Валерий Хорев - Ремонт и реставрация мебели и предметов антиквариата

Чтобы состарить дерево, кожу и другую органику, их следует, что называется, замызгать и замусолить грязными руками, грязной тряпкой и тому подобными гадостями. В отдельных случаях бывает полезно и даже необходимо затереть поверхность масляной краской соответствующего оттенка, а, например, кожу – обувным кремом. Кость неплохо принимает спиртовые красители, морилки. Для древесины лучше всего битумный лак.

И вообще – чем больше тереть старинную вещь хотя бы просто тканью, тем лучше она делается.

Наконец, последняя операция призвана закрепить результаты, чтобы в дальнейшем отреставрированный предмет не изменялся с течением времени. Это не так просто, как может показаться на первый взгляд. Например, тщательно расчищенная поверхность железа, высушенная и покрытая, скажем, натуральным воском, через полгода-год способна снова пойти пятнами ржавчины. Это оттого, что простой сушки мало, предмет надо выдержать в нагретом (причем не слегка, а буквально до 150–200 °C) состоянии хотя бы час, удалив тем самым абсорбированную воду буквально до последней молекулы. И тотчас, по-горячему, покрыть воском или промаслить!

Пчелиный воск является идеальным консервантом решительно для всего, притом он нейтрален и совершенно неподвластен времени. В Египте найдены образцы воска, возраст которых исчисляется тысячелетиями, и он ничуть не изменился. Плохо одно: консервация воском создает на поверхности заметную пленку, которая, собственно, и дает защиту, но визуально отнюдь не украшает экспонат. Образцы оружия, имеющие, как правило, более или менее блестящие поверхности, после воскования становятся тусклыми. В музейной реставрации этот аспект во внимание не принимается, но владельцы частных коллекций более придирчивы к экстерьеру своих сокровищ. И потом – музейные экспонаты годами пылятся в запасниках и витринах, не зная прикосновения рук, а их приватизированные сородичи, как правило, то и дело извлекаются из ножен и футляров, любовно протираются, смазываются и т. д.

Поэтому применительно именно к частным собраниям предпочтительнее не восковать, а, как было сказано, смазывать любимые «железки» минеральным маслом. И ни в коем случае не растительным, так как все растительные масла на воздухе постепенно полимеризуются[11] как самая простая олифа.

Впрочем, некоторые минеральные масла также окисляются и твердеют, например, солидол, в то время как другие – обычно жидкие, наподобие машинного, – высыхают. Проще сказать, смазав клинок машинным маслом, вы через месяц не найдете даже его следов. Зато жидкие сорта абсолютно незаметны, а при регулярном уходе высохнуть не успеют. Кроме того, жидкое масло (как и керосин, и солярка) способно растворять ржавчину, и слегка «прихваченный» клинок бывает достаточно умастить этой целебной жидкостью, чтобы через пару дней обычной тряпкой стереть с него рыжую грязь.

Мелкие предметы очень полезно вываривать в масле, так как при этом оно проникает довольно глубоко, заполняет микроскопические поверхностные поры, которые всегда есть, а потому и защищает, и держится долго.

Сказанное относится, конечно же, только к железу и стали, потому что цветные металлы и сплавы ни в какой консервации не нуждаются. Например, медь самооксидируется и, будучи регулярно натираема сухой тканью, приобретает неповторимый темный глянец. То же и с латунью, и с бронзой.

Перед тем как поставить точку, еще раз: нет лучшего способа сохранения предмета старины, чем регулярный осмотр, уход, протирание и т. д., включая, разумеется, любовное созерцание. Старина умирает только в небрежении, от заброшенности и невнимания!

Реставрация холодного оружия

Здесь настоящее царство клинка.

Кинжальные и сабельные клинки всюду: в руках, в мастерских, дома на полках, в углах, в нишах, на полу; клинки старые и старинные, клинки новые, целые и поломанные, оправленные и голые, местные и пришлые.

