Валерий Хорев - Ремонт и реставрация мебели и предметов антиквариата

Приведу краткий перечень самого необходимого. Итак, в углах, ящиках, под столом и на полках мы должны иметь под рукой:

– металлический лист всевозможных толщин (0,5—10 мм) из всевозможных же металлов: сталь горяче– и холоднокатанная, красная медь, латунь, бронза и мельхиор. Этого вполне достаточно для восполнения каких угодно утрат. Разумеется, ни к чему покупать и ставить к стенке тяжеленные листы размером 2 х 2 м, хватит нескольких кусков формата А4 (стандартная офисная бумага).

Поскольку мы хотим иметь дело со старинным оружием, ни алюминий, ни титан, ни магниевые сплавы нам точно не понадобятся. Это относится не только к листовому прокату, но и к проволоке, пруткам, уголкам и т. д. А вот разновидностей внутри каждой группы лучше иметь несколько. В основном это относится к бронзе, поскольку она, в отличие от латуни, сильно меняет цвет в зависимости от рецептуры.

То же и со сталью: для ремонта кремневых и капсюльных ружейных замков иногда требуется изготовить новые пружины, и тут без калящихся высокоуглеродистых марок никак не обойтись, хотя и особого разнообразия не требуется – вполне достаточно куска рессорной 65Г толщиной 6–8 мм и аналогичной проволоки диаметром 2–5 мм (вот почему нельзя выбрасывать никакие старые пружины, особенно часовые, где в заводных барабанах скрываются чудесные плоские «улитки», отменно закаленные и совершенно незаменимые в целом ряде случаев, – например, для монтажа металлических ножен шпаг, сабель и штыков);

– древесина разных пород и в различном виде (доска, брус, кругляк и пр.). Для восстановления рукояток холодного оружия, изготовления ножен, а особенно для всяческих ружей– пистолей требуется дуб (простой и мореный), орех нескольких оттенков, бук, береза, красное дерево, ясень, акация, самшит, абрикос, вишня, слива, груша, шелковица, кизил, магнолия и еще десяток… ладно, шучу, хватит и половины.

Проблема в том, что при восполнении утрат приходится подбирать кусочки и врезки не произвольного цвета, тона и текстуры, а такие, чтобы они хоть немного совпадали с оригиналом, иначе заплатка будет бросаться в глаза. Здесь незаменимо старое дерево, едва ли не единственным источником которого служит разная поломанная мебель хотя бы вековой давности, когда еще не ведали окаянной ДСП, а дверцы шкафов и шифоньеров мастерили из натурального массива ореха и дуба. Древесина подобной выдержки всегда темная, успевшая неторопливо окислиться и высохнуть «в ноль», и никакая свежатина с ней не сравнится.

Деревянный ассортимет накапливается годами, хороший мастер везде и всюду, аки волк, рыщет и тянет в дом чурбаки выпиленных садоводами фруктовых деревьев и ореха, подбирает в парках клен и акацию, не брезгует ничем, и когда нибудь такое собирательство непременно окупается сторицей;

Что касается всевозможной «химии», то все ее потребные для реставрации виды подробно описаны в начале книги, а их применение для оружия не отличается никакой спецификой по сравнеию с прочей стариной.

И последнее. Качество конечного продукта напрямую зависит от качества инструмента и общей культуры вашего мини-производства. Свалка в мастерской говорит о том, что здесь орудует ремесленник, склонный к богемному мансардному быту, но никак не художник или просто квалифицированный мастер. Богемный бедлам хорош для обитателей Монмартра, а нам с вами более приличествует немецкий орднунг. Какова обстановка, такова и реставрация (рис. 59).

Рис. 59

Технология

Потом залили это все шампанским.

Он говорит: «Вообще, ты кто таков?

Я, например, наследник африканский!»

«А я, говорю, – технолог Петухов!»

Один мой хороший знакомый, ювелир и оружейник высочайшей квалификации, рассказывал, что когда он преподавал в художественном училище основы ювелирного дела, бравые студенты часто говорили что-то вроде: «Да какие проблемы с технологией? Все процессы многократно расписаны в книгах до тонкостей, без утайки, – бери и делай!» И он в ответ на юношеские демарши отвечал так: «Запомните: технология – самое хитроумное, запутанное и ответственное, что есть в работе с металлами вообще и в ювелирке – в частности. Малейшая неточность дозировки, навески, времени или температуры чаще всего приводит к неприемлемому результату, к фатальному браку».

