Олег Мильштейн - Надежды и муки российского футбола
Давайте лучше говорить о главном тренере сборной. Это тоже бесконечная тема, на которую у каждого есть что сказать. А духовность футбола – это почти разговор пьяного с деревом. В любом случае мы не найдем общего языка или будем рассуждать на эту тему бесконечно. Может быть, я жестко говорю, но для меня эта тема совершенно святая.
Теперь о том, почему великий футболист не всегда становится великим тренером. Почему-то первый пример, который приводят, – Всеволод Михайлович Бобров. Ну не стал Всеволод Михайлович Бобров тренером такого масштаба, каким был игроком, – правда! Ну не стал Кру-ифф тренером такого масштаба, каким был игроком! Почему? Наверное, потому, что у каждого в жизни свое дело, данное Богом: один, наверное, рожден для того, чтобы отыграть в свое время, а другой – для того, чтобы оттренировать в свое время. Может, у одного человека получается блестяще и комментировать матч, и вести спортивные новости (за что я бесконечно люблю покойного своего учителя Евгения Александровича Майорова), но я кому угодно и когда угодно скажу (и жене его Вере Лаврентьевне говорил тысячу раз), что великолепный комментатор Евгений Александрович Майоров все-таки чуть хуже в качестве ведущего спортивных новостей. То же самое касается Николая Николаевича Озерова.
То, что из достаточно сильных спортсменов часто вообще тренеров не выходит, – это совершенно другая тема, это, наверное, уже педагогический вопрос.
Спорт – это, во-первых, большая тяжесть, человек от спорта устает, озлобляется. Потом, знание самой кухни спорта едва ли может настроить на романтический лад, который изначально всегда тренеру присущ. То есть команда начинается не «от забора до обеда» и не со «Встать! Слушать сюда!» – команда начинается с придумки, с задумки, с чего-то иррационального. Наиболее органичный путь от футболиста к тренеру я вижу на примере двух совершенно разных людей – Валентина Козьмича Иванова и Валентина Александровича Николаева. Они не были великими тренерами в истории нашего футбола – ни один, ни второй. Но по своей органике, по тому, что они сумели вынести, вычленить для себя из своей дотре-нерской футбольной практики (я уж не знаю, в блокнотик ли записав или на «корочку намотав»), они – настоящие тренеры. Такой путь, наверное, не для всех.
Футболисты, конечно, конечно баловни судьбы, гуляки. Им многое прощается. Разговоры о пролитых тоннах пота – это правда, это сущая правда. И, конечно же, их надо обеспечивать всем необходимым. Это тоже очень большая тема. То, что они баловни судьбы, – это да! До какой степени судьба их баловала, а потом пристукнула камешком – это другая история…
Наиболее типичный портрет футболиста? Футболист – это прежде всего спортсмен. Спортсмен, который играет в игру – не бежит свои мили, не плывет свою дистанцию, а играет. Для которого все-таки главное – счет на табло. Меня спрашивали, какой самый главный атрибут в спортивной игре. Я отвечал: сетка, ворота, в которые можно попасть. Спортсмены, которые занимаются игровыми видами спорта, они где-то отличаются от других спортсменов. В лучшую ли сторону? Говорят, что у них чисто игровое мышление, периферическое зрение лучше, говорят, что у них коллективный дух сильнее. Наверное. Но, опять же, без «самости», без своего такого хорошего «ячества», без жадности спортсмена не получается.
Какие сегодня заработки у футболистов? Знать не знаю, знать не желаю. У меня на сегодняшний день нет желания просить от жизни больше, чем я имею, поэтому я не слишком всем этим интересуюсь.
Другое дело, что профессиональные футбольные клубы совершенно официально, публично продают и покупают игроков. Продают юных футболистов. Я считаю, что создание такой возрастной группы футболистов (лет четырнадцати) вполне возможно. Я считаю, что вполне возможна ситуация, когда ведущие клубы Европы вычленят и откроют свой чемпионат для них. Очень возможна. Это ситуация, на которую сейчас невозможно повлиять рассуждениями, призывами. Она развивается по индустриальным законам, она идет по жестким волчьим законам выживания. Хотите пример? Как Вам, вероятно, известно, четырнадцать самых богатых и именитых клубов Европы объединились в так называемую группу G-14 и предлагают выделить ее из УЕФА. Это нечто вроде футбольного цирка. Они организовывают свои соревнования, по своему календарю, кладя в основу финансовые доходы. Это нарушает все традиции и все принципы организации европейского (УЕФА), да и мирового (ФИФА) футбола. Это ломает все футбольные календари. А стоит ли овчинка выделки, стоит ли вообще, чтобы четырнадцать клубов играли между собой в разъездах?!
