Арсений Замостьянов - Олимпийское противостояние. Поколение победителей

Он бы, наверное, не обиделся, если бы к нему отнесли советский штамп: «человек из мира чистогана».

В решающем, восьмом по счету, московском матче серии для общей победы сборной СССР было достаточно сыграть вничью. На стадионе имени Ленина не было свободных мест, и, к сдержанной советской радости пятнадцати тысяч зрителей, после второго периода счет был 5:3 в пользу советской сборной. В который раз блеснул нападающий «Спартака» А. Якушев, забросивший две шайбы. Но в третьем периоде канадцы преподали урок, как нужно бороться до последней секунды «чистого хоккейного времени». За семь минут до конца серии они сравняли счет, а на последней минуте ошибается наш атакующий защитник Юрий Ляпкин, не выручает вратарь Третьяк – и Пол Хендерсон третий вечер подряд забивает победную шайбу. Что ж, как сказал бы Анатолий Тарасов, «сильны были бродяги соперники». Может быть, именно Тарасова в тот вечер не хватило на капитанском мостике? Позже и сборная СССР, и московские клубы во главе с известным всему хоккейному миру ЦСКА не раз побеждали лучших профессионалов. Но в истории, прежде всего, остались первый победный матч в Монреале и первая проигранная в Москве серия. Одно утешало: по голам наши все-таки победили – 32:31.

Олицетворением поздней зрелости советского хоккея стал еще один великий тренер-максималист – Виктор Тихонов. Его отец Василий Прохорович погиб под Сталинградом – и хоккеист-патриот, наследник героя-фронтовика, не знал ни устали, ни страха. На эту грань в судьбах действующих лиц советской культуры мы, по возможности, указываем из главы в главу. Это важно!

Подтянутый, молодцеватый – прирожденный спортсмен, с такой суровой любовью неотрывно наблюдавший за игрой, что хотелось немедленно вызвать для него неотложку. При этом мог быть двузначный счет в пользу сборной СССР или ЦСКА. Так, в 1979-м году, на чемпионате мира сборная СССР побеждает сильных шведов 11:3, и в раздевалке Тихонов устроил своим лейтенантам взбучку за средненький третий период, в котором парни потеряли темп и победили всего лишь 3:1. Через несколько лет на мировом первенстве в третьем периоде сборная СССР забьет шведам семь шайб, не пропустив ни одной.

Тихонов первым в мире продирижировал не тремя тройками, а сразу четырьмя, да еще и с тремя-четырьмя парами защитников. Пятерка «Фетисов – Касатонов – Макаров – Ларионов – Кругов» – непревзойденный ансамбль виртуозов Москвы, игру которого сегодня повторить немыслимо.

Эпилог тренерской судьбы получился грустный. Конфликт звезд советского хоккея, мечтавших играть в НХЛ, и советского консерватора полковника Тихонова был для горбачевской перестройки не менее важным сюжетом, чем противостояние Карпова и Каспарова. В итоге вся сборная СССР – кто мытьем, кто катаньем – оказалась за океаном. А Тихонов, не теряя спортивной выправки, со слезами в глазах рассказывал, как готовил свою третью «гвардейскую» тройку нападения – «Могильный – Федоров – Буре», после «Балдерис – Жлуктов – Капустин» и «Крутов – Ларионов – Макаров». «Я мечтал…», – говорил этот суровый человек, который, поморщившись, до дна выпил чашу хоккейного позора 1990-х.

А началась смута с открытого письма в «Огоньке». Игорь Ларионов решил заклеймить своего тренера: «Если приглядеться, климат, который вы создали для хоккеистов, весьма напоминает обстановку культа личности, только культа бескровного, тихого, культа в миниатюре, где «коллективистский дух» означает солдафонщину где демократия подменена беспрекословным подчинением, где любимая всеми нами игра в хоккей поставлена на службу вам, нашему тренеру. Вы, товарищ полковник, наказываете всю команду, если даже один игрок нарушил режим: так вы невольно заставляете людей расправляться со своим товарищем «силами коллектива»…».

Как обычно, словеса о демократии камуфлировали истинное намерение – убежать в НХЛ, пока время не вышло. А там – миллионные контракты. Вот так и умирал советский хоккей. …Как и в футболе, в хоккее зрительский интерес подхлестывали разнообразными трофеями с колоритными названиями: приз агрессивного гостя, кубок прогресса, приз имени Боброва самой результативной команде, приз «Три бомбардира», приз «Гроза авторитетов». Лучшими снайперами в истории чемпионатов СССР по хоккею остались армеец Борис Михайлов (первые годы он выступал за московский «Локомотив») и спартаковец Вячеслав Старшинов, забросившие соответственно 427 и 405 шайб. За гонками бомбардиров следили не менее азартно, чем за ходом чемпионата, выстраивая прогрессию возможной результативности на будущие годы.

Молод-цы!

