Евгений Загорянский - Повесть о Морфи

Из лондонского Сент-Джордж-клуба прибыла петиция, подписанная множеством лиц.

Все в один голос просили Пола Морфи остаться на зиму в Европе. Сам Андерсен прислал длинное письмо – и Пол не устоял перед просьбой немецкого чемпиона.

В запасе у Эджа оставался еще один «медицинский козырь»: лечивший Пола врач полагал, что состояние его здоровья не таково, чтобы пересекать Атлантику зимой. Врач написал соответствующую справку, и Эдж аккуратно отправил ее в Новый Орлеан.

Дело было сделано. Пол остался в Европе.

Встретив на улице Гаррвитца, Эдж сказал ему как только мог ласково:

– Мистер Гаррвитц, вы, конечно, будете счастливы: мистер Морфи решил провести в Париже еще несколько месяцев.

Гаррвитц ответил довольно грубо:

– Значит, мистер Морфи – не человек слова!

В бульварных газетах, где Гаррвитц был своим человеком, вскоре появилась такая заметка:

«Знаменитый мистер Морфи уступил настояниям своего друга маэстро Д. Гаррвитца и окончательно согласился остаться в Париже до весны».

Прочитав эту заметку, Пол хохотал как безумный.

Еще раньше, в октябре 1858 года, Пол вынужден был вернуться к неприятным мыслям о Говарде Стаунтоне и предстоящим столкновениям с ним. Ему хотелось бы пойти по линии наименьшего сопротивления и дать Стаунтону возможность ускользнуть от игры, раз он столь страстно ищет такую возможность. Но это было невозможно – слишком многое знаменовал собой для Пола матч со Стаунтоном, слишком многое было в него вложено, с ним неразрывно связано…

Бросить мысль о матче с рыжим англичанином было равносильно тому, чтобы признать себя побежденным, равносильно тому, чтобы уехать из Европы, не сделав в ней самого главного.

Правда, Стаунтон обещал публично, при свидетелях, что он будет играть матч в ноябре. Но откуда же проскальзывали тогда в лондонской печати эти неожиданные «опровержения», «сомнения» и «возражения»?

Почему партии Пола печатались в «Иллюстрэйтед Лондон ньюс» в искаженном виде, с односторонними и недобросовестными примечаниями? Все это настораживало, и Пол решил действовать.

К тому же неугомонный Эдж зудел над ним, как комар, призывая «писать, писать и писать».

Сидя как-то вечером в кафе «Де ля Режанс», Пол удалился в меньшую комнату и потребовал бумагу, перо и чернила.

Эдж немедленно прилип к нему, они просидели вдвоем довольно долго.

Наутро за подписью мистера Пола Морфи, эсквайра, было отправлено два важных письма.

В первом, адресованном лично Стаунтону, давалась отповедь подписанным и неподписанным газетным сплетням. Копии этого письма были разосланы также в редакции газет «Иллюстрэйтед Лондон ньюс», «Белль'с лайф ин Лондон», «Эра», «Филд» и «Сандей таймс».

Второе письмо адресовалось Т. Гэмптону, эсквайру, секретарю Сент-Джорджского шахматного клуба.

«Сэр!

Разрешите почтительно известить Вас, что новоорлеанский шахматный клуб внес 500 (пятьсот) фунтов стерлингов в банкирскую контору гг. Гейвуд и К0 в Лондоне.

Эта сумма является моей долей ставки в предстоящем моем матче с м-ром Г. Стаунтоном.

Я сочту большой честью, если Сент-Джордж-клуб окажет мне любезность и назначит для меня двоих секундантов на этом соревновании из числа своих членов. Избранным клубом джентльменам я вверяю право вести предварительные переговоры от моего имени.

Разрешите просить Вас ознакомить членов клуба с этим моим посланием и удостоить меня скорого ответа.

Имею честь оставаться, сэр, Вашим покорным и послушным слугой

Недели две ответа не было. Затем Стаунтон опубликовал в своей газете миролюбивое по форме письмо, суть которого сводилась к следующему.

Мистер Стаунтон давно не играл в шахматы, и его сегодняшняя форма сомнительна. Вызов м-ра Морфи был им принят лишь условно, и литературные занятия м-ра Стаунтона принятию вызова отнюдь не благоприятствуют. Оторваться от работы сейчас для м-ра Стаунтона – значит, потерять тысячи и тысячи фунтов. М-р Стаунтон лишь дожидался конца матча Морфи – Гаррвитц, чтобы сообщить м-ру Морфи о том, что играть в ближайшее время он не имеет возможности. Впрочем, – говорилось в постскриптуме, – если м-ру Морфи доведется еще раз быть гостем м-ра Стаунтона, м-р Стаунтон с удовольствием сыграет с м-ром Морфи несколько легких, неофициальных партий «без каких-либо условий и церемоний».