Как оценить роль СМИ – и телевидения в частности – в футбольном хозяйстве страны? Может быть, я окажусь в меньшинстве, но я считаю, что наши СМИ работают нормально. Кто хочет видеть футбол, тот футбол видит. Если сейчас ты хочешь видеть российский футбол, переключайся с этого канала на другой. Если тебе мало, поставь «тарелку» и смотри. Ни в одной стране мира нет государственных каналов, где показывают чемпионаты своей страны в прямом эфире, – все делается через спутники. Все кивания на то, что мы бедны и поэтому у нас должно быть все бесплатно, – чепуха (мы это знаем по медицине, по образованию и по всему остальному)! Человек, который очень хочет увидеть матч «Барселона» – «Реал», имеет полную возможность его посмотреть. А рассуждать в деталях, что англичане показывают лучше, чем итальянцы, – это тема диссертации.
Меня немножко, конечно, раздражает количество рекламы, когда играет наша сборная, но это опять-таки такая вещь, с которой мы вряд ли можем бороться: мы живем по телезаконам, и рейтинг чемпионата мира по футболу все равно будет ниже, чем у «Крутого Уокера» или каких-нибудь элитных сериалов, которые идут в прайм-тайм. Это правда, от этого никуда не денешься. Ошибочно думать, что чемпионат мира по футболу – это для всех! Для многих, но вовсе не для всех. Мне не нравится, когда матчи нашей сборной показываются в записи. Мне это не нравится, но, проработав на телевидении семь лет, я понял, что абсолютно бессмысленно относиться к телевидению с позиций «Сделайте нам красиво!», «Хочу!». Это бессмысленно: телевидение будет жить по законам рейтинга.
Я считаю, что большое количество комментаторов на большом количестве каналов, да еще на Олимпиаде, создает объективно огромные сложности. Этих сложностей за последние четыре года я пережил, думаю, больше, чем любой другой комментатор в стране. Объясню почему. Именно на мне на Олимпиаде в Сиднее, откуда мы, часами глядя на тринадцатидюймовый монитор, должны были тридцать шесть часов на двух каналах вести репортажи, лежала такая обязанность: два раза по три часа «вживую» перегонять в Москву «картинки» по разным видам спорта – от художественной гимнастики до, я не знаю, гребли на каяках. По ходу подносились результаты, и я в режиме life должен был рассказывать о том, что происходит, – три часа днем и три часа вечером. Это помимо своей обычной загрузки – прямого комментария. У Вити Гусева с первого канала задача была еще чище: он должен был пропустить весь объем информации за вдвое меньшее время! Он рассказывал: «Я вышел из студии весь черный. Дело не только в том, что это тяжело физически, дело в том, что ты там осознаешь, как многого ты не знаешь». Нельзя объять необъятное – прав Козьма Прутков. Решить проблему дачи максимального объема информации с хорошим комментарием (ничего не пропустить и профессионально проанализировать) можно, с моей точки зрения, двумя способами: либо иметь четыре, а то и пять высококвалифицированных комментаторов, подкованных по четырем-пяти видам спорта каждый, либо уж вести репортажи по каждому виду спорта силами двух-трех комментаторов. Это каждый решает по-своему, тут я никому советов давать не вправе. Но знаю, что комментаторская работа – это вот что: чем выше ранг соревнований, тем больше эта каторга. Это абсолютно точно. Люди не резвиться едут – по крайней мере, те, которые работают в эфире. Знаю, что у ВВС, ABC, NBC и других зарубежных компаний комментаторы на Олимпийских играх, как и на чемпионатах мира, знают намного больше.
Что касается социального статуса тренера, то знаю: хороший тренер должен быть диктатором – и в нашем футболе, и в зарубежном тоже. Человеком, умеющим настоять на своем. Конечно, связать узлом одиннадцать талантливых ребят, и чтобы они исполняли любую твою волю – разумеется, тут нужны сильная воля и жесткие требования.
Кто такой футбольный меценат, чиновник, менеджер, судья? Вы хотите, чтобы я это Вам прописал, как в словаре Даля? Дал определение каждого, кто в той или иной мере вовлечен в футбол? Статус каждого из них прописан. Есть рефери ФИФА, арбитры ФИФА – какое у меня право оспаривать этот статус! Я люблю великолепное выражение Евгения Серафимовича Ловчева: «А был пенальти? Били, значит, был!» Понимаете, есть просто данность.
