Дмитрий Лесной - Русский преферанс
Игра в старину большая велась и в английском клубе, и старые старшины говаривали, что записные игроки суть корень клуба; они дают пищу его существованию; прочие же члены служат только для его красы, его блеска. Доход от карт в былые годы доходил ежегодно почти до полутораста тысяч рублей. Можно судить, как велика была здесь игра. Я думаю, ещё многие из членов этого клуба помнят генерала Су-а, что играл в пикет и палки по 25 руб. за фишку. Опытные игроки говорят, что всякая игра более или менее азартна, т. е. более или менее подвержена случайности. Обыкновенно азартными играми называют игры бескозырные. Но и так называемые коммерческие игры иногда опаснее неопытным новичкам: против них могут действовать умение противника и случайность в сдаче ему хороших карт, не говоря уже о некоторых соображениях, при которых хорошие карты непременно очутятся в его руках. В старое время, как мы выше говорили, общепринятая игра была бостон. Кто-то сказал, что в ней неминуемо иметь дело с двумя неприятелями и одним предателем, который идёт тебе в вист. Всякая игра — бой: умение умением, но есть и доля счастия, и несчастья, то есть случайности, следовательно, азарта. Есть люди, предопределённые роковою силою неминуемому проигрышу. Американец Толстой говорил об одном из таких обречённых, что начни он играть в карты сам с собою, то и тут найдёт средство проиграться.
В сороковых годах в N-ском гусарском полку служил богатый смоленский помещик Ба-ов, который очень любил играть в карты, но и очень боялся играть с незнакомыми. Он платил большие деньги за объяснение разных шулерских приёмов. Так, у него была серебряная шестёрка, которая при загибе угла превращалась в семёрку. Она была так искусно подделана под настоящую, что даже самый опытный глаз не мог этого заметить. За эту шестёрку он заплатил какому-то искуснику 2 тысячи руб.
Тоже некогда наделавшая столько шуму в обеих столицах зрительная труба с сильно увеличивающими стёклами, изобретённая каким-то моряком В., настоящим профессором карточной пёстрой магии, была им куплена чуть ли не за 5 тысяч руб. Эта труба наводилась на играющих и из другой комнаты давала возможность легко отличать не только карты, но даже читать на них едва заметный теневой крап, т. е. меченый.
Нигде азартные игры не достигали таких чудовищных размеров, как в Москве; в этом отношении также славился в былые времена и Тамбов. В Москве беспрестанно случались самые скандальные истории, где главная роль принадлежала картам. Так, в первых годах нынешнего столетия там был накрыт русским Сартином,[99] обер-полицмейстером Н. П. Архаровым, большой игорный дом, содержимый парижским искателем приключений Дюкро, известным более под именем Перрена. Ловкий француз был большой мастер своего дела; он выдавал себя за несчастного эмигранта, потерявшего всё состояние во время революции, но в сущности это был прехитрый шулер, погубивший многих молодых людей из лучших фамилий. У него была для виду квартира на Мясницкой, в доме Левашова, но настоящее его логовище было за Москвою-рекою, в Кожевниках, в доме Мартьянова, где собирались играть и кутить. У этого содержателя притона было много помощников обоего пола. В Кожевниках содержала квартиру мадам Пике и жила с хорошенькою швеёю Шевато. Здесь играли в фараон, какой-то немец Мозер, в качестве домашнего друга, держал банк. По показанию хозяйки дома Пике, что в этом доме делалось, она сказать не могла, так как некоторые посетители не встречались друг с другом и их принимали в особых кабинетах и они при входе виделись только с одним Перреном. Там бывали и женщины и, как признавалась мадам Пике, как низко она сама ни упала, но стыдится объяснить всё то, на что эти женщины решались и на что способны решиться. Когда был сделан обыск этой квартиры, то в особом кабинете была найдена небольшая лаборатория, собрание разных физических и оптических инструментов, много книг и рукописей по части алхимии, астрологии и магии, наконец, несколько тетрадей с разными рецептами и средствами к сохранению молодости, красоты, обновлению угасших сил, возбуждению сердечной склонности, пропасть склянок с разными настойками и другими неизвестными жидкостями, множество заготовленных на разных составах конфект и, главное, сверх того, большое количество фальшивых и краплёных карт и подделанной зерни. Как содержатель этого игорного дома Перрен, так и его сотрудники все были высланы за границу.