Но этим мистер Стаунтон, шекспиролог, не ограничился.

XV

В середине октября в богатой и влиятельной газете «Иллюстрэйтед Лондон ньюс» было напечатано пространное письмо на имя издателя газеты, подписанное загадочными инициалами «М. А.». Утверждая, что пишет он из Тринити-колледжа в Кэмбридже, этот анонимный корреспондент возмущался тем, что некоторые «безответственные круги» позволяют себе говорить и писать, что м-р Стаунтон якобы уклоняется от встречи с Полом Морфи за доской. В послании М. А. с редкой аккуратностью перечислялись все мельчайшие заслуги Стаунтона за все годы его шахматной деятельности; расхваливалось его джентльменское поведение в турнирах и матчах пятнадцатилетней давности; наконец звучала жалобная иеремиада о непосильной загруженности м-ра Стаунтона, ставящей под угрозу его уникальный мозг.

«Шансы неравны! – воскликнул М. А. – Мы не можем позволить м-ру Стаунтону рисковать национальной спортивной честью Британии!»

Поистине рыцарский характер м-ра Стаунтона и его бесстрашие в борьбе очаровали М. А.!

«Было бы несправедливо заставлять м-ра Стаунтона в его положении играть с каждым молодым джентльменом, которому больше нечего делать и который позавидовал лаврам м-ра Стаунтона…»

Словом, «если у м-ра Стаунтона самого не хватит мужества решительно сказать американцу «нет!», то это за него обязаны сделать его друзья!»

Обширный постскриптум мимоходом обвинял американского претендента в лживости, коварстве и стремлении прикинуться бедным сироткой.

Когда эта статья была прочитана в отеле «Бретейль», наступило долгое молчание.

– Стаунтон защищает Стаунтона! – сердито хрюкнул Эдж. Он получил классическое образование и охотно цитировал древних.

– Вы думаете, это писал он сам?

– А кто же еще? Письмо напечатано вместо шахматного отдела. Какой смысл издателю газеты возиться с анонимным письмом? А шахматным отделом ведает Стаунтон! Ищи, кому выгодно… – снова процитировал Эдж.

– Заслуги Стаунтона перечислены с большой любовью! – усмехнулся Пол.

– А как же иначе?.. Но это еще не все, мистер Морфи, есть еще нечто гораздо худшее…

И Эдж показал Полу заметку в виде письма на имя издателя лондонской газеты «Белль'с лайф».

«Г-н Издатель! – взывала заметка. – Как жаль, что шахматисты не хотят стирать грязное белье у себя дома! Среди легкомысленных олухов, для которых шахматы являются смыслом жизни, сетования м-ра Морфи могут показаться очень важными. Однако для людей разумных они представляются просто нелепыми. Тому же, кто заглянет чуточку глубже, они кажутся не только нелепостью, но и кое-чем похуже…»

Далее в том же невыносимо развязном стиле безымянный автор обвинял Пола в том, что он «сам уклонился от игры в бирмингэмском турнире», а теперь «обвиняет в попытках уклониться людей почище его»…

Как водится, подписана вся эта гнусная стряпня была громким псевдонимом «Фэйрплэй» («Честная игра»).

– Неужели это тоже Стаунтон? – растерянно спросил Пол.

– Навряд ли, – хмуро сказал Эдж. – Но это, бесспорно, кто-нибудь из его парней. Вам хотят показать, мистер Морфи, что тон газетных статей может изменяться до бесконечности.

– Но почему солидные, уважаемые газеты печатают эту гнусность, Эдж? – вспыхнул Пол. – Разве они не знают, что все это – мерзкая ложь?

– Отлично знают! Но каждое скандальное письмо – это подъем розницы и увеличение подписки. Вас будут поливать грязью, вам будут сочувствовать читатели, но пенсы их все равно осядут в кассе издательства. Такова азбука газетного ремесла. Что вы намерены предпринять?

– Оставьте меня одного, Эдж. Кажется, я знаю, что мне нужно теперь делать.

И Пол написал на пяти страницах детальное «Обращение к Британской шахматной ассоциации», адресовав его лорду Литтльтону, президенту ассоциации.

В обращении коротко и точно перечислялись факты, а затем Пол напомнил, что он иностранец в чужой стране, и взывал к исконной британской спортивной честности.

Он указывал, что Стаунтон, печатая его письмо, не остановился перед тем, чтобы изъять из него параграф, который ему не понравился, а потому и письмо получило неверную окраску.

Пол обращался не к одному человеку, он призывал всю многочисленную корпорацию британских шахматистов на свою защиту. Обращение было датировано 26 октября 1858 года, а 8 ноября лорд Литтльтон ответил Полу из своей резиденции Бодмин в Корнуэлсе.