Макс Юрбини - Футбольные истории
— Никогда ничего нельзя считать потерянным, когда Яшин берет дело в свои руки! — кричали в рядах сторонников «Динамо».
И точно: Яшин вновь стал вратарем, равного которому нет ни на одном континенте. Он выдвинулся далеко вперед, не давал нападающим противника приблизиться и с необычайной четкостью посылал своих в одну контратаку за другой. Все его товарищи по команде расправили крылья, а противник за какое-то ничтожное время растерял свое преимущество, и оборона его рухнула. За десять минут счет сравнялся.
Разгневанные спартаковцы вскоре пришли в себя и получили право на пенальти. Однако Яшин отразил его с обезоруживающей легкостью. Он даже дерзнул похлопать по плечу неудачника, который стукнул от злости по земле.
А за две минуты до конца игры Численко, побуждаемый непосредственно Яшиным, убежал вдоль линии, переместился в центр и под немыслимым углом забил победный гол.
Стадион был охвачен восторгом.
Как только прозвучал финальный свисток, все игроки «Динамо» бросились обнимать Яшина. Капитан «Спартака» Нетто также поздравил своего давнего соратника по сборной.
— Но объясни мне, пожалуйста, это невероятное возрождение, — сказал он.
Яшин отделался несколькими ничего не значащими фразами. Его мысли были где-то далеко, рядом с тихонько плакавшей от радости Валей, благодаря которой он совершил это чудо…
ИСПОВЕДЬ ВОРИШКИ
Оставалось играть всего минут пять-шесть, самое большее. Во встрече с Бразилией Голландия пыталась совершить невозможное. Делала она это по-своему, не очень умело, но с необычайным упорством. Стадион бурлил, ибо чудо не было исключено. Да, впервые команда Нидерландов сражалась с настоящим чемпионом.
Итак, «вся Голландия» трепетала вместе с шестьюдесятью тысячами счастливчиков, попавших в этот день на олимпийский стадион Амстердама. Напряжение возрастало с каждой секундой. Никому не могла прийти в голову мысль покинуть место, за которое на «черном рынке» была уплачена двойная, а то и тройная цена, и все-таки какой-то мальчик лет пятнадцати, сидевший в ложе для почетных гостей, встал. Он следил за встречей, не двигаясь, не обмениваясь впечатлениями со своими соседями, не принимая никакого участия во всеобщем энтузиазме. Словно настоящий глухонемой, безразличный к самому удивительному, быть может, зрелищу за всю историю голландского спорта.
— Садись! — закричали ему.
— Простите, — робко произнес он, — но я должен уйти.
И он протиснулся к самому концу ряда.
Все взгляды были устремлены на поле. Даже взгляды полицейских, которые уже давно забыли инструкции и сами кричали вместе с толпой. Мальчик воспользовался этим и перелез через три или четыре барьера на пути к раздевалке. Украдкой он взглянул налево, потом направо и исчез.
Минута до конца игры, счет по-прежнему 0:0.
Сорок секунд — 0:0.
Двадцать секунд — 0:0.
Остается десять секунд. Удар Петерсона… Гол! Громовой взрыв потряс воздух! Петерсон обыграл Жильмара и забил победный мяч. Да, Голландия торжествовала победу над Бразилией! Обнимались повсюду — на поле, на трибунах и даже в ложе для официальных лиц, где хорошим тоном считалось аплодировать кончиками пальцев. Но в «исторический» момент к чертям все условности!
В салоне приемов олимпийского стадиона шампанское лилось рекой. Залпом пили пиво в близлежащих кафе. УШ
А в это же самое время пятнадцатилетний голландский школьник удирал со всех ног. Видно было, как он что-то прятал под курткой…
«Господин Пеле!
Вот уже несколько недель как мне хочется вам написать. Но что-то все время мешало это сделать. Я не знал, как признаться в непростительной ошибке. И если сегодня я все же решаюсь это сделать, то лишь потому, что был на исповеди. Священник сказал, что нужно очиститься от греха и все вам рассказать. Увы, Бразилия очень далеко! Не знаю, приедете ли вы еще когда-либо в Амстердам. Итак, посылаю вам это письмо, которое стоит мне многого, ибо очень тяжко приносить покаяние…
Так вот, господин Пеле, в апреле прошлого года, когда команда Бразилии находилась в нашем городе, я вас обокрал. Да, я похитил вашу майку с номером 10, самым знаменитым во всем мире. Я играю в футбол, и я думал, что, когда надену вашу майку, все мои товарищи сильно удивятся. Однажды утром я пришел в раздевалку клуба раньше других. Я разделся, натянул гетры, надел трусы и, улыбаясь, зашнуровал бутсы. А потом аккуратно положил вашу майку на массажный стол.
