Тафгай 7 - Владислав Викторович Порошин
— Как Белый дом?
— Ещё выше, — хохотнул я. — В Белом доме решают, какую музыку слушать или какое кино людям смотреть? Нет. А в ЦК решают.
— Это же хорошо! — Обрадовалась девушка и, повиснув на мне, наградила долгим и вкусным поцелуем.
— Это смотря с какой стороны посмотреть. То, что наши чиновники сделают всё через одно место — я даже не сомневаюсь. Они по-другому работать не умеют, так как являются результатом обратной селекции. Но это полбеды, они же все деньги выгребут и оставят хоккеистов на голодном пайке. И если всё пустить на самотёк, то через два месяца команда с позором прекратит своё существование. Виновных потом естественно не найдут.
— С чиновниками иметь дело трудно, — согласилась умная и проницательная Лиза.
— С нашими чиновниками иметь дело легко, — усмехнулся я. — Надо только им вовремя заносить деньги в конвертах. И тогда они сделают вид, что ничего не видели и ничего не знают. Крутитесь как хотите, но деньги несите.
— Если у вас всё отберут, то откуда появятся эти деньги? — Опешила девушка.
— Откуда? — Я тяжел вздохнул. — У вас же США — это страна возможностей. Значит, будем изыскивать возможности. То есть я буду крутиться вертеться, изыскивать возможности, слушать нытье хоккеистов, выслушивать растущие аппетиты чиновников, а потом писать отчёты в «Советский спорт», как наши советские спортсмены дают прикурить североамериканским профессионалам. Я уже сейчас предвижу — сколько геморроя скоро свалится на мою голову.
— Хм, — задумалась Лиза Савьер. — Тогда зачем тебе такие хлопоты? У тебя в Чикаго всё есть. Тебя весь город носит на руках. Тебе нужно только играть и радовать болельщиков. Ну и, наверное, пора подумать о семье.
— Я не знаю, — честно признался я. — Но я чувствую, что у меня нет другого выхода. Мне судьба подарила возможность реализовать свой хоккейный потенциал. Кто-то там, в небесных сферах, сотворил чудо для меня. Значит и я должен чем-то отплатить небесам. Эта советская команда — моя плата. Как сверну с дорожки, так и закончится моя сказка.
Глава 8
В четверг 15-го февраля я в компании бывшего цэрэушника Гордона Дэвиса и частного детектива Кшиштофа Бачурски полдня колесил по северным районам Чикаго. Почему маньяк окапался в этих богатых и благополучных районах — ответ простой, он сам был состоятельным и на первый взгляд добропорядочным членом общества. Занимался политикой и благотворительностью, выступал в костюме клоуна перед детьми инвалидами и даже был женат, воспитывал двух приёмных дочерей.
Но теперь демократ он или консерватор, и за какие политические реформы ратует, ни меня, ни моих спутников не интересовало. Нужно было просто этого мерзавца взять, скрутить и доставить в полицию. Наживку в виде смазливого разносчика пиццы мы уже запустили в дом к маньяку. Кстати, подходящего паренька, который мог легко сыграть лицо нетрадиционной ориентации, нашли в одном из театров города, само собой за мои денежки. И сейчас сидя в машине и, пялясь в бинокль, ждали условного сигнала — актёр должен был подойти к окну и закурить.
И пока длилась слежка бывший цэрэушник не переставая плакался, что это дело ФБР, что мы офицеры ЦРУ криминалом не занимаемся. А когда я ему напомнил, что он давно уже не в ЦРУ, то Гордон чуть волком не взвыл:
— А из-за кого я нахожусь под следствием? Кто меня довёл до жизни такой?
— Хочешь сказать, что ты — настоящая бедная и невинная овечка, а не наглая и брехливая овца? — Не выдержал я. — Я приехал в Штаты не от хорошей жизни. Так уж сложились обстоятельства. Так чего вы ко мне с этим гражданством привязались?
— А ты сам посуди, — вступился за цэрэушника частный детектив Кшиштоф, безотрывно глядя в бинокль. — Чуть ли не в каждой газете нет-нет, да и напишут, что коммунист учит играть всю лигу в хоккей. Хочешь, не хочешь, а это угроза национальной безопасности.
— Это раньше писали, — пробурчал я. — Сейчас во многих американских городах я — любимец публики, за исключением Филадельфии и Канады. И потом я политической агитацией не занимался и не занимаюсь.
— Зато сейчас пишут, что ты — это первая ласточка. — Снова подал свой противный надтреснутый голос Гордон Дэвис. — И скоро сюда косяком полетят хоккеисты из вашего СССР. Разведёте здесь коммунизм.