Среди лучших советских актеров, композиторов, писателей было немало страстных болельщиков. Дмитрий Шостакович, Юрий Трифонов, Михаил Яншин… Все-таки как велика стилистическая и смысловая разница между понятиями «болельщик» и «фанат»!

Но главным болельщиком всего СССР, пожалуй, стоит назвать Льва Абрамовича Кассиля. Дело даже не в том, что Кассиль написал несколько повестей и киносценариев о спорте, среди которых выделяется популярнейший «Вратарь республики». Он сочинял сказку спорта, создавал болельщицкий канон, задавал тон околоспортивной жизни… «Болельщик всегда остается болельщиком. От этого не излечиться, от этого не избавиться», – конечно, это слова Кассиля. Пылкий болельщик московского «Спартака», он даже несколько раз комментировал матчи для радиослушателей. Его, как талисман, брали с собой футболисты даже в экзотические по тем временам зарубежные вояжи.

Что может быть естественнее истинно русского возгласа «Мо-лод-цы!»? Переходя на иноязычные проявления эмоций («Bay», «Йесс»), мы порабощаем себя и теряем. Без «молодцов» не бывать России страной победителей… А ведь этот спортивный клич существовал не всегда. У него есть точная дата рождения. Январь 1956 года, Кортина д’Ампеццо. Первые зимние Олимпийские игры с участием советских мастеров. В небольшой группе советских туристов – Лев Кассиль. Наши болельщики ломали головы: как поддержать советских спортсменов – так, чтобы на весь мир было слышно? Пришлось испробовать разные варианты: «Давай! Давай!», «Ещ-ще штучку!», но слаженного хора не получалось. У иностранцев выходило лучше, а наши кличи звучали сиротливо. И тогда Лев Кассиль предложил скандировать по слогам: «Мо-лод-цы!». Серьезные посланцы СССР прорепетировали этот номер на прогулке, а потом выдали на стадионе, на хоккейном матче. И – сработало. Клич действительно прозвучал на весь мир, быстро стал узнаваемым. Кассиль с удовольствием пояснял иностранцам, что означает это звучное русское слово. Наши хоккеисты стали тогда олимпийскими чемпионами. В финале последнего матча им устроили овацию – и слово «Молодцы» зазвучало на разные лады. «Моу-лед-си!», – кричал стадион.

Придумки Кассиля пробуждали болельщицкий азарт, привлекали внимание к соревнованиям – не только футбольным и хоккейным.

В июне 1970 года главные новости приходили из Мексики, с чемпионата мира по футболу. Врачи запретили Кассилю ехать в эту далекую жаркую страну. Пришлось ночами страдать и восхищаться у телевизора. Сначала сборная СССР проиграла Уругваю в четвертьфинале: и гол-то пропустили курьезный. Наши защитники и вратарь посчитали, что мяч вышел за линию и замерли, когда уругвайцы забивали. А в финале бразильцы во главе с Пеле разгромили Италию, за которую болел Кассиль. Писатель не выдержал футбольных переживаний и умер от инфаркта прямо во время финала чемпионата мира. Одного месяца не дожил до 65-ти! Рыцарь советского спорта.

Шостаковича не просто при жизни, но еще в молодости признали гением. Казалось, он весь – в музыке, в сложных симфонических метаниях. Но футбол его интересовал не меньше симфоний! И в Ленинграде, и в Москве он не пропускал ни одного тура, неизменно сидел на стадионе, на деревянной лавке. Трудно представить себе более обстоятельного болельщика: в середине тридцатых он даже поступил в школу футбольных судей. Переписка Шостаковича полна футбольными впечатлениями: «Зенит» уже смазал две верные штуки. Но вот Шелагин, находясь метрах в пятнадцати от ворот, забивает эффектный мяч в ворота Разумовского. Мяч прошел в самый верхний, задний угол ворот. После этого идет бурная атака ««Локомотива», и Грищенко берет «мертвеца» от Карцева. Передает Бодрову, Бодров – Шишаеву Шишаев – Шелагину, и тот метров с 25-ти пустил мертвого низовика». В ежедневниках Шостаковича футбольных записей не меньше, чем сугубо композиторских. В самых заветных тетрадях, рядом с нотными записями – сводки футбольной статистики, над которой композитор размышлял часами. Он ликовал, когда, с помощью потрепанного «гроссбуха», удавалось разрешить споры футбольных болельщиков о нюансах давно минувших матчей.

Накануне чемпионата всякий раз он испытывал охотничье волнение: «Я вытащил свой футбольный гроссбух, стер с него пыль, накопившуюся за хоккейный сезон, и перевернул страницу. Написал: «Первенство СССР 1941 года» и разграфил лист пока на 14 частей (ходят слухи, что в первенстве будет 14 команд). Все готово для занесения первой записи, которая, очевидно, будет произведена 2 мая 1941 года. Осталось меньше двух месяцев. А всякого рода товарищеские матчи… Ух, скорее бы». Это любовь! Только инфаркт помешал Шостаковичу побывать на чемпионате мира в Лондоне. Пришлось довольствоваться больничным телеприемником…