Я долго смотрел на нее и мысленно вновь видел вас, господин Пеле, как владыку мяча, владыку партнеров, игры, противника, публики, владыку всех и вся. На стадионе Амстердама вы находились недолго, в общей сложности не более получаса, но я не видел никого, кроме вас. С первого удара по мячу голландца увлекли остальные игроки, я же непрестанно следил только за вами, пытаясь как можно лучше постичь суть футбола. Перипетии игры меня не интересовали…
Вот тогда-то я и решил похитить вашу майку, думая, что в ней, быть может, заключена какая-то сверхъестественная сила. Смешно, я понимаю, но когда мечтаешь стать великим игроком, теряешь рассудок…
Эту майку я носил всего две минуты, господин Пеле! Ибо, когда я посмотрел в зеркало, мне стало стыдно, да, стыдно за то, что на мне цвета чемпионов мира и я воображаю себя великим Пеле… не спросив вашего разрешения, словно мелкий воришка.
Тогда я быстро положил майку в свою сумку и натянул обычную форму. Я успел это сделать как раз до прихода моих товарищей. Был четверг, день тренировочного матча, и я думаю, что никогда я так плохо не играл. Меня даже заменили во второй половине встречи…
Я вернулся к себе совершенно удрученный и спрятал вашу майку в шкафу. Она лежала там с апреля месяца, но я не мог спокойно спать и играть в футбол. Да, да! Тогда я сказал товарищам, что заболел и что врачи запретили мне играть.
Я должен был вновь обрести покой. Я пошел в церковь, чтобы исповедаться. Священник выслушал меня внимательно и серьезно и дал совет написать вам, извиниться и вернуть майку. Что я и делаю, хотя не знаю вашего точного адреса. Но я думаю, что для всех почтальонов мира вполне достаточно адреса: «Бразилия, господину Пеле».
Еще раз прошу меня извинить. Уверен, что вы это сделаете, ибо вы должны понять бедного футболиста, который никогда в жизни не сможет сделать и сотой доли того, что вы делаете ежедневно…
Примите мои искренние пожелания».
Кеес, Амстердам.
У этого письма был один шанс из тысячи вместе с сопровождавшим его пакетом оказаться в руках адресата. Но бывают же чудеса…
Почти ежедневно Пеле заходит в свой клуб побеседовать или просмотреть свою почту… И какую почту! В это утро он был заинтригован полученной на его имя чистой, тщательно выглаженной майкой Он спросил у секретарши:
— Кто это мне прислал?
— Откуда я могу знать! К пакету приложено письмо. Посмотрите.
— На каком оно языке?
— Думаю, что на немецком… и потом, какое это имеет значение!
— Мне бы очень хотелось знать, что там написано.
Секретарша ни в чем не могла отказать Пеле. Она дала перевести это письмо, написанное, как выяснилось, по-голландски. Пеле был им так тронут, что сам сел и написал несколько слов в ответ:
«Кеес!
Нет, вы вовсе не воришка! Вы просто любите футбол. Так сохраните эту майку в память о Пеле и всей бразильской команде. Когда мы снова приедем в Голландию, приходите к нам в гостиницу, я с удовольствием познакомлюсь с Вами.
Пеле».
Через несколько дней Кеес получил самый дорогой в его жизни подарок. И с тех пор он хранит письмо Пеле в своем бумажнике, у самого сердца.
«Пеле утверждает: я заставлю плакать Альтафини».
Удобно усевшись в баре гостиницы «Галиа», одном из роскошных миланских дворцов, легендарный Пеле читал этот сенсационный аншлаг. Подвальная статья занимала половину первой полосы итальянской спортивной газеты.
— Это правда, что вы хотите вызвать слезы у своего соотечественника Альтафини? — спросили у него.
Пеле покачал головой и, улыбаясь, ответил:
— Я этого никогда не говорил.
— И вас не шокируют подобные выдумки?
— Ни капли! Если бы я сердился всякий раз, когда мне приписывают то, о чем даже и не спрашивали, я давно был бы уже в сумасшедшем доме.
— Но… Альтафини? Ведь он-то может поверить в то, что вы действительно сделали такое заявлением
— Что вы! Он привык…
— И вы хладнокровно соглашаетесь на подобную роль?
— А почему бы и нет! Во-первых, я не могу контролировать все журналы мира. Во-вторых, это никому не причиняет зла…
Да, Пеле стоял выше обстоятельств, в которых оказывался из-за своей огромной популярности. Однако и его философия имела пределы.