Анат Гарари - Рождение бабушки. Когда дочка становится мамой
– Я всю жизнь помню ее слова: «Всегда улыбайся; следи, чтобы волосы не закрывали твоего лица». Она любила повторять: «Не в одежде дело! Ты можешь надеть самое дорогое платье, но если у тебя будет сердитое лицо, на тебя никто даже не посмотрит. Ты можешь быть одета очень просто, но начищенные туфли и собранные волосы сделают из тебя красавицу».
Она называла меня «ди шёне» – красавица – она говорила со мной по-немецки, и благодаря ей я знаю язык. Английский я не знаю так хорошо, хотя и учила его в школе. Она была главным человеком в моей жизни. Это удивительно, как я помню все, чему она меня учила, и очень многое передала дальше моим детям. Это мне уже неподвластно, это укоренилось во мне, это уже часть моей жизни. Она часто говорила, что я очень похожа на ее дочку. Возможно, она пыталась найти во мне ее замену. Она же во многом заменила мне мать. Я делилась с ней секретами, советовалась, могла говорить с ней на любые темы – то, чего я не могла со своей мамой. Когда я шла с мамой по улице, я никогда не брала ее за руку или под руку; с бабушкой это было автоматически: мы всегда шли с ней под руку. До сих пор я часто говорю с ней; ее фотография стоит у меня в спальне, и я всегда смотрю на нее перед сном. Одну из фотографий я держу в моем молитвеннике. Мне ее очень не хватает, очень-очень…
Ее глаза блестят от слез.
– Она действительно была необыкновенным человеком, не просто бабушка. Она была… У нас были удивительные отношения…
Маргалит замолкает; вместе с ней молчат и остальные, каждая наедине со своей памятью.
Нарушает затянувшуюся на несколько минут паузу Това.
– Обратите внимание, что, несмотря на то, что, по вашим словам, вашей бабушке было очень важно, чтобы все внуки чувствовали себя на равных, вам было отведено особое место. Она даже «избрала» вас из всех служить «заменой» дочки, которая исчезла. Наверное, поэтому между вами установилась связь, которая обычно характерна для мамы и дочки.
Маргалит молча кивает. Видно, что ей по-прежнему тяжело говорить. В разговор вступает Нири:
– До сих пор вы все еще оплакиваете свое место, которое потеряли со смертью бабушки, – она с состраданием смотрит на Маргалит, – особое и важное для вас место бабушкиной любимицы-внучки или маминой любимицы-дочки. Вместо него осталось зияющее пустотой пространство. Вам тяжело смириться с тем, что больше никогда вы не будете ее избранницей.
Маргалит больше не в силах удержать слезы. Повернув голову на голос Товы, она продолжает беззвучно плакать.
– Я хочу вам сказать, – говорит Това, – что несмотря на боль и тоску, которые вы испытываете до сих пор, вам можно только позавидовать. Вам повезло, что у вас была такая бабушка, и вообще, что в вашей жизни был такой значимый для вас человек. У меня не было бабушки, потеряв которую я бы «осиротела». У меня была бабушка, которая не говорила на иврите, только на идиш, и она умерла, когда мне было четыре года. Я ничего не чувствовала по отношению к ней, и она была равнодушна ко мне. Так что я не храню воспоминаний о легендарной бабушке, мне не перед кем преклоняться и не с кого брать пример. Кстати, как вам известно, таких, как я, много; большинство детей послевоенного поколения в нашей стране не знают своих бабушек.
Рут, стараясь не слишком шуметь, чуть-чуть отодвигается от Маргалит.
– У меня тоже не было бабушки. Единственная бабушка, которую я наблюдала вблизи, – это бабушка моих детей, моя мама. Но для меня она, в первую очередь, мама. Честно говоря, я никогда не чувствовала себя ущемленной из-за того, что у меня нет бабушки, для меня это была норма. Как правильно подметила Това, ни у кого в моем классе не было бабушек, и я не помню, чтобы нам это мешало. Только сейчас, когда я сама стала бабушкой, мне вдруг стало себя жалко. Только сейчас, когда я беру на руки своего внука, обнимаю его, прижимаю его к себе, я говорю, какое это счастье! Как жаль, что мне некого было назвать бабулей, что никто вот так не держал меня на руках! Я, можно сказать, купалась в любви моих родителей, но это что-то совсем другое, – добавляет она еле слышно.
Нири, не сводившая глаз с Рут, беззвучно вздыхает и выпрямляется.
– Сегодня вы подошли к нашей теме, обратившись к рассказам о бабушках, которые у вас были или которых у вас не было. Похоже, что в настоящее время вы обращаетесь к этим воспоминаниям для того, чтобы определить для себя, какими бабушками хотите (или не хотите) быть вы сами. Мысленно возвращаясь назад, в детство, и рассказывая друг другу о бабушках, которых вы знали, вы, в принципе, составляете обобщающую характеристику, словно актер, изучающий все доступные ему материалы в процессе подготовки к новой роли. Возможно, вы спрашиваете себя, сможете ли вы быть такими бабушками, достаточно ли у вас необходимых «способностей».
