Евгений Мансуров - Загадка Фишера
Однако миф о рождении сверхшахматиста не мог, разумеется, удовлетворить экспертов, которые, в свою очередь, столкнулись со сложной задачей: как объяснить «феномен» Фишера, избегая односторонних, предвзятых оценок? Да и как тут остаться беспристрастным, если драматизм рейкьявикского противостояния определился задолго до интриги старта и не исчерпал себя с последним ходом в последней партии? Как выйти из заколдованного крута, образованного триадой шахматы – психология – политика? Представителям советской шахматной школы теперь предстояло выяснить, каковы их, еще недавно такие незыблемые, позиции на международной арене и правда ли, что с воцарением Фишера они уже отброшены с передовых рубежей? А функционерам-догматикам, курировавшим большой спорт и уже привыкшим к перспективному планированию «будущих побед», это могло стоить и карьеры. Не случайно пострейкьявикская «фишериада» породила несколько удивительных парадоксов – от отрицания какой-либо логики в действиях американца, примитивности едва ли не каждого его поступка до признания дьявольски изощренных околошахматных «ходов», уничтожавших Спасского психологически.
Однако эти противоречивые, а часто и взаимоисключающие оценки следовало как-то обосновать, подыскать «феномену Фишера» универсальную теорию. Й уж коли цель оправдывала средства, как тут не вспомнить давние рассуждения о непримиримом раздоре между Фишером-шахматистом и Фишером-человеком! На первый взгляд, здесь было все: и модный ныне «психологизм», и логика домысла о «прекрасной игре при скверном характере», и возможность признать его заслуги, но оставить последнее слово за собой.
Опираясь в этом раскладе на единственную константу, еще можно было судить о Фишере-шахматисте. Он рос, отмечали комментаторы, на накоплениях советской шахматной школы, «подпитываясь» ее традициями и извлекая полезные уроки из партий с советскими гроссмейстерами. Наконец, он превзошел их, демонстрируя надежную, универсальную игру – игру настоящего профессионала. Перед матчем в Рейкьявике Михаил Ботвинник даже рискнул высказать прогноз, что чем бы ни закончился этот поединок, следующее десятилетие пройдет под знаком соперничества между Спасским и Фишером.
Но вот Фишер-человек… Он не вмещался в «прокрустово ложе» даже этой концепции, он дробился на отдельные составные – на несколько разных противоречивых Фишеров! Для исследователя с холодным рассудком этот дуализм – симптом, конечно, тревожный, свидетельство удаления от истины. Но зато какие возможности для бесстрашного экспериментаторства! Так, фантазируя на тему о «двух Бобби», американец Брэд Даррах уверял, что «один из них – здоровый и уверенный в себе – рвется в бой, а другой – стрададает манией преследования – не решается сдвинуться с места». Значит, от гамлетовской альтернативы «быть или не быть» к элементарному вопросу «кто кого»? Интересовал и другой вопрос: почему даже «два Бобби» не вмещают одного реального Фишера? Быть может, не тот размах?
«Я знаю трех Фишеров, – расширил границы поиска советский гроссмейстер Александр Котов. – Фишер № 1 – это славный парень, с которым приятно иметь дело… Это Фишер, съедающий два бифштекса и выпивающий семь довольно крепких коктейлей. Тактичный Фишер, общительный и остроумный.
Фишера № 2 можно наблюдать во время игры. Это грозная и неумолимая сила. Он перегибается через стол, нависает над вашими фигурами, глаза горят. Ощущение такое, будто перед вами колдующий шаман, священник, творящий молитву.
Наконец, Фишер № 3. Странный, загадочный, поступки которого в состоянии объяснить разве что психологи. Этот Бобби любит деньги, но сия слабость свойственна не только ему…»
В поисках «крутых» сюжетов, быть может, кто-то уже открывал для себя Фишера № 4, № 5 или № 6. Но если журналисты среди причин его срывов называли обыкновенную паранойю, то некоторые литераторы всерьез обсуждали влияние «эдипова комплекса», а психологи видели «эмоциональные конфликты с самим собой и с шахматным миром».
Однако среди всех «неразрешимых» вопросов едва ли задавался самый нелицеприятный: многолик ли Фишер или истоки его «дуализма» в противоречиях самого шахматного мира?
Глазами экспертов
I уже история…
В. КОРЧНОЙ (СССР, Швейцария): «Ни один чемпион мира не сидит на своем троне вечно. Естественно и закономерно, что через некоторое время является претендент и сменяет хозяина шахматного престола. Момент смены всегда волнующ. Особенно разгорелись страсти шахматных любителей, когда на планете шахматистом № 1 стал американец Роберт Фишер… Опять и опять задается вопрос: почему Спасский проиграл Фишеру? Да, почему? Ответа ждут от специалистов: теоретиков, психологов, гроссмейстеров…»
ЖУРНАЛ «ШАХМАТЫ В СССР»: «Шахматный мир приобрел одиннадцатого чемпиона мира. Сражение в Рейкьявике закончилось победой американского гроссмейстера Р. Фишера. Воспитанный на лучших традициях мирового шахматного искусства, изучивший все достижения советской шахматной школы, американский гроссмейстер сумел подняться на высшую ступень за счет большого природного таланта, громадной работоспособности, непреклонной и фанатичной воли к победе, проявляемой им в борьбе с любым противником».
