьмидесятых. Такое впечатление, что он ударяет по мячу, который не попал в кадр. При иных обстоятельствах этот снимок можно было бы признать неудачным.
Однако события оказались такими, что данный снимок впоследствии стал одной из самых символических спортивных фотографий, когда-либо появлявшихся в прессе. И все это — из-за предмета, который можно разглядеть в левом нижнем углу. Обыкновенный банан — и когда начинаешь понимать, что игрок вовсе не бьет по мячу, а собирается выбить этот банан с поля, то становится ясно, почему снимок так символичен и что на нем изображено на самом деле.
Барнс, как ни странно, не придал этому эпизоду особого значения. В своих многочисленных интервью он подчеркивал, что бананы, обезьяньи вопли и, особенно, словесные оскорбления были нормой в те времена. Конечно, как одному из тех, кто когда-то годами разъезжал по стране вслед за Барнсом и Лютером Блиссетом,[135] тоже игравшим за «Уотфорд», мне известно, какой ужасный прием был оказан им на таких стадионах, как «Ден» и «Рокер Парк».[136] Но мы, фанаты «Уотфорда», поддерживали их еще сильнее. Цвет кожи игроков никогда не имел для нас значения, однако не все разделяли подобную точку зрения. Во многих случаях излияние желчи на чернокожих игроков в те времена имело целью не только испортить их игру. Оно выражало нечто гораздо более глубокое — ненависть и страх.
Публикация этого потрясающего снимка изменила все в одночасье, так как общественность впервые начала рассматривать расистские оскорбления со стороны тех, против кого они были направлены. Кроме того, она стала воспринимать их не как игроков, а как обычных людей. В глазах подавляющего большинства это было позорное явление.
Настоящая трагедия, конечно, не в том, что начались эти перемены лишь через сто лет после того, как чернокожие игроки стали участвовать в нашей национальной игре. К тому моменту, когда общественность поняла всю абсурдность расизма, сотни людей, причем не по своей вине, уже были объектом жгучей ненависти. Факт, понять который могут лишь те, кто это испытал. И то обстоятельство, что большинству все-таки удалось стать выше подобных проявлений, говорит об их достоинстве, гордости и отваге. Равно как и о тех, кто закрывал на это глаза.
Не стоит питать иллюзий. Подобное поведение было в высшей степени постыдно. Увы, история чернокожих игроков в нашем национальном виде спорта — отнюдь не предмет гордости.
Впрочем, все начиналось несколько иначе. До недавнего времени считалось, что первым чернокожим футболистом в Британии стал джентльмен по имени Артур Уортон, подписавший контракт с клубом «Ротэрем Юнайтед»[137] в 1889 году.