Элла, которая слушала всех с большим вниманием, использует наступившую после слов Нири паузу и задумчиво произносит:
– Когда говорят о бабушках, я вспоминаю Рахель, бабушку моей лучшей подруги Оры. С тех пор как умерла моя мама – мне было тринадцать, когда это случилось, – я проводила у них массу времени; можно сказать, я выросла в их семье. Какая бабушка была у Оры! Я никогда не забуду, как однажды они пошли гулять – Ора и вся ее семья, в том числе и бабушка, – и я тоже присоединилась к ним. Мы гуляли по центру города; это было в субботу, и мы шли туда пешком. Нам купили мороженое, мы были счастливы! И вдруг я увидела в витрине магазина игрушек набор для рисования. Чего только там не было: фломастеры, карандаши, акварель, гуашь и даже кисточки и альбом. Я помню, как стояла там как загипнотизированная. Как я хотела такую коробку! – Элла сильно, до побеления сжимает переплетенные пальцы. – Хотела, но не произнесла ни слова!
Элла переводит взгляд на Нири.
– Примерно через месяц был мой день рождения. Ора пригласила меня к ним домой; я помню, она была в приподнятом настроении; ей было очень важно, чтобы я пришла. И там меня ожидал подарок: тот самый набор красок! Его купила ее бабушка. Я была так рада! Я этого никогда не забуду. Даже сейчас, когда я вам это рассказываю, у меня мороз по коже.
Она зябко передергивает плечами, поправляет накинутую на них шаль и выпрямляется.
– Как она заметила?! Она действительно была необыкновенная женщина; и, когда она умерла, я переживала, будто потеряла свою родную бабушку. С тех пор, – продолжает Элла еле слышно, – я всегда знала, что и я буду такой же. Что и я буду прислушиваться к желаниям моего внука и даже стараться их предугадать, и, конечно, выполнять. Потому что у бабушек есть особый глаз, и широкое сердце, и готовность баловать. Есть любовь, которую они хранят специально для внуков; и это совершенно иначе, чем с детьми. Да и к тому же у нас есть для них свободное время.
– Точно так ведет себя моя мама со своими внуками, – говорит Клодин. – Она всегда говорила нам, ее детям: «Вы – скорлупка от ореха, а вот ваши дети – ядрышки».
Това хихикает от неожиданности, когда слышит это сравнение; и Клодин, улыбаясь, обращается к ней:
– Да, мы – скорлупа от ореха! Мы никогда не могли понять, как такое может быть: ведь для нас дети – это самое дорогое в жизни. Зато теперь – и я еще по-настоящему не знаю, что это, – он ведь все еще внутри – я уже чувствую, насколько моя мама права, потому что я вижу, как я его жду… как не знаю чего. Это ни на что не похоже, я никогда такого не испытывала. Когда моя мама звонит узнать, что слышно, она не спрашивает меня, как я себя чувствую, а сразу спрашивает о внуках, о каждом, не забывает никого. Эта любовь – особенная. Так что только оттого, с каким чувством я его жду, я уже могу вам сказать, что внуки – это совсем другое дело.
Това по-прежнему смотрит на раскрасневшуюся от возбуждения Клодин.
– Дочка – это не внучка, а бабушка – не мать. Та же самая женщина может по-разному вести себя со своими детьми и внуками. К примеру, моя мама. Она человек очень требовательный и, я бы сказала, черствый. У нее немецкий педантичный характер; находиться рядом с таким человеком совсем нелегко. И несмотря на это, моя дочка к ней очень привязана и очень ее любит. Так казалось бы, живи и радуйся, но – нет, ей постоянно что-то мешает. Недавно она пришла ко мне с новыми претензиями: как это Ширли позволяет себе рожать от него детей, не поженившись?
Она переводит дух и поясняет:
– Они решили не жениться. Мне это тоже мешает, но я не говорю ни слова. Может, потому что мои отношения с отцом Ширли не могут служить для нее примером удачного брачного союза. В любом случае я не пыталась на них как-то повлиять; это они должны решить сами. Короче, когда мама мне это сказала, я подумала, – Това повышает голос и переводит взгляд на Нири, – она знает ее парня и хорошо к нему относится; там уже есть ребенок в животе, так зачем вообще, об этом говорить?! Где ее логика? Мне тяжело ее понять. Но в основном она намного мягче по отношению к моей дочке, чем ко мне. Даже сейчас. С Ширли она совсем другой человек. Кстати, мне иногда кажется, что мой папа должен был сделаться больным и беспомощным для того, чтобы она до него дотронулась. Зато теперь она преданно за ним ухаживает; она всегда делает то, что положено.