Не знаю, кому как, но на мой взгляд, «холодная» старина вообще и работа с ней в частности гораздо интереснее, чем возня со всякими кремневыми ружьями и другими стреляющим гостями из прошлого. Наши далекие предки были, вероятно, правы, когда подвергали стрелков из порохового оружия жестокой казни после соответствующих пыток, не распространяя на них благородного статуса военнопленных. О том, как относились (поначалу, естественно, пока не привыкли) японцы к обладателям фитильных ружей и как с ними обходились, на ночь лучше не вспоминать. Заодно и раны от пуль почитались позорными, не достойными звания самурая (у них) и честного рыцаря (в Европе). Со временем (и довольно быстро), конечно, привыкли, атрибут «нечистоты» с фузей и мушкетов был снят раз и навсегда, но все же стальной клинок по-прежнему несет на своей полированной глади отсвет некоей специфической духовности, а вот громогласные стволы, какими бы они ни были, – гладкими или нарезными, литыми, радиально кованными или дамасковыми, простыми или насеченными золотом – ничего, кроме смерти и увечий, не несут со времен своего появления на исторической сцене. Оно, конечно, клинки в этом смысле тоже не без того, но на них, по крайней мере, приносили и до сих пор приносят крепкие клятвы, ими лечили, посвящали в рыцари, отводили порчу и т. д. Напрягитесь и попробуйте вообразить обряд посвящения посредством ружья… Чисто внешне, конечно, проделать такую процедуру несложно, только проку будет ноль, одна показуха, потому что огнестрельное оружие было и остается абсолютно бездуховным – так, пустая механика[12].

Забавно – эта ужасная отповедь написана человеком, страстно влюбленным в стрельбу, с детства занимавшимся ею и способным «пулять» из чего угодно часами без малейшего перерыва. Однако влюбленность не отменяет сказанного, и думаю, очень многие согласятся с автором. Кроме того, мне частенько приходит в голову интересная мысль (как правило, во время просмотра «ужастиков» с мертвецами и прочими зомби), а именно: все эти материальные создания тьмы безразличны к пулям, часто даже к серебряным, но ни один из них был бы не в силах продолжать свои мрачные подвиги, если отсечь ему голову, а заодно вообще разрубить на несколько фрагментов хотя бы и самым простым, не заговоренным или волшебным клинком. Только почему-то герои именно этого и не делают, а безнадежно давят и давят на спуск.

После такого вступления не остается иного выхода, как на нескольких живых примерах проиллюстрировать хотя бы часть из описанных выше приемов и способов реставрации оружия, а также отобразить сам подход к предмету, начиная с момента попадания его в ваши руки.

Строго говоря, именовать эту саблю (рис. 65 а) персидской не совсем правильно, так как налицо несоответствие форм клинка и рукояти общепринятой традиции. Дело в том, что мы видим турецкую каплевидную (чрезвычайно удобную в работе) рукоятку, посаженную на слабоизогнутый клинок иранского (персидского) типа.

Подробнее: тогда как иранские клинки в абсолютном большинстве случаев представляют собой часть дуги окружности с постоянным прогибом по всей длине, турецкие обычно имеют переменный прогиб, пологий у рукояти и более крутой – от центра к острию, наподобие хоккейной клюшки.

Из-за этого возникает проблема их извлечения из ножен, с каковой целью от устья вдоль спинки делается прорезь длиной до 250 мм – в зависимости от формы конкретного клинка. «Персючки» же вылетают на белый свет совершенно свободно, как в данном случае, без всяких прорезей.

Иранские рукоятки не имеют каплевидных утолщений, а просто изгибаются книзу сужающимся крючком, что создает, по сравнению с турецкими, определенные неудобства при длительной работе, особенно если ладонь вспотела и скользит (рис. 65 б).

Рис. 65

Таким образом мы имеем разночтение, к счастью, абсолютно не принципиальное, поскольку Иран и Турция являются близкими соседями и их оружейные традиции в значительной степени перекрывают одна другую.

Рис. 66

Главное не то, чья сабля перед нами, а то, что мы видим экземпляр в серебряном приборе почти абсолютной сохранности, с рукоятью слоновой кости и почти наверняка с булатным клинком. Однако этого, увы, мы теперь уже не узнаем – несмотря на полную сохранность серебра сам клинок (рис. 66) и рукоять пострадали не просто сильно, а катастрофически.

Когда-то, скорее всего давно, злосчастная сабля попала в даже не сырое, а мокрое место, причем, судя по локализации разрушений, вода едва ли не капала на середину ножен, год за годом пропитывая древесину, разрушая кожу и оржавляя сталь клинка. Потом саблю положили-таки в сухое место, отчего половинки ножен искривились и разошлись по центру, кожа лопнула и частично осыпалась, а клинок принялся ржаветь с утроенной скоростью от свободного контакта с воздухом (рис. 67).