Главной жертвой этого Перрена был князь Александр Николаевич Голицын, внук знаменитого фельдмаршала князя Михаила Михайловича старшего и сын обер-гофмаршала Екатерины II князя Николая Михайловича. Этот князь Голицын отличался крайним самодурством, за которое в Москве его прозвали именем оперы, бывшей в то время в большой моде, «Cosa rara». Про Голицына рассказывали, что он отпускал ежедневно кучерам своим шампанское, что он крупными ассигнациями зажигал трубки гостей, что он бросал на улицу извозчикам золото, чтобы они толпились у его подъезда, и пр., и пр. Голицын имел 24000 душ крестьян — разумеется, всё это громадное состояние пошло прахом. Голицын проиграл Перрену несколько сот тысяч; он подписывал векселя не читая, сумма прописанных денег на последних ставилась не буквами, а цифрами, так что заимодавцы, на досуге, легко приписывали к означенной сумме по нулю, а иногда по два и по три. Все прочие действия и расходы этого барина были в таком же поэтическом и эпическом размере. В последние годы своей жизни он получал приличное денежное содержание от племянников своих, светлейших князей Меншиковых и князей Гагариных. Никогда он не сожалел о своей прежней пышности и о прежнем своём высоком положении в обществе, а наслаждался по возможности жизнью, был всегда весел духом, а часто и навеселе. Князь Вяземский говорит, уже принадлежавши Екатерининскому времени, он ещё братался с молодёжью и разделял наши невинные и винные проказы. В старости он сохранял вельможескую наружность. Жуковский, нашедши его, по приезде в деревню к молодому Вяземскому, близким домашним человеком и, пеняя ему за некоторые другие его знакомства и связи, похвалил его за то, что он умел привлечь к себе такого степенного и почтенного старичка. Разумеется, он вскоре разглядел его и часто сам смеялся над своим скорым и опрометчивым заключением. Жена этого Голицына, урождённая Вяземская, при жизни его вышла замуж за графа Льва Кир. Разумовского. Князь Голицын, несмотря на шум в обществе, который наделал этот брак, не переставал вести дружбу с графом Разумовским, часто обедывал у своей жены и нередко даже с нею показывался в театре.
Жена Разумовского, «отпущенница» Голицына, графиня Марья Григорьевна, под старость,[100] как и её первый муж, сильно любила азартную игру. Играла она больше в рулетку на водах и особенно в Монако, куда её приводили почти дряхлой старухой. Страсть наших бар к публичной азартной игре в Гомбурге, Эмсе, Бадене, Ахене, Спа и др. развилась почти с учреждением в этих местах игорных домов, и многие из русской знати избрали постоянным своим местом пребывания преимущественно Баден и Гомбург, где купили себе прекрасные виллы и дома. Начало рулеток в курортах надо приписать закрытию публичных игорных домов в Париже. Хотя последнее обстоятельство и расплодило там множество тайных притонов игры, но доход с этих заведений обогащал хорошеньких патронесс и их молодцов-греков. Здесь кстати сказать, откуда взялось название во Франции шулера греком. В конце царствования Людовика XIV один греческий дворянин по имени Апулос был допущен ко двору. Он участвовал там в игре так удачно, что вскоре возбудил подозрение по своему огромному счастью. Однако, несмотря на удивительную ловкость, он был пойман в плутовстве и сослан на галеры на 20 лет. Это происшествие наделало много шуму, и с этого времени всякого желающего поправить свои дела бесчестным образом начали называть Апулосом или просто греком.
Но, возвращаясь к истории рулетки, мы видим, что рыцари trente et quarante, по закрытии их домов в Париже, оставались в бездействии и праздности, теряя даром золотое время. Привыкшие к огромным барышам такие хозяева игорных домов Беназе и Брисоль придумали найти для своих операций новое местечко, и вот они отправились на благодатный немецкий Рейн, на берегах которого было рассеяно много владений мелких немецких князей, и предложили им самые выгодные, самые щедрые предложения, получили привилегию, и рулетки с trente et quarante раскрыли свои заманчивые столы, и в курзал Бадена стало съезжаться народу более чем в двадцать раз против прежнего. Из всех мест на Рейне, где шла публичная игра, самая сильная была в Гомбурге. Банк отвечал там 400 000 франков и высшая маза или ставка 12 000 франков: игра там продолжалась круглый год с 11 часов утра до 11 часов ночи. В Гомбурге некто Гарсиа выиграл более миллиона франков и три наших соотечественника сорвали несколько банков. Рулетка изобретена в Париже и введена в употребление в первый раз в салонах отелей Живри и Суасон, знаменитых по страшной игре, которая там происходила. Впоследствии братья Перрены усовершенствовали её. Сначала они имели только номера, числом 36, и два цвета — чёрный и красный. Перрены прибавили к ней чёт и нечет, manque и passe, первую, вторую и третью дюжину, три колонны и, главное, два зеро, т. е. два плие или два такса, при которых все проигрывали. Игра в рулетку — самая азартная из азартных: в несколько минут можно потерять всё состояние; в trente и quarante есть ещё какой-нибудь расчёт, который может руководить опытного и благоразумного игрока, в рулетке же никакого. Рулетку не раз подвергали своим плутням шулера: один из таких — старый геометр — сделал рулетку, в которой чёрные клетки были несколько побольше, чем белые, для того, чтобы шар в своём ходе имел более шансов падать на первые, чем на вторые. Чуть ли некогда в Петербурге, в одном игорном доме, прозванном «Мельницей», было сделано очень хитрое такое усовершенствование, и в игральном столе находили скрытый механизм, который направлял, по воле хозяина, шарик в клетку чёт или нечет. Маленькое движение под столом сжимало все чёты, если он видел, что в чёте стоит больше денег, и шар принуждён был идти туда, куда не был преграждён вход. В то время, как это происходит, понтёр считает красные и белые, справляясь с вероятностью, но что значат самые учёные выкладки против лёгкого движения коленом.