Всякий, кто хоть однажды пробовал себя на поприще более или менее сложной «возни» с железками (а также с медяшками, бронзой ит. п.), подтвердит, что то и дело приходится сталкиваться с, казалось бы, элементарной, но мистическим образом неразрешимой проблемой именно технологического порядка. Так, упомянутый знакомый однажды золотил орден Ленина, уж не знаю, для кого и для чего. Операция достаточно элементарная, отработанная им в мелочах, деланная сто– и тысячекратно[4]. И вот, будто по злому волшебству, орден превосходно золотился. Весь! Кроме ушка! И никакие эксперименты, никакие ухищрения не принесли победы. Много позже, после кропотливых исследований, он пришел к выводу, что из-за малых размеров ушка плотность силовых линий электрического поля была слишком велика, и требовалось поставить некий экран, чтобы ее «разбить». Но это схема, пересказанная мною, а попробуйте представить детали: какой именно нужен экран, его размеры и материал, расстояние от изделия и т. п., – и скажите после этого, проста ли наука технология?

В заводской практике есть принцип: для изготовления детали такого-то класса точности нужен инструмент классом выше, и никакие варианты не проходят. В реставрации (оружия ли, мебели или украшений – неважно) это правило действует столь же неукоснительно, и чем качественнее будут ваши горелки, напильники, весы и химикаты, тем проще достичь желанного результата, когда, глядя на плоды трудов, не хочется удавиться и даже не очень стыдно.

Отбросив лирику, полный технологический цикл реставрации оружия может быть разделен на несколько вполне отчетливых этапов:

– оценка предмета;

– разборка (по возможности) и расчистка;

– восполнение утрат;

– старение новодельных фрагментов;

– консервация.

В зависимости от состояния предмета какие-то из них могут быть пропущены (например, восполнение утрат, каковых может просто не быть), а какие-то являются обязательными в любом случае.

Теперь по порядку.

Это не оценка стоимости в денежном выражении, потому что на процесс реставрации данный фактор, в общем-то, напрямую не влияет, хотя ваше личное отношение, безусловно, изменится от осознания факта, что, например, взятая в работу сабля стоит несколько тысяч пресловутых «у.е.»[5].

Под оценкой следует понимать составление, по возможности, исчерпывающего представления о датировке, месте изготовления, материале и состоянии предмета вооружения. Достигается это длительным, внимательнейшим разглядыванием его (с обязательным привлечением оптики), изучением литературных источников (например, для расшифровки клейм), осторожными пробами металла и т. д.

Как правило, составить верное представление навскидку, с первого взгляда, бывает сложно, требуется какое-то время на осмысление, поиск и «переваривание» информации, в результате чего порой мнение изменяется на прямо противоположное. Так, иногда превосходный образец в чудной сохранности после близкого знакомства оборачивается тем, чем он изначально и был – новоделом или мешаниной из старых и современных деталей.

К сожалению, специфическое умение «видеть» подлинность не поддается теоретической тренировке, – обязательной является постоянная возня с настоящей стариной, и чем она плотнее, тем больше проясняется ваш соколиный взор, и тем меньшее время потребуется вам для генерации достоверного суждения.

Атрибутирование предмета (т. е. «привязка» его к конкретному историческому периоду, региону, стране или мастеру, разновидности и т. п.) обычно сопровождается некоторым снижением заявленного или предполагаемого владельцем возраста.

Это просто какой-то психологический парадокс – выдавать желаемое за действительное и назначать ржавой железке срок жизни лет на сто больше, чем в действительности. Почему-то особенно народ не любит благословенный XIX век, упорно не желая оскорблять любимый клинок или «ствол» презренным 18…каким-то годом, а непременно назначая дату рождения столетием раньше[6].

Характерный пример: однажды я видел французский армейский капсюльный пистолет, где сбоку на ложе, у ствола, были выбиты цифры «1801». Однако, как известно, капсюльные замки[7] появились (в разных странах по-разному) в период с 1815 по 1820 г. На стволе, между тем, читался действительно реальный год – 1854-й.

Скорее всего, имела место переделка старого ударно-кремневого образца под более современный капсюльный замок, для чего перестволили готовую ложу хорошего качества. Так как выбивать год изготовления на ложе (да еще довольно-таки криво) было не в привычках оружейников-индивидуалов, работавших на солидную публику, перед нами явный табельный арсенальный образец. Также случалось видеть капсюльное охотничье ружье, датированное (по сертификату) серединой XVIII века – это когда даже самих ударных воспламеняющих составов еще не было изобретено[8].