Мода, история, музеи. Рождение музея одежды - Джулия Петров
В тот период мода, проникшая в залы музеев, экспонировалась в соответствии со специфическими стандартами. По словам Луки Маркетти, первые выставки моды следовали одной из двух моделей концептуальной организации: в одной акцент был сделан на их коммерческой прибыльности, в другой – на описании их декоративной эстетики (Marchetti 2016: 207). Подобные кураторские взгляды на моду в музее, безусловно, относились к числу традиционных, однако прежде чем театральность и эффект присутствия стали нормой в организации выставок, сформировались и другие подходы. Наоми Таррант в обзоре, посвященном развитию теории моды, писала, что в зависимости от характера коллекции музеи могут выбирать экспозиции, построенные на стилистических изменениях силуэта с течением времени, показывать одежду, отражающую традиции и вкусы конкретного региона, или представлять творчество известных в мире моды людей (Tarrant 1999: 19–20).
Визуальное осмысление моды как отражения социокультурной эволюции составляло лишь часть более общей тенденции к систематизации мирового багажа знаний (Maroevic 1998); так называемый научный подход к изучению этого феномена (Cunnington 1947) представлял собой один из аспектов методологии. Развитие светского политического государства и одновременно рост терпимости к многообразию религий начиная с раннего Нового времени и на протяжении всего XIX века привели к тому, что реликвии, традиционный атрибут религиозного культа, отчасти утратили духовное значение, зато приобрели историческое, свидетельствуя о рождении новой веры, основанной на мифологизации социального прогресса и воплощенной в культурной ностальгии (Sandberg 2003). В прогрессистском мышлении время приняло материальную форму (см. седьмую главу): считалось, что развитие интеллекта и достижения человека выражаются в осязаемых предметах – объектах промышленного производства, и музеи были призваны это продемонстрировать. Несмотря на усиливающееся стремление общества к рациональности и практичности, интерес к личному не угас; реликвии постепенно стали восприниматься как историческое свидетельство жизни предков, но их необычайные вневременные качества не утратили ценности: «Когда мы прикасаемся к вещи, некогда находившейся в непосредственном контакте с телом одного из наших кумиров, мы, с одной стороны, испытываем волнующее чувство, с другой – ощущаем личную, осязаемую связь с прошлым» (Ribeiro 1995: 5). Костюм, представляя собой своего рода слепок тела, в особенности стимулирует зрителей отправиться в мысленное путешествие во времени и пространстве, на уровне психики погружаясь во времена и нравы прошлого (см. седьмую главу): «Он позволяет широкой публике окунуться чуть глубже в прошлое» (History in Clothes 1962: 9). Особенно наглядно иллюстрируют этот тезис выставки с участием восковых фигур – от изображений монархов в Вестминстерском аббатстве до исторических героев и антигероев мадам Тюссо: в обоих случаях восковое «тело» выглядело правдоподобно и удачно служило для демонстрации одежды, причем одежды, действительно принадлежавшей изображенному персонажу (подробнее об этом см.: Timbs 1855: 753–754). Когда музеи в экспозициях костюма использовали восковые манекены, как, например, Парижский музей костюма (ныне Музей моды города Парижа, ил. 1.3), им удавалось оживить известных исторических личностей:
Исполненные чувства собственного достоинства восковые фигуры, одетые в на удивление хорошо сохранившиеся старинные костюмы, выглядят почти как живые. Прически, выражения лиц, совершенство каждой детали – все это помогает с поразительной точностью воссоздать облик знаменитостей и персонажей прошлых эпох (Depreaux 1920: 63).
1.3. Открытка. Восковые фигуры в костюмах из коллекции Общества исторического костюма и музея Карнавале. Без даты. Из собрания автора
Проходя мимо таких витрин, легко было вообразить – вслед за автором процитированной рецензии, – что вы обменялись взглядом со славными героями французской истории.
Хотя функции галереи моды как реликвария кураторы смогли описать в технической литературе лишь начиная с середины ХX века, ученые, например Марк Сандберг (Sandberg 2003), убедительно показали, что посетители музея воспринимали ее таким образом и в более ранние периоды. Мотивацию такого подхода четко объясняет Цилла Халлс:
Если коллекционировать костюмы исходя из определенных установок, они гораздо больше, чем любая другая музейная коллекция могут рассказать нам, как выглядели, что чувствовали и как жили люди той или иной эпохи. Одежда – своего рода оболочка, остающаяся после живого человека и отражающая его вкусы, убеждения, образ жизни, а порой даже мимолетные настроения радости и печали с большей точностью и непосредственностью, чем любые другие произведения искусства или ремесла, создание которых занимает больше времени, так что они утрачивают спонтанность, и которые стоят дороже, то есть остаются прерогативой богатого меньшинства. Хлопоты и трудности, сопряженные с подготовкой содержательной и увлекательной экспозиции, всегда оправдывают себя и, вероятно, больше содействуют популярности музея у публики, нежели любой другой аспект работы куратора локального музея широкого профиля (Halls 1968: 303).
Посетители по собственному опыту взаимодействия с одеждой считывают личные качества бывших владельцев, а поскольку образцы исторической моды постоянно мелькают в театре, живописи, кино и среди маскарадных костюмов (не говоря уже о семейных коллекциях винтажной одежды, относящейся к не столь далекому прошлому), посетители музея лучше помнят облик исторических костюмов, чем можно было бы предположить. Интерес к моде в музеях и ее притягательность для посетителей, несомненно, объяснялись именно этим. Тем не менее Карин Джин Харрис писала:
В конце концов, одежда, как и другие музейные экспонаты, составляет часть нашей культуры и наследия, а большинству людей присуще желание больше узнать о своих предках и оживить некоторые собственные воспоминания (Harris 1977: 1).
Однако оставалось неясным, как именно подлинный предмет одежды в музее может обогатить знания, полученные благодаря изображениям и описаниям костюмов в других источниках.
Обоснование присутствия моды в музее
Таким образом, пусть мода, прежде лишь скользившая по внешней орбите музея, и проникла в его стены, вопросы о предназначении такого рода экспонатов в более широком смысле оставались без ответа: способна ли мода точно отражать историю, подталкивать к размышлениям, вдохновлять на создание подобных изделий? Более того, должна ли она выполнять хотя бы одну из перечисленных функций? Подсказаны ли они самим материалом изделий?
Долгое время никто и не пытался ответить на эти вопросы из‐за живучести предрассудков. Главным из них можно назвать ассоциацию необходимых куратору и хранителю отдела костюма технических навыков, с тем, что Лу Тейлор (а вслед за ней и Александра Палмер) называет «женскими домашними занятиями»[6] и «чем-то из разряда непрестанной заботы о детях, вроде смены пеленок» (Taylor 1998: 348; Palmer 2008a: 47–48,