— Какой коммунизм, не мели чепухи! — Шикнул я. — Советские хоккеисты в большинстве своём простые аполитичные парни. Наоборот, вы должны спасибо сказать — ведь ваш-то хоккей поднимется на новый уровень. Ну что там, скоро? — Нетерпеливо поёрзал я на заднем сиденье автомобиля, так как меня стала утомлять компания частного детектива и бывшего цэрэушника.
— Ещё пять минут и парня нужно будет идти вытаскивать из логова на ваш русский авось, не дожидаясь условного сигнала, — недовольно процедил Кшиштоф Бачурски, немного знакомый с русским обычаем полагаться на случай.
— Ладно, — буркнул я. — Что известно по моему делу? Почему новый агент ЦРУ не вступил со мной в переговоры, как ты в своё время? — Спросил я Гордона Дэвиса.
— Да всё элементарно. — Сморщился цэрэушник, как будто проглотил кислую сливу. — Его из центра поторопили, вот он и решил твоё дело закончить по короткой программе. Нет человека — нет проблемы.
— Найдите мне его мужики, найдите! — Прошипел я, вспомнив, как чудом избежал аварии, где могли пострадать дорогие мне люди, и впервые пожалел, что голос в моей голове теперь молчит. — Я в его карманы напихаю наркотиков, запрещённую в Союзе порнографию, засуну план Кремля и пистолет с глушителем, а потом заброшу бесчувственного в район Карельского перешейка. Путь потом попробует доказать, что он простой сумасшедший, сбежавший из Америки в СССР.
— Ха-ха, — хохотнул частный детектив Бачурски. — Я бы на это посмотрел. — Вдруг Кшиштоф серьёзно обвёл нас взглядом и сказал. — Ну что парни? Чует моё сердце — нужно нашего актёра спасать.
— Давайте проголосуем, кто пойдёт? — Бывший цэрэушник Гордон уставился на меня.
— Значит так, товарищи демократы, — хмыкнул я. — Я сейчас на лицо надеваю ватно-марлевую повязку, не хватало, чтоб меня опознали. А вы бегите следом через минуту.
— На помощь? — Спросил частный детектив, протянув мне моток проволоки, которым планировали вязать маньяка.
— Аха, на помощь. — Кивнул я. — Пришибу ещё этого вашего голубого шалунишку. Я когда злой, у меня кулак тяжелее в полтора раза обычного. Поэтому засекайте время.
Я выскочил из автомобиля Кшиштофа, и уверенным шагом, словно врач, приехавший на вызов больного, направился в логово преступника. Что сразу же бросалось в глаза, в северном Чикаго, в отличие от южных окраин города в районе Вашингтон-парка, где преступность зашкаливала? Так это чудные аккуратные домики, как из детской Рождественской сказки. Если бы в подобный район на экскурсию привезли наших советских колхозниц и колхозников, то они наверняка бы решили, что попали в рай. Однако, как оказалось, и в раю, как и на Солнце, бывают пятна. В двухэтажный особняк преступника, которому позавидовала бы большая часть советской чиновничьей элиты, я постучал с предельной жесткостью, чтобы хозяин осознал — если он не откроет дверь, то она откроется сама от разрушительной вибрации. Однако в доме кто-то, выключив музыку, не особо спешил отворять дверной замок. Поэтому я кулаком повторил дробь в добротную, покрытую красным лаком дверь.
— Кто? — Наконец-то спросил недовольный мужской голос из дома.
«Конь в кожаном пальто!» — рявкнул я про себя, а вслух с тревогой в голосе выкрикнул:
— Откройте, у вас из чердака валит дым! Пожааар!
— Что?
Дверь приоткрылась буквально на тридцать сантиметров, после чего мой кулак влетел в образовавшуюся расщелину и попал точно в нос какой-то неприятной толстой морде. Хозяин коттеджа рухнул на пол, и я моментально дёрнул, что есть силы дверь на себя, чтобы предохранительная цепочка лопнула на две части.
— Полиция! Помогите! — Заверещал толстенький низковатый мужичок, одетый в брюки и белую майку, и, подскочив, рванул от меня вглубь дома.
Но далеко ему убежать не удалось. Всё-таки я ежедневно тренируюсь, работаю над скоростью рывка. А этот политический деятель с маниакальными сексуальными наклонностями, во-первых, не правильно питается, а так же курит и пьёт. Во-вторых, ведёт малоподвижный образ жизни. Поэтому схлопотав ещё один подзатыльник, маньяк брякнулся на живот и обречённо затих, дав себя обвязать по рукам и ногам обыкновенной