В. БАТУРИНСКИЙ (СССР): «После матча в Рейкьявике некоторые зарубежные специалисты и обозреватели сочли, что победа Фишера знаменует собой конец гегемонии советских шахмат. Правда, в отдельных публикациях, в высказываниях ряда гроссмейстеров звучали нотки неодобрения или прямого осуждения поведения Фишера и признавалось его отрицательное влияние на игру соперника. Но все это постепенно забывается, а победный счет вписывается в историю навечно…»
ЖУРНАЛ «ШАХМАТЫ» (СССР): «Итоговый баланс матча Спасский – Фишер выглядит самым пристойным, если можно так выразиться. 12,5:8,5 – это нормальный счет, свидетельствующий о том, что в схватке двух равных по классу один был сильнее по сумме компонентов, приносящих победу».
В. ПАНОВ (СССР): «Уже из сухих цифр таблицы видно, что борьба, особенно во второй половине матча, была упорной и бескомпромиссной и Фишер после прошлогодних впечатляющих побед над Таймановым, Ларсеном и Петросяном столкнулся со все возрастающим сопротивлением. Спасский превосходил Фишера в дебютной подготовке, но американец был гораздо точнее и энергичнее в середине игры».
А. КОТОВ (СССР): «Знатоки единодушно отмечают, что теоретическая подготовка Спасского к матчу в Рейкьявике была недостаточной. Так, он совсем не был готов к резкой смене дебютного репертуара, примененного Фишером в матче. Это сбило Спасского, и он потерпел несколько неудач в дебютах. Между тем подобный прием не нов: еще в 1958 году М. Ботвинник также удивил в матче-реванше В. Смыслова, применив защиту Каро-Канн, которая никогда до того не встречалась в его турнирной практике».
Б. СПАССКИЙ (СССР, Франция): «В дебютной стадии матч дал как будто немало любопытных идей. Матчи 1966-го и 1969-го годов были в этом отношении беднее. Сицилианская защита (популярнейшее ныне начало) и защита Алехина как путь отхода Р. Фишера от нее получили новое освещение. Расширение дебютного репертуара Р. Фишера не явилось неожиданностью. В дебюте он эрудирован более меня и такая тактика для него представлялась выгодной. Однако преимущества в дебюте Р. Фишер не имел.
Теперь о стадии перехода из дебюта в миттельшпиль. Раньше эта стадия у меня была сильной. Однако в первой половине матча я утратил это важное оружие – на смену капитальности пришла лихорадочность».
А. КОТОВ (СССР): «Хронологически матч в Рейкьявике выглядит однообразным, хотя в то время, когда он игрался, вызывал много эмоций. Фишер быстро вырвался вперед на три очка. Перевес этот был достигнут вследствие грубых ошибок Спасского, ошибок, непростительных даже для рядового мастера».
Э. МЕДНИС (США): «С третьей по десятую партию Бобби продемонстрировал игру такого класса, какой мы давно не видели в матчах на первенство мира. Удивительно широкий дебютный репертуар, глубокие стратегические замыслы в середине игры, тактическая точность, фантастическая жажда борьбы – вот то оружие, с помощью которого Бобби набрал 6,5 очка из 8 и захватил лидерство в матче. Вторая половина матча прошла в более равной борьбе. В игре Бобби появились многочисленные признаки опасного благодушия, излишней самоуверенности и небрежности, но Борис, находившийся в плохой форме, не сумел воспользоваться предоставившимися ему шансами».
Р. БИРН (США): «До матча со Спасским Фишер упорно отстаивал свой любимый, хотя и ограниченный, дебютный репертуар. Он никогда не скрывал от своих противников, что на 1.е2 – е4 ответит вариантом Найдорфа сицилианскои защиты, а на I.d2–d4 – староиндийской защитой и что 1.е2 – е4 – его единственное оружие атаки, за которым последует атака Созина, если противники изберут сицилианскую защиту. Однако феномен Фишера нельзя считать чем-то застывшим. Когда уже казалось, что он может до бесконечности пользоваться своим ограниченным дебютным репертуаром, в матче со Спасским он внес в него сенсационные изменения. С алехинским коварством он застал Спасского врасплох, впервые в жизни разыграв классический вариант ферзевого гамбита, и одержал отличную победу в шестой партии матча. Когда вариант Найдорфа был встречен сильнейшим ударом Бориса в одиннадцатой партии и едва не кончился катастрофой в пятнадцатой, Бобби включил в свой арсенал защиту Алехина и защиту Пирца – Робача – Уфимцева. В последней партии матча он завоевал чемпионское звание вариантом сицилианскои защиты, который раньше никогда не применял. Теперь, когда Бобби сделал своим оружием еще и неожиданность, его, конечно, стало еще труднее победить».